Владимир Кунин - Дорога к звездам

Мне почему-то все время казалось, что Водила явно недооценивает опасность ситуации. То ли потому, что он с такими штуками никогда не сталкивался, то ли потому, что ощущал себя вот таким большим, сильным, мощно-сексуальным самцом, а это всегда несколько обманчиво гипертрофирует уверенность в самом себе. Со мной тоже иногда происходит такое. Естественно, в моих собственных масштабах.

Но в отличие даже от очень умных и чутких Людей я обладаю даром предвидения, неким мистическим Котово-Кошачьим необъяснимым свойством почти точно предсказывать ближайшее будущее. Я уже об этом как то говорил...

Я снова вспрыгнул на спинку пассажирского сиденья, чтобы лучше видеть дорогу и все вокруг. Умылся, привел себя в порядок и достаточно решительно и волево сказал Водиле:

«Все, Водила. Все! Закончили хиханьки и хаханьки. Вернемся к козе».

— Какой еще «козе»?! — удивился Водила.

«Которую ты обещал заделать Лысому и Алику».

— А... Это только так говорится — «заделать козу». Тут надо будет соображать по ходу...

«Нет. Мы должны все продумать заранее. Может случиться так, что у тебя не будет времени соображать по ходу».

— А что ты предлагаешь, Кыся?

«Полное смирение! Никакого героизма. Они оба вооружены, а...» — закончить мысль мне.не удалось, потому что Водила прервал меня и закончил за меня ее сам:

—...а против лома нет приема, да, Кыся? Это ты хочешь сказать?

Ура-ура-ура! Да здравствует гениальный доктор Ричард Шелдрейс! Да здравствуют Люди, решившие перевести и издать эту книгу у нас в России! Шура говорил, что сегодня это равносильно подвигу или самоубийству. Он имел в виду именно такие книги.

И конечно же, да здравствует Мой Шура Плоткин, который от одиночества (Я— не в счет. Я— Кот. Я говорю о Человеческом одиночестве) насобачился читать мне вслух разные умные книжки!

А чуть ли не ежедневные половые упражнения с разными девицами или Кошками, как выяснилось, от одиночества не спасают. Это я и по себе знаю,

— Ты про кого это, Кыся? — осторожно спросил меня Водила.

«Да так... Ты не знаешь. Про одного своего друга».

— Давай, Кыся, не отвлекаться, — сказал мне Водила, и я услышал в его голосе легкие нотки ревности. — Значит, ты считаешь, что я должен взять у них пять штук зеленых, на все согласиться и помочь им перегрузить пакет? А они мне сразу же после этого засандалят пулю в лоб! Да?

«Нет, не сразу», — подумал я...

... И вдруг сначала не очень отчетливо, а потом все яснее и яснее УВИДЕЛ, как это произойдет! Вот ОНО — наше, Кошачье-Котовое! Я же говорил!.. Это внезапное озарение БУДУЩЕГО. Как? Что? Откуда?.. В голове не укладывается... Но ЭТО же ЕСТЬ!!!

— А если я не захочу остановиться? — донесся голос Водилы.

«Ты будешь вынужден это сделать», — с сожалением заметил я...

— Кыся, а Кыся!.. — услышал я голос Водилы. — Ну-ка очнись, родимый. Ты чего это замер, как памятник Ленину? Гляди, чего я тебе купил на той заправке!..

Впереди нас по-прежнему катился грузовик Лысого, и в правом большом боковом зеркале я видел бегущую за нами «тойоту» Алика.

— Кыся... У тебя совесть есть? Я тебе кыскаю, кыскаю и так, и эдак, а ты — ноль внимания, — обиделся Водила.

Я спохватился и потерся мордой о Водилино ухо и виновато промурчал: «Прости, Водила... Задумался. Извини меня, пожалуйста...»

—То-то же! — обрадовался Водила. — Я говорю, глянь, чего я тебе на дорожку в той лавке припас!..

И Водила выкладывает на мое сиденье коротенькую колбаску, величиной с нормальную сардельку, в прозрачной упаковке, сквозь которую видно, что это никакая не колбаска, а самый настоящий сырой фарш! Такой же, как тот, который я лопал в столовой на Ганноверской заправке. Только там это называлось «татарский бифштекс».

Я спрыгнул со спинки кресла вниз на сиденье, обнюхал эту колбаску, и несмотря на то что она была с обоих концов запакована металлическими скобками, я все-таки почувствовал, что к фаршу там явно примешан и сырой лук, с которым у меня с детства натянутые отношения.

Мне очень не хотелось огорчать Водилу, и я промолчал. Но Водила тут же сказал:

— Я посмотрел там в столовке, как ты этот фарш трескаешь, так сразу сообразил — надо моему Кысе эту хреновину на дорожку купить. «Цвибельнвурст» называется. Там лучок, приправки всякие. Я его лично — жутко обожаю! Но ты не стесняйся, если тебе с луком не по вкусу, —найн проблем! Я и ветчинкой отоварился. Так что— выбирай. И молока я тебе пакет купил. Честно скажу — пожиже. Всего полтора процента жирности. А то... По себе знаю, я как тут в Германии нормального молока попью, потом дрищу как умалишенный! Извини за выражение — сутки с горшка не слезаю. Непривычные наши русские желудки к нормальному молоку — нам, как всегда, подавай разбавленное, бля...

