Марк Твен - Янки при дворе короля Артура

— Къ чему мнѣ было выпускать тебя изъ рукъ, чтобы ты избѣгъ висѣлицы, когда ты главная причина нашей казни? Ступай-ка лучше!

"Ступай-ка!" это было ихъ особенное выраженіе. Мнѣ хотѣлось улыбнуться. Какъ странію выражаются эти люди.

Онъ считалъ, что поступилъ совершенно справедливо въ этомъ дѣлѣ и потому я пересталъ съ нимъ спорить. Если вы не можете предотвратить несчастье какими-либо документами, то этого не слѣдуетъ и домогаться. Это не было въ моемъ способѣ дѣйствій и потому я сказалъ:

— Васъ не повѣсятъ. Никто изъ насъ не будетъ повѣшенъ.

Оба расхохотались и рабъ сказалъ:

— Раньше не считали тебя сумасшедшимъ. Тебѣ необходимо сохранить твою репутацію, тѣмъ болѣе, что это не надолго.

— Но тѣмъ не менѣе, я подтверждаю это. Ранѣе завтрашняго утра мы уже болѣе не будемъ въ тюрьмѣ и можемъ идти, куда намъ вздумается.

Стражъ почесалъ за ухомъ, вздохнулъ полною грудью и сказалъ:- Вы уже не будете болѣе въ тюрьмѣ… да… да… это совершенно вѣрно. Вы будете совсѣмъ свободны идти, куда угодно, но вы не уйдете дальше царства дьявола.

Я сдержалъ себя и сказалъ совершенно равнодушно:

— Вы предполагаете, что насъ повѣсятъ черезъ день или два.

— Такъ я предполагалъ, по крайней мѣрѣ, за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ, такъ это было рѣшено и объявлено.

— А теперь вы измѣнили свое мнѣніе, не такъ-ли?

— Прежде я только предполагалъ это, но теперь я знаю…

Я сдѣлался саркастиченъ и сказалъ:

— О, мудрый служитель закона, снизойдите сказать намъ, что вы знаете.

— Я знаю, что вы всѣ будете повѣшены сегодня между полуднемъ и вечеромъ! Ого! Это роковой ударъ! Обопритесь на меня!

Но мнѣ вовсе не нужно было опираться на кого бы то ни было; однако, меня поразило это извѣстіе потому, что мои рыцари не пріѣдутъ во время; они опоздаютъ на три часа. Теперь ничто не можетъ спасти ни короля Англіи, ни меня; въ сущности мое спасеніе было много важнѣе, но не столько ради меня самого, сколько ради націи, которая уже начала идти по пути просвѣщенія. Я былъ положительно подавленъ и не говорилъ ничего больше, такъ какъ и говорить больше было не о чемъ. Я прекрасно зналъ, что именно предполагалъ этотъ человѣкъ: если пропавшій рабъ будетъ найденъ, то постановленіе измѣнятъ и казнь назначатъ на сегодня.

Пропавшій рабъ былъ найденъ.

ГЛАВА XIV.

Сэръ Лаунсело и рыцари освобождаютъ короля.

Около четырехъ часовъ пополудни. Дѣйствіе происходитъ по ту сторону лондонскихъ стѣнъ. Прохладный чудный день, озаряемый блестящимъ солнцемъ; такой день заставлялъ желать жить, а не умирать. Собралась громадная толпа и покрыла обширное пространство, но у насъ, несчастныхъ пятнадцати человѣкъ, не было на одного друга въ этой толпѣ, въ этой громадной массѣ человѣческихъ существъ. Тутъ было что-то горестное въ этихъ чувствахъ, смотрите на это, какъ хотите. И вотъ мы сидѣли на нашемъ высокомъ эшафотѣ, служа мишенью ненависти и насмѣшекъ всѣхъ этихъ враговъ. Мы представляли изъ себя какое-то праздничное зрѣлище. Были устроены эстрады для знати и именитыхъ людей, которые присутствовали здѣсь съ своими дамами; многихъ изъ нихъ мы узнали.

