Борис Ласкин - Друзья и соседи

Кассир Алексей Егорыч Крупнов готовился уйти на пенсию, хотя и не просто было ему в одночасье расстаться со своей тесной, но уютной каморкой, с несгораемым шкафом, с горшком герани на зарешечённом окне, где с одной стороны висит художественно исполненный портрет его жены Веры Леонидовны, а с другой — большая фотография Юрия Гагарина, который держит в руках голубя и улыбается доброй, застенчивой улыбкой.

— Вот у меня ваше заявление, — Устинцев взял со стола листок бумаги. — Вы пишете: «Прошу освободить меня от занимаемой должности в связи с достижением пенсионного возраста».

Отложив заявление, Устинцев всплеснул руками, выражая этим сожаление, если не сказать — отчаяние по поводу того, что такой отличный работник и честнейший человек вдруг решил расстаться с коллективом, который любит его и высоко ценит.

— Вы хотите, чтобы я вас освободил «в связи с достижением». Другие в связи с достижением награды требуют, премии, а вы всего-навсего просите вас освободить.

Крупнов утвердительно кивнул. Удачно получилось, что директор вызвал его, — можно коротенько поделиться мыслями, высказать отдельные соображения.

— Некоторые думают, — начал он после паузы, — что моя работа чересчур выгодная. Как же так, сидеть в кассе, век быть при деньгах — и чтобы мелочь к рукам не липла. Глупость это и пыль. Каждая работа имеет свой интерес. Вот, к примеру, когда я с людьми расчёт произвожу, то я, смешно сказать, себе многое приписываю, что вроде и моя тут есть заслуга, что Юра Чудецкий, было время, получал из моих рук девяносто два рубля, а сегодня, когда сильно вперёд продвинулся, стал у меня же почти две сотни огребать плюс квартальная премия. Я ведь из своего окошка ясно вижу, кто чего достоин, кто старается не только для себя посочней кусок ухватить, но и для всего общества побольше да получше сделать…

Слушая старика кассира, Устинцев рисовал на бумаге квадратики и думал: «Удивительное дело, так вот привыкаешь к сотруднику, встречаешься с ним почти ежедневно, повёрнут он к тебе какой-то одной стороной — и вдруг выясняется, что рядом с тобой интересный человек, личность».

— Я наших нечасто в полный рост вижу. Приходят вроде как на свидание два раза в месяц, только их портреты меняются в рамочке, когда они ко мне а окошко заглядывают. Что ни портрет, то характер.

— Это вы точно подметили, — сказал Устинцев. — А теперь скажите мне, что вы передумали и решили взять своё заявление обратно. Оставайтесь, Алексей Егорыч.

Крупнов не ответил. Он вопросительно взглянул на директора, и в этом его взгляде Устинцев прочитал сомнение: «А не зря ли я всё это говорю?»

— Вы разрешите, я продолжу, — сказал Крупнов. — Люди всякие приходят. Один зарплату получает спокойно: мол, каждый может убедиться, что не зря хлеб ем. Другой получает и радуется, поскольку разные планы строит. Третий за ухом чешет — этот надеялся получить побольше. А иной деньги берёт — вроде бы как лично мне одолжение делает: так уж и быть, возьму, а ведь я такой незаменимый, что когда мне кассир десятки отсчитывает, он должен стоять по стойке «смирно». Но это я так, к слову…

— Мало того, что вы работник хороший, вы к тому же и очень наблюдательны, — с чувством произнёс Устинцев, памятуя о том, что слова одобрения добавляют человеку душевных сил и вызывают желание работать ещё лучше. — Многое вы замечаете. Многое, но не всё. И не всё учитываете…

— А что именно я не учитываю?

— Ну хотя бы то, — весело сказал Устинцев, — что сколько уж лет вы трудитесь, всегда у вас всё в полном ажуре. Ни недостачи, ни хищения…

Кассир обратил на директора долгий, внимательный взгляд. Было заметно, что он чем-то озабочен.

— Прав я или не прав? — спросил Устинцев.

— В отношении чего?

— В отношении того, что на вашем ответственном участке всё в порядке и всё спокойно.

Крупнов почему-то не торопился с ответом.

— Что же вы молчите? Разве это не так?

— Нет. На моём участке не всё спокойно.

— В таком случае — докладывайте, — предложил Устинцев. «Сейчас будет набивать себе цену. Большая материальная ответственность, в сейфе тысячи, так что не грех ещё меня поуговаривать остаться на боевом посту». — У вас что, обнаружена недостача или случилась кража?..

— Даже не знаю, как вам ответить… Можно сказать — недостача, а если построже подойти, можно сказать, что и кража.

Похоже было, что кассир не шутит. Устинцев насторожился.

