Валерий Хаит - Одесский юмор. XXI век

И мы снова устраиваемся рядом с печкой.

– Вы представляете, у нас вчера опять выключили свет! Хорошо, что у мамы есть керосиновая лампа еще с войны.

Это тетя Эльза, мама Наташки. Тетя Эльза – бухгалтер и считает в уме быстрее, чем моя мама, которая преподает высшую математику.

– А у нас в общежитии на Островидова свет после войны выключали вообще каждый день!

Это папа. Он приехал в Одессу учиться в университете и сначала жил в общежитии.

– Что интересно, ни в одной комнате не было розеток, чтоб не включали кипятильники – боялись пожара. Так мы брали на факультете провода и подключали кипятильник к лампочке под потолком. Удлинителей тогда не было, так что приходилось ставить табуретку на табуретку, а на самый верх, прямо под лампочкой, – кастрюльку с водой. В которую мы часто клали картошку или там яйца, чтобы сварить в кипятке. И вот один раз только мы положили в кастрюльку яйца, собрали всю эту пирамиду и поставили кастрюльку наверх, как выключили свет. А в комнате нас тогда жило много, человек шесть. Мы очень осторожно, чтобы все это не свернуть, расселись по сторонам и стали ждать. Прошло минут десять, свет, наконец, включили – пирамида стоит. Мы полезли наверх, сняли кастрюльку – и что бы вы думали? Яиц в ней не было!..

Наконец родителям удается вытащить нас из-под стола кушать сладкое. Мы с аппетитом едим шоколадный торт, запивая его сладким горячим чаем. Бабушки разливают чай по блюдечкам и терпеливо дуют на него, разговаривая о чем-то своем, но мы уже не слушаем.

Мы устали. Нам хочется спать.

Все начинают собираться.

Мы выходим в коридор, где ворохом сложены пальто, шубы и шапки.

Мамы обувают нас, одевают и ведут домой.

Февраль. Мы идем в темноте по пустынным заледеневшим улицам.

На небе, сколько мы ни вглядываемся, нет ни слова о том, что нужно громко стучать.

Мы останавливаемся на углу Франца Меринга, прощаемся – Валерке с папой и мамой теперь вниз, а нам направо, – и через пятнадцать минут я уже лежу в своей постели.

Дома тепло, в печке светятся раскаленные угольки; мама садится рядом, чтобы рассказать сказку. Я закрываю глаза, но не могу уснуть: папа, дядя Вася и дедушка без перерыва говорят про Островидова, Читу и Середину-Буду прямо у меня в голове. Тогда я открываю глаза и спрашиваю:

– Мама, а почему так – все давно ушли, а голоса остались до сих пор?

Александр Свинарчук

Божья коровка

Божья коровка на летнем лугу.Жаль, подоить я ее не смогу.Я при доении божьих коровокСлишком, признаться, бываю неловок.

Водой не разольешь

– Я вынужден уйти к другой.– И я с тобою, дорогой.

Я как-то выглянул в окно,А там сплошная темень.И мне вдруг стало все равно,Как проводить свой времень.

В галерее

На стене висит картина:«Царь никак не грохнет сына».

Про это

Мне про это мечталосьДней, наверное, сто.Наяву оказалось:Это – вовсе не то.

Автобиографическое

За ночлег и скромный ужин,Вечерами сняв штаны,Подрабатываю мужемЯ у собственной жены.

Тихий вечер

Я леплю из пластилинаС длинным носом Буратино.Дали б водки – я бы пил,А не черт-те что лепил.

Незнакомке

Гляжу на вас и думаю:Ну до чего красавица!Какой примерно суммоюЯ смог бы вам понравиться?

Между прочим

А у Сидорова сноваСын похож на Иванова.

Письмо ученому соседу

Потолок в моей квартире —Затопляемейший в мире.

Дождался

Когда мне звезданули в глаз,Я понял: вот он, звездный час!

Творческий тайм-аут

Я не писал почти полгодаСтихов для нашего народа.Набравшись сил, могу опятьЕще полгода не писать.

Ни капли

Ни капли с утра и ни капли в обед.Причина – пипеток в наличии нет.

Все путем

В глазах мы собственных растем,Одну из двух избрав систем.И все у нас теперь путем,И как всегда – опять не тем.

Телеграмма с курорта

«Данное ранее словоСдержать до конца не готова».

Диалог

– Откуда будешь? Как дела?– Неплохо. Буду из горла.

Секс-бомба

Тротиловый ее эквивалентНе оценил как следует клиент.

Лозунг

Товарищ, верь, пройдет она —Башка с большого бодуна!

Томная дама

Она вздыхать любила томно,Как огнедышащая домна.Но жаль, что в отношеньи доменМой опыт более чем скромен.

