Пэлем Вудхауз - Билл-завоеватель

Это была правда. Доброму мистеру Хэммонду показалось, что Флик выглядит задумчивой и удрученной, и он, продолжая свою мудрую политику, предложил пообедать в городе, а после пойти в театр. По иронии, которая так часто присутствует в наших земных делах, поход этот обогатил мистера Уилфрида Слинсби, поскольку ложу они взяли в театре «Бижу».

Билл, однако, не поверил горничной. Нарочитая, как ему почудилось, ложь, подкрепила уверенность, что он говорил с орудием тети Фрэнси. Он уныло побрел прочь, выждал несколько минут и снова скрылся в кустах. Одна горничная еще ничего не значит. В таком большом доме должна быть куча прислуги, в любое мгновение может выйти кто-то более сговорчивый. Он устроился в лавровом кусте и стал ждать.

Прошло минут десять, и тут на Билла снизошло озарение. В ту ночь, когда он спрятался на крыше сарайчика, Флик спустилась по простыне из окна сразу над это крышей – надо полагать, из своей спальни. Глупо, что он не вспомнил об этом раньше. Надо только найти сарайчик, взобраться на крышу, и готово. Если окно горит, он тихо свистнет и она выглянет; если света не будет, значит, ее нет в комнате; тогда он завернет письмо в платок вместе с увесистым камнем и бросит в окно, а Флик найдет его, когда придет ложиться. Не тратя времени, Билл вылез из куста и пошел в обход дома.

Крыша оказалась там, где он оставил ее в прошлый раз. Уже хорошо. Однако окошко над ней не горело. Билл поискал камень, нашел и уже заворачивал в платок, когда над головой у него со стуком распахнулась рама и тихий, но высокий голос позвал: – Эй!

Человеку, который весь день был на взводе, не понравится, когда в чужом саду ему кричат: «Эй!» из окон верхнего этажа. Билл прикусил язык, выронил письмо и метнулся в тень за пристройкой. Здесь он затаил дыхание и стал ждать, как будут разворачиваться события.

Почти сразу стало ясно, что лишь неспокойная совесть заставила его принять окрик на собственный счет. Из темноты раздался ответный свист, и Билл понял, что не он один забрался в чужой сад. Ветерок, который уже некоторое время крепчал, разогнал скрывавшие луну тучи, и сцена осветилась, как если бы включили софит. Сам Билл оставался в тени, но весь сад залило яркое сияние, и он прекрасно видел происходящее. Из окна, вполне узнаваемый в серебристом свете, высунулся приемный сын его дяди, Гораций; внизу, безжалостно топча сортовые бегонии, стоял кто-то здоровенный – кто-то, кого Билл не знал и с кем предпочел бы не знакомиться. На этом ком-то было написано «мордоворот» так ясно, как если б он носил на груди табличку. Мы-то встречали Джо при свете дня и знаем, что он не похож на картинку из модного журнала. В темноте он казался гаргульей.

Гораций высунулся еще дальше.

– Они у меня, – сказал он.

Ветер настолько усилился, что шептать стало невозможно; пронзительный мальчишеский голос отчетливо донесся до Билла, как и ответ мордоворота.

– Отлично! – сказал мордоворот. – Бросай.

Только в это мгновение Билл, который по прежнему не понимал, что происходит, почуял недоброе. Может быть, беседа с мистером Слинсби поколебала его веру в людскую честность. Во всяком случае, он с первых слов догадался, что замышляется дурное, и хорошо, потому что больше слов не последовало. Гораций исчез, потом появился снова. В руках он держат что-то тяжелое, кажется, мешок. Он перегнулся через подоконник, бросил мешок вниз, точно в руки мордовороту и закрыл окно, а мордоворот, в дальнейшем именуемый Джо, прошел по бегониям и стал красться по дорожке мимо пристройки. Он поравнялся с Биллом, когда тот заговорил.

– Стой! – сказал Билл. – Что это у тебя?

В обычной жизни Джо был натурой флегматической. Его непросто было вывести из себя, самое большее, что он себе позволял – лениво приподнять бровь. Однако сейчас случай был особый. Все его чувства пришли в величайшее волнение. Он сдавленно вскрикнул, обернулся через плечо и бросился по газону так быстро, как только позволяли его жирные ноги.

Это была ошибка. Даже в обычной жизни Билл бы дал Джо на ста ярдах пятьдесят ярдов форы; а теперь, промаявшись несколько часов в кустах, он превратился в чемпиона по спринту. К тому же Джо сковывал в движениях тяжелый мешок. Гонка закончилась на середине газона: Джо почувствовал на затылке горячее дыхание преследователя и обернулся. Он бросил мешок и кинулся на Билла.