— Когда это случилось?

Крупнов неопределённо махнул рукой.

— А вы об этом кому-нибудь заявили?

— Нет. Вам первому сообщаю…

— Та-ак… И какая же сумма? — сухо спросил Устинцев. Он мог продолжить разговор, как и начал его, — по-дружески, но дело обернулось так, что здесь уместен был уже другой тон — строго официальный. — Я спрашиваю — какая похищена сумма?

Крупнов пожал плечами.

— Чтоб дать ответ на ваш вопрос, придётся поднять документы и уточнить — сколько он у нас…

— Кто это — он?

Не услышав ответа, Устинцев принялся демонстративно заводить ручные часы, как бы намекая, что время идёт.

И тогда Крупнов положил ладони на стол. Подобный жест обычно обозначает сигнал к окончанию беседы или принятое решение.

— Вы спрашиваете — кто он? Отвечаю — инженер Голубеев.

— Какой Голубеев? Из отдела капитального строительства?

— Так точно. Он самый и есть.

Устинцев был удивлён. Больше того, он был поражён до крайности. Вот это номер! Голубеев — работник не ах, мастер разговорного жанра, но чтобы он вдруг решился на такое дело — уму непостижимо!..

— У вас есть доказательства?

— А как же! Вот слушайте. Первое доказательство — Голубеев всегда норовит прийти в кассу, когда я один и кругом нет никого. Могу вам сказать с полной гарантией, что каждый раз после его ухода из кассы пропадает примерно одна и та же сумма…

Устинцев в недоумении развёл руками.

— Отчего ж вы не приняли мер? Почему его не задержали?

Лицо кассира осветила виноватая улыбка.

— Я всё надеялся — у человека совесть проснётся… А мер я потому не принял, что меня это вроде бы касается в самую последнюю очередь.

— Что? — Устинцев тяжело вздохнул. — Прямо не беседа, а утро загадок. Вы мне объясните, почему вы подозреваете именно Голубеева? Он что, оставлял какие-нибудь следы?

— Да! Каждый раз он в обязательном порядке оставлял следы. Знаете, бывают ловкачи, которые мало того, что они тебе кассу очистят, они ещё распишутся — здесь был такой-то, ищите меня, голубчика…

Подняв на лоб очки, Устинцев потёр пальцами глаза. «Подумать только — что годы делают с человеком. Это, конечно, чисто возрастное. Верный признак склероза».

— Алексей Егорыч, извините, я вас перебью. Вы уже были в отпуске?

— Нет, ещё не был. Но это значения не имеет. Вы, наверное, думаете, я заговариваюсь, да?

— Почему? — Устинцев смутился: старый кассир угадал его мысли. — Работа у вас нервная, большая материальная ответственность.

— Я за Голубеевым давно наблюдаю, а дело это не простое, его ж почти что никогда нет на месте. Иной раз зайдёшь в отдел, он или языком работает, или себя не жалеет — над кроссвордом мается. Я тут в банк ездил, гляжу из машины — гуляет наш герой-труженик, по сторонам смотрит и мороженое лижет. У всех на глазах отдыхает в рабочее время. Вы мне говорите — оставайтесь, а ведь меня именно этот вот Голубеев торопит на пенсию уйти.

— В каком смысле?

— Я ж свою профессию перестаю уважать, когда я ему за здорово живёшь зарплату выдаю. Наверное, всё же стыдно ему ни за что деньги получать, потому и является, когда у кассы нет никого. А в итоге так и получается — ушёл Голубеев, а в кассе недостача. Но, я считаю, в угрозыск нам обращаться не следует и собаку-ищейку не надо тревожить. Понадеемся на другие инстанции.

Крупнов поднялся с кресла, помолчал немного.

— Насчёт моего заявления я ещё маленько подумаю. А так, если я в чём не прав, пусть меня товарищи поправят. Разрешите идти?

— Да, пожалуйста. Я очень рад…

Старый кассир вышел из директорского кабинета. Устинцев долго смотрел ему вслед и потом снял телефонную трубку.

— ОКС? Устинцев. Голубеев на месте? Нет?.. Как только явится, пусть зайдёт ко мне.

ЛЮБОВЬ, ЛЮБОВЬ…

Третий дубль

Она могла выйти и поздней, но сбежала по лестнице сразу после сигнала точного времени. Так было заведено — с утра приёмник настроен на Москву.

На улице жарища, несмотря на ранний час. А что же будет днём? Вот совсем недавно проехала поливочная машина, а на асфальте уже видны серые островки суши.

Валя шла, рассеянно разглядывая витрины, задержалась у одной, посмотрела на своё отражение, но увидела лишь его контуры в солнечном ореоле.