Не доросли

Как-то мне набили глазУ ларька пивного.Тяжело пока у насСо свободой слова!

Встреча

Что утром явился, не подала вида,Открыла, услышав настойчивый стук.В глазах ее нежных застыла обида,В руках мускулистых – чугунный утюг.

Семен Лившин

Дама с собачкой Баскервилей

Пародия на дамский детектив

Сыщик-любитель Нюра Вульф, то есть я, с утра только и успела, что раскрыть полтора преступления да написать детектив. Вдруг зазвонил телефон. Я сразу узнала Алексея Степановича Ягодкина, старшего оперуполномоченного по особо мокрым делам. В душе он оставался все тем же романтичным Лешей, которого я помню еще со школьной скамьи подсудимых. Надевая бандитам наручники, Ягодкин по-прежнему краснел от смущения. А если порой ему случалось застрелить в день трех-четырех правонарушителей, он никак не мог заснуть, пока полковник Травушкин, которого все – и подчиненные, и уголовники – звали просто «Дядя Ваня», не почитает ему на ночь «Незнайку в Солнечном городе».

Но сейчас в голосе лейтенанта Ягодкина звучал металл:

– Выручай, Нюра! Надо внедриться в банду Шпока. Там ищут гувернантку для собаки. Адрес: Большая Инвесторская, дом шесть.

Так-так, это, кажется, бывшая Стахановская. Набросив первую попавшуюся шубку из шиншиллы и антикварные кирзовые сапоги, чтобы выглядеть настоящей прислугой, я выскочила на улицу. По небу плыли изящные, чуть присобранные в талии облачка, – видать, от Юдашкина.

Я быстро нашла роскошный особняк со скромной табличкой «Тимофей Шпок, заслуженный киллер республики». Над входом висел лозунг «Народ и мафия едины!»

Шпок оказался представительным мужчиной в безукоризненном смокинге и безупречном бронежилете. Глядя на меня своими пронзительными глазами, он учтиво спросил:

– Имеете ли вы опыт общения с животными?

– Еще какой! – затараторила я. – Первый муж был скотина, второй – козел, третий…

– А как насчет английского? – перебил он. – Наша Леди ведет род от знаменитой собаки Баскервилей, и по-русски она пока ни бум-бум.

– Перед вами автор русско-собачьего разговорника! – вдохновенно соврала я.

Хозяин достал пачку долларов толщиной с мой роман «Кровавая канарейка».

– Дам вдвое больше, если присмотрите и за сукой, и за ее хозяйкой. Ясно?

Не помня себя от радости, я выскочила из офиса и плюхнулась в свой дряхлый «Запорожец». Все, завтра же куплю новый, с тонированными стеклами! Вдруг рядом я заметила незнакомого мужчину.

– Вам куда? – вежливо спросила я.

– В морг, – ответил он и упал. В спине у него торчал кинжал.

Кстати, давно бы уже пора поточить кухонные ножи, подумала я – и побежала звонить Ягодкину.

– Ладушки, – ответил он, – сейчас пришлю экспертика к трупику. Какой он из себя?

– Мужик как мужик… молчун такой. Одет, правда, странно: носки красные, рубашка зеленая, галстук желтый. Я б своего мужа за такое убила!

– Мы проверим и эту версию, – сказал Леша. – Спасибо, Нюрочка!

От его слов я покраснела до кончиков сапог и помчалась домой к Шпоку. Его жена Лора, дамочка с порочными глазами и ушами, пожаловалась на капризы заморской собаки:

– Купишь ей дешевую игрушку – она с ней играть не хочет. Купишь дорогую – тут же всю сгрызет. Что делать, ума не приложу…

– А вы не показывайте собачке чек на игрушку, – посоветовала я.

– Отпад! – вульгарно всплеснула руками Лора. – Айда знакомиться с псиной.

Я увидела крохотную болонку с жалобными глазами и удивилась: ведь у Конан Дойля был описан огромный пес, способный загрызть человека.

– Да за те бешеные бабки, что нам обошлась эта тварь, я сама кого хошь загрызу! – прорычала хозяйка. – Не жрет ничего, оттого и стала такая мелкая. А мы уж ее кормили и парной телятинкой, и диетическим грогом, и яйцами Фаберже всмятку…

Поначалу Леди не шла на контакт. Но я славлюсь своим умением разговорить любого. Помню, как-то я так долго спрашивала одного глухонемого, который час, что в конце концов он не выдержал и заорал: «Я, я поджег склад – только отвяжись!!!» Сейчас мне мешало присутствие хозяйки. Тут ей позвонили, и Лора стала кокетничать с художником Сморчковым.