Бранислав Нушич - Автобиография

А сколько других, сколько совсем других картин можно увидеть, если посмотреть на людей сквозь стекла, которые увеличивают или уменьшают. А эти стекла — глазок тюремной камеры, с помощью которого видишь лучше, чем с помощью самого что ни на есть совершенного американского бинокля.

Армия

Только два раза с человека снимают мерку — один раз, когда он отправляется в армию, а в другой раз, когда он отправляется на тот свет. Когда снимают мерку с мертвого — это понятно, в этом есть практическая необходимость, но зачем снимают мерку с призванного в армию — это совсем непонятно. Говорят, измерять новобранцев необходимо потому, что в армию не берут узкогрудых, но, по-моему, в армии узкогрудых больше, чем где бы то ни было.

Сам процесс снятия мерки с новобранцев называется медицинской комиссией. Через такую комиссию человек проходит тоже два раза: когда он обеспечивает свою жизнь вступлением в страховое общество и когда он обеспечивает себе смерть вступлением в армию. И как ловкий агент страховой компании уверяет вас: «Застраховывайте вашу жизнь, чтобы спокойно умереть!» — так и командир взвода воодушевляет вас: «Умирайте спокойно, чтобы вечно жить!»

Разумеется, этим я вовсе не хочу сказать, что, уходя в армию, вы заранее обрекаете себя на смерть. Если бы это было так, это было бы бесчеловечно. Армия — это своего рода лотерея, в которой гораздо чаще вытаскиваешь несчастливый билет; вступив в армию, человек словно приобретает несколько лотерейных билетов, из которых лишь некоторые приносят выигрыш. Но зато это выигрыш в полном смысле слова.

Все это очень толково и доходчиво разъяснил капрал Люба, всячески старавшийся убедить нас в том, что воинская служба — это и есть земной рай: «На войне никому не дано знать, кто погибнет, а кто нет. Чаще всего погибает именно тот, кто надеется выжить, а выживает тот, кто думает, что погибнет. Конечно, для поддержания порядка и дисциплины было бы гораздо лучше, если бы было заранее известно, кто погибнет, а кто нет. «Столько-то и столько-то должны сегодня погибнуть», — говорит мне командир, а я, как полагается, приказываю: «Ты, ты, ты, ты и ты — в расход!» Ты прекрасно погибаешь, и дело сделано, и списки в порядке, и человеку не служба, а одно удовольствие. А там еще неизвестно, как дело обернется, ведь не всякая пуля в цель попадает. Твой долг — погибнуть, а уж если не погибнешь, ты не виноват».

Может быть, именно поэтому мне и показалось, что комиссия, производящая осмотр новобранцев, очень похожа на ветеринарную комиссию на бойне, отбирающую все годное на убой. В самом деле, у комиссии, осматривающей рекрутов, та же удивительная логика: неспособных жить она объявляет неспособными умереть, а способных жить она признает способными умереть.

Как только комиссия осмотрит вас и признает годным, вас сразу же остригут наголо и оденут в форму установленного образца. С этой минуты вас начнут приводить к единообразию. Вы приходите в армию, имея две скулы, но начальник считает, что солдату вовсе незачем иметь их так много, и поэтому вам в самом начале службы из двух скул сделают одну.

Единообразие в армии сводится к тому, что каждый острижен наголо, одет в форму и ни о чем не думает. Особенно важно не думать — это одно из самых необходимых условий единообразия.

— Солдату думать не положено! — объяснил нам капрал. — Что бы делал господин майор, если бы мы все думали. Солдат должен слушать и исполнять, а не думать!

Так и не знает человек, что же ему в конце концов делать — думать или не думать. В школе тебе внушают: «Учись, сынок, думать. Тяжело тебе придется в жизни, если ты не умеешь думать!» Кончишь школу, попадешь в армию, а тебе кричат: «Не смей думать! Ты сюда не затем пришел, чтобы думать!» А женишься, жена зудит: «Мое дело жить да за порядком в доме следить, а думать твое дело». Но государству это опять не нравится, и оно сажает тебя на два года в тюрьму за то, что ты думал.

Вот и попробуй решить, что лучше — думать или не думать. Те, кто думает, утверждают, что лучше не думать, а те, кто не думает, твердят, что лучше думать. Один неудачник жаловался мне:

— Пока я думал да раздумывал, мой брат денежки копил. И вот теперь он богатый человек, а я в пустые кулаки дую.

