Иоанна Хмелевская - Инопланетяне в Гарволине

— Почему другую? А первая какая же? — с интересом спросил фоторепортер.

— Первая — это пришельцы. Вот они приземляются, выходят из своего космического аппарата. И как набросятся на нас…

— Особенно плазма.

— Да отвяжись ты наконец от этой плазмы! Я исхожу из человекоподобных. Тогда как-то легче вообразить их модель поведения. А возможно, и не набросятся. На их месте я прилетел бы сюда за тридевять… световых лет не для того, чтобы набрасываться ни с того ни с сего на местное население.

— А зачем бы ты прилетел?

— Для установления дружеских контактов с обитателями другого мира.

— А если эти существа настроены агрессивно? — не успокаивался фоторепортер.

— Холера ясна, с вами невозможно говорить! — разбушевался редактор. — Помечтать не даете! Воображения ни на грош! Молчать, пся крев! Прилетели, значит, инопланетяне к нам в гости, хотят установить с нами дружеские контакты. Мы тоже не прочь…

— Но не все же так мирно настроены! Говорят, агрессия родилась раньше человека! — упорствовал фоторепортер.

— Теперь он за агрессию уцепился! Империалистов выискал! Может, они еще негров угнетают?!

— Насчет негров я бы не стал зарекаться, — осторожно заметил консультант. — Раз они инопланетяне, значит, живут на какой-то планете, так? А у планеты обязательно должен быть экватор…

Редактор уже не помнил себя от ярости, зато его коллеги чрезвычайно оживились, и у них тоже явно заработало воображение. Редактор в своей ярости этого, похоже, пока не заметил.

— Надо же какие кретины у меня сотрудники! При чем тут негры и экваторы? Летят к нам пришельцы, ясно?! Приземляются в… Гарволине, ясно?! Сразу видно, что пришельцы, ни на что не похожие! Никакие не империалисты и в партии не состоят! И я вас спрашиваю — что станут делать наши? Что, я вас спрашиваю? Будут удивляться? Придут в восторг? А может…

— Лично я сомневаюсь, — осторожно заметил сатирик.

— Ну и сомневайся себе на здоровье! Хоть повесься, только шевели мозгами! Все вы балбесы и идиоты безмозглые, а я хочу видеть, как наши отнесутся к их появлению. Хочу!

В голосе редактора прозвучали такая страсть, такие боль и тоска, что проняли наконец толстокожих сотрудников. Каждый из них вдруг почувствовал, что он тоже хочет это видеть. Каждый из них просто жаждал увидеть собственными глазами, как польская общественность отреагирует на высадку в Гарволине пришельцев с далекой планеты.

Даже фоторепортера проняло. Отвернувшись от коллег, он взглянул в окно и вместо толпы, рвущейся в переполненный автобус, увидел в своем воображении огромные толпы народа, рвущиеся к только что приземлившемуся космическому кораблю. Прийти в себя заставил крик пассажира, наполовину защемленного захлопнувшейся дверцей автобуса. «Вот интересно, а если и в самом деле прилетят, как пробиться через такую толпу, чтобы сделать снимки?» — профессионально подумал он.

Сатирик же представил другую картину, доставившую ему огромное удовольствие. Всю Польшу охватила паника, стремительно опустели здания райкомов партии и правительственных учреждений, а также секретариата Союза польских писателей. Все обитатели вышеупомянутых учреждений бросились скрываться на всякий случай. Вот знакомый министр присел за уличной тумбой, вот маститый журналист забрался в контейнер с мусором, слышно, как стучит зубами от страха. О, как бы хотелось увидеть все это воочию!

Консультант по вопросам науки и техники ничего не представлял и ничего в своем воображении не видел, зато совершенно отчетливо почувствовал, что не колеблясь отдал бы две свои зарплаты, лишь бы увидеть то, о чем говорил редактор.

А редактор тем временем взял себя в руки и почти спокойно, но с глубокой внутренней убежденностью заявил:

— Реакцию общественности можно определить только опытным путем. Они должны приземлиться!

Присутствующие молчали, потрясенные. Первым пришел в себя консультант, в котором аукнулись некогда приобретенные познания.

— Ну так что? — спросил он. — Беремся?

Внешнее спокойствие редактора мгновенно улетучилось, верх взяли энтузиазм и юношеская одержимость.

— А как же иначе? — пылко вскричал он. — Ясное дело!

Вытащив из ящика своего стола блокнот, он принялся лихорадочно листать его, одновременно спеша поделиться с коллегами своими соображениями.

