Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации

Ознакомительный фрагмент

Уважаемый сэр Тревор Нанн[10],

Обратиться к Вам меня надоумила Анжела Хакер, писательница, драматург и по совместительству моя соседка. Я написал пьесу «Чума!», действие которой разворачивается в годы Средневековья. Это элегическое произведение с шестьюдесятью человеческими персонажами и десятком животных, преимущественно домашних.

Анжела считает, что Вы могли бы дать пару-тройку разумных советов насчет того, как управляться с таким большим актерским составом. Текст «Чумы!» прилагаю. Если, просмотрев пьесу, вы захотите к нам присоединиться, дайте знать как можно скорее.

Остаюсь, сэр,

Буря. Входит группа монахов в рясах и сандалиях. Самый важный монах несет в руках погребальную урну. Это аббат Годфрид. (Работникам сцены на заметку: просунув шланг пылесоса в вентиляционное отверстие боковой кулисы, можно создать «штормовой» ветер.)

АББАТ ГОДФРИД. Чу, братия! Ветер больно силен. По разуменью моему, должны искать укрытья мы в этом проклятом месте.

Появляется смерд по имени Джон, он спешит домой, где его ждет ужин — похлебка из свиных ушей с овсяными клецками.

АББАТ ГОДФРИД. Стой, смерд! Куда спешишь ты столь ретиво?

СМЕРД ДЖОН. Домой вечерничать. Рази не свято это дело?

АББАТ ГОДФРИД. Как зовется сие гнусное место?

СМЕРД ДЖОН. А никак. Чему тут кликаться-то? Акромя холма, полей да горстки лачужек здеся и нету ничего.

АББАТ ГОДФРИД. В бурю, смерд, лачуга дворцом помнится.

Площадь в центре деревни, где собрались тридцать пять человек, мужчин и женщин. Из левой кулисы выбегает свора собак и пересекает сцену. Под ногами деревенских жителей куры клюют зерно. Входит АББАТ ГОДФРИД, держа урну в воздетой руке. За ним следует толстый монах, БРАТ ДУНКАН, любитель наблюдать за птицами, и тощий монах, БРАТ ЭНДРЮ, страдающий приступами паники.

СМЕРД ДЖОН. Что у вас там, в ларце?

АББАТ ГОДФРИД. Кишки и анус короля Джона.

Деревенские жители и животные падают на колени.

АББАТ ГОДФРИД. Сердце его погребено в Йорке. А сие дремучее захолустье, по разуменью моему, послужит достойным убежищем королевскому анусу.

Деревенские жители разражаются радостными криками, собаки лают.

Понедельник, 18 июня

Увидел в старом номере «Вестника Лестера» фотографию некоего малого по имени Гарри Плант, отметившего свой сто девятый день рождения. 109 лет! Ему было 19, когда в Великую войну он сражался при Пашендейле.

На голове у мистера Планта полно волос (и, между прочим, стрижка ему не повредила бы). Он что, знает какое-то волшебное средство?

Старый свинарник, 1

«Свинарня»

Нижнее поле

Дальняя просека

Мангольд-Парва

Лестершир

Дом для престарелых «Ивы»

Биван-роуд

Дьюсбери

Лидс

Дорогой мистер Плант,

Поздравляю с достижением прекрасного возраста 109 лет.

Обращаюсь к Вам с небольшой просьбой: не раскроете ли Вы один из секретов Вашего долгожительства? Меня особенно интересует то, как Вам удалось сберечь волосяной покров.

Рекомендации относительно диеты, привычек и пр. приму с величайшей благодарностью.

Остаюсь, сэр,

Вашим покорнейшим и преданнейшим слугой

Ответ (писан дрожащей рукой)

Дорогой мистер Моул,

Спасибо за Ваше интересное письмо. Никакой особой диеты я не соблюдаю, ем то же, что и все. А что касается волос, я мелко крошу луковицу, отжимаю сок и мажу им голову перед отходом ко сну.

Старый свинарник, 1

«Свинарня»

Нижнее поле

Дальняя просека

Мангольд-Парва

Лестершир

Дом для престарелых «Ивы»

Биван-роуд

Дьюсбери

Лидс

Дорогой мистер Плант,

Спасибо, что ответили на мое предыдущее письмо.