Биллу только этого было и надо. У Джо, стоявшего под окном, была самая что ни на есть бандитская рожа, но и это его не охладило. Билл пережил тяжелый день, и сейчас чувствовал: чем хуже, тем лучше. В то самое мгновение, когда Джо сомкнул пальцы на его горле, Билл вынудил их разжаться резким аперкотом, который, судя по звуку, пришелся точно в цель. Последовали беспорядочные удары, потом Джо ухватил Билла, оторвал от земли, и оба упали – Билл снизу, Джо сверху.

Однако у всякого борца есть свое уязвимое место: у кого-то – нежная челюсть, у кого-то – чувствительный нос. У Ахиллеса, как мы помним, была пята. Джо не страдал ни одной из перечисленных слабостей. Можно было с размаху лупить его молотом по носу, и ничего не добиться; удар в челюсть не свернул бы его с намеченного пути. Но и он был всего лишь смертный. Была у него слабая сторона, частенько подводившая его в прежних потасовках. Джо боялся щекотки. Достаточно было тронуть его кончиком пальца, и он выбывал из боя.

Именно это чисто случайно сделал сейчас Билл. Силясь ухватить и сбросить противника, он скользнул рукой по его ребрам, ближе к подмышке. Джо страшно взвыл и вскочил на ноги.

Билл тоже поднялся. Ничто в их знакомстве с Джо не наводило на мысль, что безопасно оставаться лежачим, когда тот стоит.

С этого мгновения удача изменила Джо. Как правило, он брал не столько умением, сколько весом. В ближнем бою преимущество было на его стороне, в дальнем – оборачивалось недостатком. Ветер стих так же неожиданно, как и поднялся, луна спряталась за облаками, однако Биллу хватало и оставшегося света. Он размахнулся и двинул Джо в глаз. Резко повернулся и почувствовал, как кулак впечатался противнику в ухо. Снова размахнулся и вмазал Джо в другой глаз. Этот-то удар, в который Билл вложил всю злобу, скопившуюся за утреннюю беседу со Слинсби, дневные размышления над отказом Флик и вечернее сидение в кустах возле Холли– хауза – этот удар и решил исход боя. Джо не выдержал. Он пошатнулся, отступил на несколько шагов, потом побежал, вломился в кусты, выбрался на открытое место и припустил во все лопатки. Больше они с Биллом не виделись.

Билл стоял, силясь отдышаться. Стычка пошла ему на пользу. Он чувствовал себя сильным и смелым. Устранив противника, он поднял мешок и пошел к сарайчику искать оброненное письмо. И здесь его ждало последнее за день потрясение.

Письмо исчезло. Платок тоже. Их унесло в темноту недружественным ветром.

Билл искал долго и тщательно, но не мог обшарить весь сад; мало-помалу на него накатило отчаяние, подобное тому, в какое сам он поверг противника. Все кончено. Рок ополчился против него, нет смысла бороться.

Он убито поплелся через сад и дальше по дороге. Через полмили его догнало такси. Он устало плюхнулся на сиденье и поехал домой, где Джадсон при виде его искренно изумился.

– Господи! – воскликнул Джадсон. – Билл, старик, что ты сделал со своим лицом?

Билл не знал, что с его лицом что-то неладно. Он посмотрел в зеркало и убедился, что Джо, размахивая руками, по крайней мере один раз угодил ему в нос. Он положил мешок на стол и пошел в ванную.

Когда он вернулся, чистый и посвежевший, то обнаружил, что Джадсон в простодушном любопытстве открыл мешок.

– Зачем тебе старые книги, Билл?

– Книги? – До Билла начало доходить. Он коротко пересказал события. – Похоже, Гораций входит в воровскую шайку, – сказал он. – Совершенно точно, это он бросил мешок из окна тому типу, с которым я дрался.

Джадсона охватило радостное волнение.

– Господи, Билл, старик, – вскричал он. – Ну, повезло тебе. Старый Параден отвалит теперь никак не меньше половины состояния. Он же чокнулся на своих книжках. Отец мне все уши прожужжал рассказами о его библиотеке. Все, теперь ты его самый любимый родственник. Смотри не продешеви, старик! Стой насмерть. Полмиллиона в год, и ни центом меньше.

– На что они мне теперь, – горько сказал Билл. – Завтра Флик выходит за Родерика Пайка!

– Что?! Мне казалось, она собирается за тебя.

– Уже нет. Думаю, на нее насели. Я получил письмо. Вот почему я отправился в Холли-хауз. Рассчитывал увидеть ее или хоть что-нибудь узнать.

У Джадсона отпала челюсть. Он был потрясен случившейся бедой.

– Флик! – вскричал он. – За этого типа, который написал, что Тодди ван Риттер основал Шелковый Клуб? Пока я жив, этому не бывать!

– И что ты собираешься делать? – устало спросил Билл.

– Делать? – повторил Джадсон. – Делать? Ну… – Он задумался. -Убей меня Бог, если я знаю!

Глава XX

На шесть пенсов риса