— Эти, из Центра, непременно помогут нам. Голову даю на отсечение! Может, главное возьмут на себя, у них же больше возможностей. Организуем, значит, приземление космического корабля…

— В маленьком городке! — подхватил консультант. — Я уже более-менее представляю, как это технически организовать. А как фамилия того типа из отдела космических исследований?

— Его-то я и ищу, ведь кое-какие специальные сведения нам необходимо получить.

— Да вы никак спятили? — поворачиваясь к ним, недовольно заметил фоторепортер. — Интересно, что такое вы собираетесь организовать?

— Глупый вопрос, неужели еще не дошло? Мы собираемся устроить настоящее приземление космического корабля, доставившего на нашу Землю гостей с отдаленной планеты другой солнечной системы, и изучить реакцию польской общественности на прилет космических пришельцев! Надо же когда-нибудь это сделать!

— Точно! Давно пора! — c восторгом подхватил идею сатирик. — Раз настоящие инопланетяне до сих пор никак не раскачаются… Сколько же можно ждать?

Фоторепортер недоверчиво слушал своих коллег. Уж не смеются ли они над ним? Розыгрыш в их среде — обычное явление. Но нет, не похоже, вон как они взволнованы, видно, и вправду ухватились за эту бредовую идею. Впрочем, почему бредовую? Что-то такое в ней есть, надо признаться.

И фоторепортер не успел опомниться, как сам стал самым горячим сторонником необычного эксперимента.

— А знаете, это мысль… Неглупо придумано. Нет, очень даже неглупо. Да что там, гениальная идея! Езус-Мария, вы хоть представляете себе, какие могут получиться фотографии?!

— Еще бы! Вот видишь, а то нос воротил.

Первоначальный скептицизм и недоверие сменились абсолютным энтузиазмом четырех членов здорового коллектива. В конце концов, все они были журналистами, и этому зернышку журналистики в глубине их душ не было никакой возможности дать ростки и расцвести на бесплодной почве окружающей их действительности. И теперь это зернышко, вернее, четыре зернышка вдруг встрепенулись в глубинах их душ, в предвкушении возможного расцвета. Ведь настоящий журналист в своей профессиональной деятельности должен руководствоваться тремя основными принципами: интересоваться, узнавать и публиковать. А тем временем работа данной редакции, как, впрочем, и всех остальных редакций в нашей стране, была так стиснута всевозможными запретами и ограничениями, что у журналистов опускались руки. И вот совершенно неожиданно появляется НЕЧТО…

— Первая заповедь нашего начинания, — прерывающимся от волнения голосом, весь сияя, заявил редактор, взяв на себя руководство упомянутым начинанием, — делаем все тихо, по договоренности. Запомните!

— Заявления не пишем? — радостно удивился сатирик.

— Ни с кем не согласовываем? Не испрашиваем ничьего разрешения? — посыпались вопросы.

— Опомнитесь! Кто может дать на это разрешение? Не говоря уже о том, что сразу же станет всем известно.

— За такое можно и по шее схлопотать, — засомневался сатирик.

— Я за все отвечаю! — горячо заверил редактор. — И ради такого готов и претерпеть!

— Ты-то, может, и готов…

— А ты нет? Смотри какой боязливый. Тебя никто не заставляет, можешь отказаться, еще не поздно.

— Нашел дурака! Такой случай подворачивается! Да, может, у меня второго подобного никогда и не будет.

Блаженное выражение лица сатирика лучше всяких слов свидетельствовало о его искренних чувствах. Выкаблучивался он лишь в силу застарелой привычки. А теперь, когда услышал, что необыкновенную операцию планируется провести без согласования с вышестоящими органами, все его существо преисполнилось прямо-таки неземным упоением.

Вдохновение снизошло на всех четырех членов будущей операции. Вдохновение безудержное, не стесненное никакими рамками и запретами. Фантазия расцветала на глазах, будущая операция обретала плоть и кровь. Стремительный бег фантазии прервало появление до костей промокшего художника. Его следовало поскорей приобщить к тайным намерениям, ибо без художника никакое мероприятие обойтись не может.

— Янек, а ну-ка давай соображай! — весь дрожа от возбуждения, потребовал редактор. — Слушай внимательно, дорогой: мало того что мы приземляемся, так мы еще должны сделать то, чего не было в истории человечества — высаживаемся! Соображаешь? Выходит нечто, похожее на человека, но не человек! Так что обдумай одежку, набросай эскизы костюмчиков. Доходит? Чтобы сразу поняли — это не люди! Чтобы ни у кого ни малейших сомнений, а то, избави Бог, еще проверять бросятся! И не задавай мне глупых вопросов, на что они похожи, сам пошевели мозгами.