Белогорская крепость - Наталия Иосифовна Ильина

руку. Лоб у него широкий, мужественный. Русые брови забегают к вискам. Мужское, как бы высеченное из камня лицо. Твердая, извилистая линия мужского рта. Это лицо может быть жестоким. А улыбка ясная, как у ребенка мужского пола. Смесь детскости и жестокости. Елена не глядела на свои пробирки. Она глядела на его пробирки. В них начала образовываться драгоценная эмульсия, обещая новые, невиданные и неслыханные открытия в химии. Этот человек в мужских брюках, с упрямым ртом не оставит природу в покое, он мужественно вырвет у нее все ее тайны, раскроет все ее замыслы. Внезапно страшная мысль обожгла Елену. Не только с природой, но и с женщиной этот человек сделает все, что захочет. Безволие сковало Елену. Нет, надо взять себя в руки! «Что мне за дело до него? — думала Елена, лихорадочно подливая жидкость в капилляры. — У меня есть свой муж. А это чужой муж. Свой, чужой — не все ли равно! Хочется взять его за руку… О чем это я?»

Сердцебиение оглушило Елену. Она отчаянно хватается за осмометр, охлаждает пылающий лоб колбами, прижимает к стучащему как мотор сердцу мембрану.

Приборы все терпят.

Глава третья

В АУДИТОРИИ

Аудитория огромная, неуютная. Он, конечно, на кафедре. Она, понятно, в первом ряду. Там и сям разбросаны фигурки всех остальных: профессоров, кандидатов, студентов и еще кого-то…

Он о чем-то говорил. Или о теории катализа, или о поведении дибутилфталата при пластификации поливинилхлорида, или еще о чем-то. Елене было не до дибутилфталата. Ей было до него. Она глядела на его смуглую, мужественную щеку, на твердую линию его рта.

«Взгляни на меня! — мысленно умоляла Елена. — Обернись же!»

А он все говорил. Сыпал формулами. А Елена глядела на его щеку, на его извилистые мужские губы, которые хотелось… Сердцебиение вновь глушило Елену. А он все не оборачивался. Что же делать? Под тяжелыми женственными косами Елены помещался изобретательный мозг ученого. Она придумала!

— Это неверно, — тихо произнесла она. — Ряд научных теорий опровергает…

Что неверно? Что опровергает? Не все ли равно! Важно, что он обернулся, взглянул на нее. Лицо его озарилось детски растерянной улыбкой. Она поняла: он все время помнил о ее присутствии.

Лунная ночь была колдующе чарующе прекрасной. Воздух прозрачный. Казалось: взмахни руками — и полетишь далеко-далеко… в Химки или во Внуково. Они шли рядом. Его большая мужская тень вышагивала рядом с маленькой, хрупкой, обаятельной тенью.

Глава четвертая

СНОВА У КАПИЛЛЯРОВ

В лаборатории пахло катализатором, смолой, эфиром, пудрой и губной помадой.

Прижимая тонкие, льющиеся от плеч упругой линией руки к бурно вздымающейся груди, Елена следила то за жидкостью в капиллярах, то за медленно ползущей стрелкой на своих изящных дамских часиках.

Шел сложнейший опыт. От него зависело так много!

«Если без четверти двенадцать жидкость поднимется в капиллярах до пятидесяти шести, — любит. Не поднимется — не любит».

Без четверти двенадцать. Не поднялась!

«Не считается! — пересохшими губами страстно прошептала Елена. — Пробую еще раз!»

Елена была настойчива. Она отличалась тем абсолютным терпением, без которого не может быть химика. Она гадала и гадала, не считаясь ни с временем, ни с усталостью, ни с рабочим днем. Терпение ее было вознаграждено. Жидкость наконец поднялась до задуманной цифры. Измученная, бледная, но счастливая, Елена покинула лабораторию. Любит!

Рабочий день героини закончился.