Однако нельзя ли кое-что уточнить: какой сорт лука Вы используете?

С нетерпением жду известий от Вас.

Вторник, 19 июня

Спросил жену, не согласится ли она сыграть Элизу Хеппелтуэйт, деревенскую шлюху, в моей постановке «Чума!». Пояснил, что исполнительнице этой роли придется надеть красные чулки, парик из нечесаных волос, налепить на лицо бородавки и вычернить зубы:

— Не забывай, в те времена «Колгейта» еще не было.

— Ты сильно удивишься, если я откажусь? — ответила Георгина. — Позови лучше Марлин Уэбб из собачьей гостиницы, у нее зубы точно средневековые.

— Признаться, я глубоко разочарован. Я надеялся, ты поддержишь меня в моих театральных начинаниях. Только не говори, что «Чума!» никуда не годится, лучше я в жизни ничего не писал. Я послал экземпляр викарию, и он прислал письмо с похвалами.

Вынув листочек из бумажника, я показал его Георгине.

Дорогой Адриан,

В двух словах — я поражен. Поздравляю с завершением первого черновика пьесы. Удивительно, как Вам удалось снабдить каждого из более чем шестидесяти персонажей двумя репликами, по меньшей мере.

К сожалению, плотное расписание на ближайшие месяцы не позволит мне принять Ваше любезное предложение сыграть Недотепу Дика.

По Вашей просьбе я показал «Чуму!» жене. Она сказала, что непременно прочтет пьесу, когда покончит с полным собранием сочинений Айрис Мердок.

Среда, 20 июня

Тони Блэр устроил мировое прощальное турне. Моя мать как увидит его на трапе в очередном аэропорту очередной страны, так у нее сразу возникает чувство, будто он вот-вот запоет «Теперь, в конце пути…».

Вместе с женой посмотрели по Би-би-си-4 документальный фильм «Самая толстая женщина на планете» — о некой американке по имени Синди-Лу. Эта дама лежит в лежку на кровати особой сверхпрочной конструкции, с которой не в силах встать. Она такая необъятная, что ночные рубашки ей шьют из двух широченных простыней.

— Если не приму меры, то закончу как Синди-Лу, — вздохнула Георгина.

Воскресенье, 24 июня

Дождь. Проливной. И когда этому придет конец?

Проснулся в 7 утра от колокольного звона. И, как всегда, устыдился — я опять не собираюсь в церковь, и неважно, что на самом деле я на двадцать процентов агностик, а на восемьдесят атеист. Снова заснул, во второй раз меня разбудил телефон.

Звонил Гленн из Афганистана, по бесплатной «семейной» линии. Попросил передать девушке, с которой он познакомился в ночном клубе «Лох», почтовый адрес его части. Когда я поинтересовался именем и адресом девушки, Гленн ответил:

— Плохо слышно, пап, слишком громкая музыка. Но если в пятницу вечером ты случайно наткнешься на Малыша Кертиса, главного вышибалу в «Лохе», передай ему от меня вот что… У тебя есть под рукой карандаш или ручка?

Я порылся в тумбочке у кровати, но не нашел ничего пишущего. Сознавая, что драгоценные секунды неумолимо утекают, я схватил черный карандаш для подводки глаз — Георгина всегда держит его при себе, даже когда спит, — и записал со слов Гленна:

Йо, Малыш! Как ваще, братан? Помнишь ту телку, с которой я тусил в последний раз? С таким прикольным хаером? Не в службу, а в дружбу, скажи ей, что, по-моему, она зашибись и я здесь, в Афгане, жду от нее письма. И пусть фотку свою пришлет. Спасибо, братан.

Можно подумать, мальчик вырос в Гарлеме, а не послевоенной муниципальной застройке Лестера. Я строго заметил Гленну, что вряд ли когда-либо «наткнусь» на Малыша Кертиса пятничным вечером у входа в «Лох», поскольку положил за правило не ездить в центр Лестера после наступления темноты, разве что в самых крайних случаях.

— Пожалуйста, папа, может, это последнее, что ты для меня сделаешь. Нас окружают талибы!

После такого разве я мог ему отказать?

Обедать отправились в «Медведя» — жались к деревьям, с которых страшно капало.