— Когда я о чем-нибудь долго думал, обязательно наоборот выходило, а если не раздумывая за дело брался, все хорошо получалось, — уверял опытный человек. Так говорят те, кто раскаивается, что потратил много времени на раздумья, но жалобы можно услышать и от тех, кто ни разу в жизни не думал.

— Если бы я раньше хоть немножко подумала, я бы, конечно, за тебя не пошла! — кричит молодая жена своему старому мужу.

— Не подумал я, брат, а если бы подумал, этого бы не случилось, — причитает тот, кто уже не может вернуть потерянного.

И, слушая эти жалобы, нельзя не спросить: что же лучше — думать или не думать? Мне кажется, что тут все зависит от профессии. Есть такие профессии, которые требуют умения думать, но существуют и такие, где это вовсе не обязательно. Так, например, обязательно должны думать шоферы, стрелочники, летчики, машинисты и лоцманы. От государственных деятелей, профессоров, литераторов, высших и низших чиновников, священников и офицеров этого вовсе не требуется.

Как только ты надел форму и перестал думать, ты уже не человек, а солдат, тебя ставят в строй и прежде всего учат равняться. Цель равнения, которому в армии уделяется особое внимание, состоит в том, чтобы всех подравнять по ниточке и приучить не вылезать вперед. Воинские начальники тратят очень много сил и времени на привитие этих полезных навыков, так что в конце концов стремление к равнению входит в привычку. Но все же, стоит только человеку расстаться с армией, как он сразу же утрачивает эту замечательную привычку. Вероятно, это происходит и потому, что в жизни гораздо больше ценится стремление вылезти вперед.

В армии тебя учат не только равняться, но и ходить в ногу. Ты не смеешь ни отставать, ни вырываться вперед, а должен идти точно таким же шагом, как и тот, кто идет впереди или позади тебя. И тут твой университетский диплом ни в чем не поможет тебе, он не даст тебе права идти более крупными шагами. Нет, ты должен идти в ногу со всеми, точно такими же шагами, как и тот, кого до армии ни разу не стригли и кто в армии в первый раз услышал свою фамилию. Помню, однажды в Македонии довелось мне видеть лошадь и осла, запряженных в одну повозку. Они тоже должны были идти в ногу. И как бедная лошадь ни пыталась сделать хоть один крупный шаг, чтобы везти телегу быстрее, все ее попытки разбивались об ослиное упрямство. Осел никак не хотел идти скорее, а иногда и вовсе останавливался или, по свойственной ослам философской рассеянности, тянул совсем в противоположную сторону. Если бы в армии разрешалось думать, я обязательно вспомнил бы об этом случае: уж очень подходящее сравнение.

Когда вы овладеете искусством ходить в ногу, вас начнут учить топать ногами. Умение топать ногами имеет в армии большое значение. Если взвод научится топать ногами так, чтобы из-под каблуков искры летели, то командир взвода получит особую благодарность. Я и сейчас не знаю, для чего нужно, чтобы солдат на марше так топал ногами. Правда, может быть, это требование соответствует параграфу устава, в котором говорится, что «цель всякого движения заключается в преодолении известного расстояния за известное время с наименьшей затратой сил», а может быть, это просто услуга, которую армия оказывает общине и государству, утрамбовывая булыжную мостовую в городе и проселочные дороги в провинции.

Цель топанья так и осталась бы для меня непонятной, если бы мне не объяснили, что его как важнейшую составную часть военного обучения придумали и заставили внести в устав поставщики армейской обуви.

Когда ты научишься равняться и ходить в ногу, тебя начинают учить приветствовать начальника. Если ты не поклонился кому-нибудь в обществе, это просто невежливость, но если ты не отдал чести в армии, это уже целое преступление. Вот почему умению приветствовать в армии уделяется особое внимание, и в воинских уставах на этот счет содержатся исчерпывающие и совершенно ясные требования. Из этих уставов солдат прежде всего обязан усвоить, что, встретив начальника, он должен повернуть голову в сторону начальника, а не в противоположную сторону, как это обычно бывает. Кроме того, солдат должен выучить другой важный параграф, согласно которому он обязан приветствовать начальника в тот момент, когда проходит мимо него, а не тогда, скажем, когда уже прошел. «Но при известных обстоятельствах, — очень мудро замечает устав, — солдат может приветствовать начальника и раньше, нежели это указано в данном параграфе, если заметит, что начальник посмотрел в его сторону и, вероятно, больше уже на него не посмотрит». Поистине отрадно явление, когда уставы предоставляют солдату такую свободу действия.