Толпа болѣе всего забавлялась надъ королемъ; когда насъ освободили отъ оковъ, то король внѣ себя отъ гнѣва вскочилъ съ своего мѣста съ обезображеннымъ синяками лицомъ, провозгласилъ себя Артуромъ, королемъ Британіи и заявилъ, что всякаго ожидаетъ смертная казнь, если только одинъ волосъ упадетъ съ его священной главы. Но король былъ крайне удивленъ и пораженъ, когда въ толпѣ раздался громкій хохотъ на его слова. Это оскорбило его достоинство и онъ опустился молча на свое мѣсто; но толпа старалась раздразнить его и заставить опять подняться; тутъ раздавались и свистки, и мяуканья, и грубыя шутки:

— Пусть онъ говоритъ! Король! Король! Его смиренные подданные жаждутъ и алчутъ услышать слова мудрости изъ устъ ихъ властелина, его свѣтлѣйшаго и священнаго лохмотничества!

Но это не повело ни къ чему. Онъ облекся во все свое величіе и неподвижно сидѣлъ подъ этимъ градомъ насмѣшекъ и оскорбленій. Онъ былъ дѣйствительно великъ въ это время. Я снялъ съ головы бѣлую повязку и обвязалъ ею правую руку. Лишь только толпа замѣтила это, какъ стала смѣяться и надо мною:

— Безъ всякаго сомнѣнія, этотъ матросъ первый министръ у короля; посмотрите, онъ носитъ особый знакъ отличія, занимаемаго имъ поста,

Я оставилъ ихъ болтать, что имъ было угодно, пока они не утомились и, наконецъ, сказалъ:

— Да, я его первый министръ, Патронъ, завтра вы объ этомъ услышите изъ Камелота…

Но я не продолжалъ далѣе. Въ толпѣ раздались радостныя рукоплесканія. Но скоро водворилась мертвая тишина: явились шерифы въ своихъ оффиціальныхъ одѣяніяхъ и съ своими помощниками; это означало, что скоро приступятъ къ самому дѣлу. Прочитали намъ обвинительный актъ, въ которомъ объяснялось наше преступленіе, затѣмъ — смертный приговоръ; потомъ всѣ обнажили головы и патеръ прочиталъ молитву.

Одному изъ рабовъ завязали глаза и палачъ приготовилъ веревку. Намъ была видна дорога, съ одной ея стороны тѣснилась толпа народа, а съ другой сидѣли мы; эту дорогу полиція очистила отъ народа и проѣздъ по ней былъ совершенно свободенъ. Какъ хорошо было бы, если по ней показались мои пятьсотъ всадниковъ, но это было невозможно; я сталъ всматриваться, но дорога вилась широкою полосою и на ней не было видно ни одного всадника.

Но тутъ уже успѣли вздернуть повѣшеннаго и его члены корчились въ судорогахъ, онъ барахтался, такъ какъ ноги не были у него связаны.

Вздернули и вторую веревку и еще одинъ рабъ заболтался въ воздухѣ.

Минуту спустя и третій рабъ заболтался въ воздухѣ. Это было ужасно. Я повернулъ голову и не нашелъ короля на его мѣстѣ. Ему уже завязывали глаза. Я положительно былъ парализованъ; я не могъ двигаться, а языкъ прилипъ у меня къ гортани. Наконецъ, королю завязали глаза и накинули веревку. Я положительно не имѣлъ силы взглянуть на висѣлицу. Но, когда я увидѣлъ, что дѣлаютъ узелъ на веревкѣ, то положительно не удержался и сдѣлалъ прыжокъ, чтобы освободить короля; сдѣлавъ прыжокъ, я бросилъ взглядъ на дорогу, и — о счастье! — всадники мчались по дорогѣ! — пятьсотъ всадниковъ, закованныхъ въ желѣзо и на коняхъ!

Это было великолѣпное зрѣлище, какое когда-либо можно было видѣть. Ихъ перья развѣвались по вѣтру, а лучи солнца отражались на блестящемъ вооруженій.

Когда Лаунсело нѣсколько приблизился, я махнулъ ему рукой, онъ узналъ меня по повязкѣ; затѣмъ я развязалъ узелъ веревки, снялъ повязку съ глазъ короля и громко воскликнулъ:

— На колѣни, негодяи, и привѣтствуйте короля! Кто осмѣлится ослушаться, тотъ сегодня же вечеромъ будетъ ужинать въ аду!

Я всегда употреблялъ такія выраженія, когда хотѣлъ произвести эффектъ. Лаунсело и всѣ рыцари спѣшились, взошли на эшафотъ и окружили короля. А эта изумленная толпа стояла на колѣняхъ и умоляла короля даровать ей жизнь; да, того самаго короля, надъ которымъ они еще такъ недавно смѣялись и котораго такъ жестоко оскорбляли. И когда король, стоя въ сторонѣ, принималъ всѣ воздаваемыя ему почести, одѣтый въ рубище, то я подумалъ, что дѣйствительно есть что-то особенно великое въ каждомъ королѣ.

