Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев

Ознакомительный фрагмент

Интересно, почему женщина никогда не подходит первой? Вот было бы здорово! Стоишь себе, балдеешь, а к тебе одна за другой подваливают всевозможные «варианты»… Ах, какие бы открылись возможности! Разве стал бы я тогда терпеть со своим горячим глубоким взглядом, мягкими чувственными губами, настежь распахнутым широким сердцем, щедрым кошельком и замечательным кое-чем еще (по мнению посвященных) эту циничную стервочку, которая считает из-за каких-нибудь…цати лет разницы, что я всего-навсего спонсор — грязный навозный жук, взобравшийся на тонкий прелестный едва тронутый цветок. Я, видите ли, должен быть бесконечно благодарен за одно то, что мне позволили оплатить огромный счет в бутике, сопроводить в модный клуб, представить друзьям. Я уже не говорю о сексе! Кто кому, черт возьми, должен быть благодарен?!

А я любить хочу! И хочу быть любимым!!!

Да ну вас всех со всеми вашими говорящими взглядами, прическами, голыми пупочками, стрингами под белыми, почти прозрачными штанишками, упругими попочками, проступающими сквозь одежду сосочками грудей…

Я отошел от витрины магазина обоев и вновь закурил, скорее по привычке — на жаре курить совсем не хотелось.

Вдруг я обратил внимание на рыжую девочку лет двенадцати в коротком топике и набедренной юбке. Нет, не подумайте ничего плохого — я детьми в этом смысле не интересуюсь, но девочка была уж очень выразительна и противоречиво непосредственна.

Во-первых, в ее руке был красный воздушный шарик.

Ну и что? — скажешь ты. Мало ли в городе девочек с красным шариком в руках, тем более летом?

Согласен. Но я не видел ниточки, за которую она его держала! Шарик будто сам парил рядом с ней, словно был домашним летающим песиком!

Во-вторых, она была невероятна худа, как палка, и очень-очень длиннонога.

В-третьих, у нее на голове пылал целый пожар жгуче-рыжих волос, отчаянно рыжих, а о ее глазах, обрамленных щедрой горстью веснушек, я подумал так: две звездочки, а почему так подумал — ума не приложу.

При всей своей неказистости, угловатости, дистро-фичной тонкости ручек и ножек она была заметно крепка, настолько крепка, что мне показалось, что ее не сможет обидеть даже взрослый.

Конечно, она была такая удивительная, смешная в своей подростковой переходности, и все же этого мало… Отчего она вызвала во мне такое острое любопытство?

Рыжая девчонка тем временем в своей детской наивной задумчивости, чуть кривляясь, гримасничая, нарочито мешая прохожим, приблизилась к автобусной остановке и было села в подошедший «Икарус», но в последний момент передумала и осталась стоять у дороги. Воздушный шарик был рядом.

Окончательно заинтригованный, я выбрал место в тени, с которого удобнее всего наблюдать.

Забавная такая!

Внезапно рыжая девчонка резко повернулась и быстрым шагом направилась прямо ко мне. Я сделал вид, что впервые ее вижу.

— Ты что, педофил? — нарочито громко спросила она. — Думаешь, я не вижу, как ты за мной исподтишка наблюдаешь?

— С чего ты взяла, девочка?! — испуганно зашипел я. Я так удивился, что на мгновение мне показалось, что все это мне только кажется.

У нее был голый плоский живот и маленькая золотая горошина в пупке.

— Да ладно, дядя, не вешай мне лапшу! Вот сейчас как закричу на всю площадь, тогда и посмотрим!

Я почему-то разозлился:

— Ты бы лучше в зеркало посмотрелась! Ты же пугало огородное! Не один педофил тебя не захочет, даже если наверняка будет знать, что останется на свободе!

Девочка примирительно ухмыльнулась и ковырнула пальцем в носу. Я в это время украдкой поискал ниточку от шарика — ее действительно не было. «Наверное, какая-нибудь специальная нить — невидимая», — подумал я.

— Ладно, я шучу! — призналась маленькая проказница. — Вы не обижайтесь!

Я облегченно вздохнул.

— Семь колодцев, — сказала она.

— Что семь колодцев? — переспросил я.

— Так будет называться ваша будущая книга — я так решила. Вы должны немедленно поехать домой и сразу сесть ее писать. Поняли?

— Понял… А ты кто?

Она заглянула мне в глаза каким-то золотистым бесноватым уколом, и я понял, что не получу ответа на свой вопрос. «Сумасшедшая, что ли?» — подумал я.

— Я не сумасшедшая, — тут же парировала она. — Делайте, что я сказала! И бросайте эту… Ничего, кроме разочарования, она вам не принесет! Нате!