Глава пятая

ДИССЕРТАЦИЯ

Елена позвала его к себе домой с чистым намерением прочесть ему первую главу своей диссертации. Кстати, Еленин муж, ничего не смысливший в химии, находился в командировке. Ничто не могло помешать занятиям наукой.

Стены комнаты были завешены таблицами, плакатами, формулами; там и сям виднелись указки, линейки, куски мела. Все располагало к размышлениям…

Вооружившись указкой, Елена рассказала о совместной полимеризации непредельных соединений. Он слушал и любовался. Не руками Елены, льющимися от плеч упругой линией, не ее тяжелыми волосами и общей стройностью фигуры, а исключительно светлой и прозрачной работой ее научной мысли.

Потом они долго беседовали о путях химии. Зеленый рассвет уже поднимался над крышами домов, чирикали просыпающиеся птички, а герои романа все еще рассуждали о катализе и полимеризации.

Повеявший в окно предутренний резкий холодок послужил сигналом. Герои поспешно собрали таблицы, формулы, указки, листки рукописи и, отбросив в угол эту ненужную бутафорию, со вздохом облегчения и криками упали в объятия друг другу.

1955

ВОЛЬФ ГАЙДХОФЕН

Радиопередача из жизни любого великого композитора

ЭПИЗОД № 1

Слышны завывания ветра…

В е д у щ и й. Хмурое небо. Порывы ветра. По размытой дождями дороге бредут с котомками великий композитор Вольф Гайдхофен и его друг Курт. Не имея средств к существованию в родном городе, друзья направляются в столицу. Ветер раскачивает одинокий дуб, растущий у обочины дороги.

Г а й д х о ф е н. Взгляни, Курт, на этот дуб. Ни сломать, ни согнуть его ветер не в силах. Житейские бури — удел всего великого.

К у р т. О, как это верно! Именно об этом ты сказал в своей замечательной фис-дурной сонате для скрипки, первый вариант которой был написан в 1788 году. Трагедийность сонаты кажущаяся. На деле она проникнута глубоким оптимизмом.

Г а й д х о ф е н. Точно! Когда я работал над упомянутой сонатой, то меня вдохновляла вера в наш народ, а также в его великое будущее.

Звучит фис-дурная соната.

К у р т. Взгляни: впереди огни столицы. Мы приступаем к новой жизни. Не нервничай, Вольф! Мы не пропадем. Ведь я умею бренчать на фортепьяно…

Звучит фис-дурная соната.

Г а й д х о ф е н. А я умею сочинять оратории, сонаты, а также симфонии.

Звучат отрывки из ораторий, сонат и симфоний.

ЭПИЗОД № 2

В е д у щ и й. Музыка великого Гайдхофена, имевшая своим источником народную основу, не была понятна представителям знати. Последние предпочитали салонную, бездумную музыку модного заграничного композитора Делафруа. Не получив признания в столице, Гайдхофен перебивался частными уроками. Но их не хватало на существование. Гайдхофен не сумел уплатить в срок за комнату, и жестокая рука хозяина выбросила на улицу сундучок великого музыканта.

Тревожная музыка. Тремоло. Отрывки из 3-й симфонии.

Г а й д х о ф е н (громко смеется). Ха-ха-ха! Но нет! Ударам судьбы не удастся меня сломить!

Насвистывает. Свист переходит в звуки оркестра. Звучит героическая симфония.

В е д у щ и й. Великий Гайдхофен бредет по полю. Утомившись, он присел на свой сундучок. Внезапно он вздрагивает…

Звучит оратория, исполняемая мощным хором. Это поют поселяне, возвращающиеся с полевых работ.

1-й  п о с е л я н и н. Вот это музыка! Не то что пустые побрякушки салонного любимчика Делафруа.

2-й  п о с е л я н и н. Точно! Музыка Гайдхофена мобилизует, приподнимает, зовет к подвигу! Слушая ее, хочется работать еще лучше. А ну, братцы, споем!

Поселяне удаляются, исполняя хором