Я былъ вполнѣ удовлетворенъ. Да, если собрать всѣ обстоятельства, то въ этомъ дѣлѣ я достигъ наибольшаго эффекта.

Тутъ пришелъ и Кларенсъ своею собственною особою! Онъ говорилъ теперь совершенно современно:

— Боже, какой сюрпризъ, неправда-ли? Но я зналъ, что это такъ будетъ. Все это время я тайно заставлялъ практиковаться молодыхъ людей и теперь все только ждалъ случая, чтобы показать вамъ это.

ГЛАВА XV.

Битва янки съ рыцарями.

Я опять дома, въ Камелотѣ. День или два спустя послѣ этого я нашелъ на подносѣ, на которомъ былъ мнѣ принесенъ завтракъ, газету, еще сырую отъ печатанія. Я повернулъ газету, думая найти въ ней что-либо лично интересное для меня, и прочиталъ слѣдующее:

De par le Roi.

Извѣстно, что великій лордъ и знаменитый рыцарь сэръ Carраморъ-ле-Дезиреусъ снизошелъ встрѣтиться съ королевскимъ министромъ, Гэнкъ Морганъ, прозваннымъ Патронъ, для удовлетворенія нанесеннаго давно еще оскорбленія; это будетъ происходить на аренѣ близъ Камелота около четырехъ часовъ утра въ шестнадцатый день слѣдующаго мѣсяца. Битва будетъ à l'outrance, такъ какъ оскорбленіе было смертельное, не допускающее примиренія.

De par le Roi.

Начиная съ этого дня въ цѣлой Британіи только и было разговору, что о предстоящей битвѣ. Всѣ другіе интересы казались незначительными и не привлекали ни вниманія, ни мыслей людей. Это было не потому, что турниръ представлялъ великое дѣло; это было вовсе не потому, что сэръ Саграморъ или нашелъ Святой Гробъ, или не нашелъ его, или ему это не удалось; это было вовсе не оттого, что второе (оффиціальное) лицо въ королевствѣ было однимъ изъ самыхъ ярыхъ дуэлистовъ; ни одна изъ этихъ причинъ не выходила изъ общаго уровня. Нѣтъ, тутъ была другая причина, возбудившая такой сверхъестественный интересъ въ этой встрѣчѣ. Это явилось слѣдствіемъ такого факта: всей націи было извѣстно, что предстоящая борьба не будетъ обыкновеннымъ поединкомъ, такъ сказать, между обыкновенными людьми, но это будетъ дуэлью между двумя могущественными волшебниками; это не будетъ дуэлью мускуловъ, но дуэлью умовъ, не человѣческой ловкости, но высшаго искусства и силы; окончательная борьба за первенство между двумя волшебниками того времени. Было рѣшено, что самые замѣчательные подвиги наиболѣе извѣстныхъ рыцарей не могутъ идти въ сравненіе съ такимъ зрѣлищемъ; это не болѣе, какъ ребяческая игра въ сравненіи съ такою таинственною и страшною борьбою боговъ. Да, весь свѣтъ зналъ, что это будетъ въ сущности дуэль между Мерлэномъ и мною, это будетъ соразмѣреніе магической силы Мерлэна съ моею. Всѣ знали, что Мерлэнъ былъ занять цѣлые дни и ночи навѣваніемъ на оружіе и вооруженіе сэра Саграмора особой сверхъ-естественной силы нападенія и обороны и, кромѣ того, Мерлэнъ досталъ для рыцаря отъ воздушныхъ духовъ особое покрывало, которое сдѣлаетъ его невидимымъ для его противника и видимымъ для другихъ людей. Противъ сэра Саграмора съ такимъ вооруженіемъ и съ такою охраною тысячи рыцарей не будутъ въ состояніи что-либо сдѣлать; противъ него ни одно извѣстное волшебство не будетъ имѣть преимущества. Эти факты были совершенно вѣрны; относительно ихъ не могло быть никакого сомнѣнія, даже никакой причины къ сомнѣнію. Но тутъ оставался открытымъ только одинъ вопросъ: существуютъ-ли еще другія чары, неизвѣстныя Мерлэну, которыя могутъ сдѣлать покрывало сэра Саграмора прозрачнымъ для меня, а его заколдованную кольчугу уязвимою для моего оружія?