Спустя часа полтора стало быстро темнеть. Встречные машины уже почти все шли с зажженными фарами. Мы тоже включили «ближний свет», как сказал мне Водила.

Теперь, когда за окнами стала опускаться на землю темно-серая мгла, в нашей кабине, достаточно симпатичной и при дневном освещении, от мягкой зеленой подсветки приборов стало удивительно уютно и благостно.

На какое-то мгновение вдруг показалось, что нет в мире никакого кокаина, пистолетов с глушителями, Барменов, Лысых и разных профессиональных Аликов...

— Нет, Кыся, нам главное, чтоб нас никто до Мюнхена не тормознул! — упрямо сказал Водила, напрочь разрушив мои сладкие иллюзии, навеянные мягким светом приборного щитка — Не станут же они пулять в центре большого города?! Там-то мы уж как-нибудь отмахнемся. Мне бы товарища «Калашникова». Я бы им, блядям, показал светлое будущее! Ладно, хер с ними пока... Давай-ка перекусим лучше.

Очень ловко, не снижая скорости и не снимая левую руку с руля, одной правой рукой и зубами Водила разорвал целлофановый пакет с ветчиной, «колбаску» с фаршем, открыл коробочку с сыром и вытащил булочки. Все это он разложил на бумажном полотенце прямо на моем сиденье, для себя открыл большущую бутылку кока-колы. Мне же Водила ухитрился налить молока в неизвестно откуда появившуюся квадратную пластмассовую коробочку.

— Ты не брезгуй этой посудкой, — сказал мне Водила — Она из-под мороженого, чистая. Я ее специально для тебя в лавке попросил. Так что прошу к столу, Кыся!..

А через два с половиной часа произошло то, что я уже один раз ВИДЕЛ.

Когда до Мюнхена оставалось километров десять и в лилово-черном небе уже светилось гигантское розовое зарево большого вечернего города, я увидел, как белый микроавтобус «тойота» выехал из правого ряда в средний, мгновенно поравнялся с нами, а затем...

Вымотанный дальней дорогой, Водила смотрел только вперед. Я же, чтобы лучше видеть, что произойдет дальше, перелез со спинки своего кресла на спинку кресла Водилы и привалился боком к его затылку. Мало ли куда еще захочет выстрелить этот страшненький Алик?.. А так я хоть смогу успеть наклонить голову Водилы пониже...

Водила рассмеялся, сказал мне хриплым от усталости голосом:

— Точно, Кыся... Давай помассируй мне шею, а то затекла, черт бы ее побрал! Старею, Кыся. Мать ее за ногу— судьбу шоферскую...

Затем я увидел, как автоматически опустилось правое стекло кабины «тойоты» и оттуда высунулась худенькая рука Алика с большим пистолетом и навинченным длинным глушителем из американских телевизионных сериалов.

Мало того, я увидел лицо Алика... Левой рукой он держал руль, поглядывал на дорогу, бежавшую нам навстречу со скоростью сто двадцать километров в час, и старался перегнуться от руля в нашу сторону так, чтобы точно попасть из пистолета нам в левое переднее колесо.

В какой-то миг он увидел меня, стоящего на задних лапах, в ужасе прилипшего к стеклу, и тут произошло то, чего не было в том моём ВИДЕНИИ! Алик усмехнулся, подмигнул мне весело и выстрелил...

Выстрела я не слышал. Я только почувствовал, как резко вильнула наша машина в сторону, услышал, как под нашей кабиной что-то тревожно зашлепало, и Водила хрипло выматерился такими словами, каких я не мог бы услышать ни в каком моем самом фантастическом видении!..

«Ах, ебть!.. Передний скат спустил, бля, сука!!! Мать их...» — были самыми-самыми приличными. Просто для детей дошкольного возраста. Остальные слова были чудовищным и бессмысленным нагромождением омерзительно грязного мата, призванного выразить всего лишь два вида нормальных человеческих ощущений — злости и удивления.

Под нескончаемые матюги Водила стал притормаживать и, когда в свете наших фар появилась табличка «Р — 200 м», хрипло выдохнул:

— Слава те, Господи!.. Есть хоть куда съехать......

Все было как в моем видении — параллельная автобану «Зона отдыха», скрытая плотным высоким кустарником и деревьями, слабый свет трех фонарей, врытые в землю деревянные столы и скамейки, мусорные баки и... И то, чего я не мог бы вообразить себе даже в самом ярком своем озарении — чистенький, весёлый домик с двумя дверцами, на одной из которых красовался маленький силуэтик женской фигурки, на второй — мужской.