С этими словами рыжая девочка протянула мне шарик. Я не видел нитки, но все же ухватился за предполагаемую линию. Девочка отпустила руку, и воздушный шарик броском устремился в небо. Через секунду он ушел в облака.

Она рассмеялась громко, радуясь удачной своей шутке, качнула головой — от ее золотых волос потянуло мятой и лимоном.

Она дружески коснулась моей руки и сказала:

— Прощайте.

В следующее мгновение она вскочила в отходящий автобус и, улыбаясь во весь рот, помахала мне рукой.

5

Сегодняшний день.

Надо сказать, очень омерзительный день. Чужой, бездушный. Я недавно проснулся, а уже темнеет. За окном все покрыто инеем.

Почему я не родился в Рио-де-Жанейро? Парусиновые штаны, солнечные очки, хорошая сигара, утренний грейпфрутовый фреш с нежным омлетом в кафе на залитой щедрым солнцем набережной. У ног плещется ласковый океан с розовыми медузами, пахнет водорослями, а на горизонте белеет парус одинокий. Вечером беззаботный амиго терзает гитару, извлекая чудесные переливы, и душа блаженно тоскует о той любви, которой еще не испытал, но которая обязательно будет, стоит только немного подождать. А карнавал, кастаньеты, весь этот буйный задор, голые груди и знойные бедра похотливых латиноамериканок?..

Не хочется вставать, не хочется вообще двигаться. Зачем? Не хочется ни есть, ни пить, ни что-либо чувствовать. Хочется уйти в небытие и никогда, никогда не возвращаться!

Жаль, что спать до бесконечности невозможно, ибо сон — самая совершенная иллюзия, самый оптимальный и почти безвредный уход от безнадежной действительности. А проснулся — и что? Все сначала? Ты один-одинешенек, дел у тебя никаких, и до тебя никому нет дела. В сердце отчаяние, в голове хаос, а точнее сказать, вакуум. Даже подрочить не хочется, как обычно, потому что с некоторых пор наступила беспросветная сексуальная апатия. Все уже давно атрофировалось, я уже давно стар, хотя еще и молод.

Кто я? Что я? Зачем я продолжаю рефлексировать, когда уже давно все кончено?!

Только курить хочется. И только это заставляет выползти из-под одеяла и немощным стариком, ковыляя, добраться до кухни…

Кофе, сигарета, отлить, кофе, сигарета…

Натянув через голову толстый английский свитер и упаковавшись в многослойную американскую куртку, я выхожу на улицу.

В подъезде сталкиваюсь с молодой женщиной, сильно прихрамывающей на одну ногу.

Когда-то, лет десять назад, она была мечтой всей моей жизни. Юная, красивая, какая-то одухотворенная. Недоступная. Тогда за этим гордым обаянием молодости, за блеском чистых глаз, еще не вкусивших всех зрелищ пошлой жизни, совсем не замечались ее неизгладимые физические недостатки. Хрупкая девушка-хромоножка была для меня сказочной принцессой, воспетой трубадурами. Несбыточной мечтой. Она была желанна. Я испытывал к ней самые теплые, самые нежные чувства, которые только можно представить. Мы встречались в подъезде или у лифта почти каждый день, но я так и не нашел в себе силы с ней заговорить. И она не узнала о моей тайной страсти.

Теперь же она хромая. Толстая хромая женщина-инвалидка. Щекастое лицо, глупая прическа, дешевая одежда с ближайшего вьетнамского рынка. Глаза неживые, тусклые. Огонь угас.

Взгляд скользкий, заинтересованный и несколько угодливый.

Я равнодушен. Лишь воспоминания. Нынче недоступен я…

На улице темно, слякотно. Сладковато. Промозгло. С ходу на меня набрасывается ротвейлер (или еще какой-нибудь терьер, я в этих тварях не разбираюсь). Без поводка и намордника. Хозяйка — ухоженная женщина, экипированная дорого и со вкусом, едва ли обращает внимание на проделки своего питомца.

Собака яростно наступает. Мощные челюсти, холодный презрительный взгляд.

Мне так обидно, будто меня матом обложили.

Я ненавижу эту дорогостоящую тварь со всеми ее родословными. Я готов сам наброситься на этот сгусток мышц и злобы. Вцепиться в глотку. Выколоть пальцами глаза и душить, душить, душить… Как Шариков — кошек.

Я сам сгусток мышц и злобы. Я — Воин, хотя уже и отчаявшийся победить, но еще сохранивший последние остатки мужества. Так что мы с тобой одной крови, маленький кровожадный ублюдок! Не того парня ты цепляешь!

— Другого места не нашли выгуливать? Почему без намордника? — говорю хозяйке пса начальственным тоном. — В следующий раз я пристрелю вашу собаку!

Я вполне серьезен. Да и что мне стоит? Я же теперь совершенный отморозок!