Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

Через полчаса я, сидя в машине Костикова, мчался в Гаджиево, судорожно раздумывая над тем, у кого мне найти адрес Лёхи. Дома я переоделся в гражданскую форму, сложил в папку найденные на корабле самые чёткие оттиски печати, и дождавшись уехавшего переодеваться Костикова, начал поиски Лёхиного адреса. К моему удивлению, адрес нашёлся довольно быстро, причём в соседнем доме. И хотя время было уже ближе к шести вечера, мы с Костиковым решили ехать в Мурманск прямо сейчас, не теряя времени. Часам к восьми вечера мы, наконец, нашли долгожданный дом, в котором, судя по всему, и проживал ныне капитан-лейтенант запаса Лёха Бурдинский. Костиков остался ждать в машине, а я, подхватив папку с бумагами, зашёл в подъезд.

На мой звонок дверь открылась на удивление быстро. Хозяин, судя по внешнему виду, только что сам зашёл домой, и даже не успел снять куртку.

– Оба–на!!! Офицер Борисыч!!! И какими это судьбами тебя ко мне занесло?

Лёха сразу узнал меня, хотя сам изменился довольно здорово, основательно подобрев, отпустив бородку и вообще приобретя вид упитанного и довольного жизнью бюргера.

– Давай, заходи… не вымораживай квартиру. Я сейчас один, семейство в санатории. Разувайся…

Мы разделись, обмениваясь общими фразами о знакомых и прочих флотских новостях. Прошли на кухню, и уже усевшись там, Лёха, настрогав на тарелку финского сервелата, достал графинчик и, наполнив рюмки, спросил меня:

– Борисыч, ну так какого хрена ты меня разыскал-то? Большими друзьями мы не были, так что явление твоё чрезвычайно странно и непонятно, и даже внушает некоторые опасения. Ты… по служебной надобности, или сам… по личным проблемам? Давай-ка хлопнем, а потом ответишь…

Я послушно чокнулся и опрокинул рюмку. С одной стороны, я, конечно, понимал, что алкоголь для тонкой гравировальной работы вреден, а с другой стороны знал, что иначе никакого делового контакта не достичь.

– Знаешь, Лёха… врать не буду, приехал по делу. Тут такая беда случилась…

И я рассказал Лёхе всё. От начала и до конца. Тот внимательно слушал меня, не перебивая и не предлагая выпить, и лишь задумчиво крутил в руках хлебную корку.

– Ну… понятно мне всё. И что же твои командармы… Или ты сам хочешь? Чтобы я за пару дней вырезал сам себе года три-четыре общего режима? А то и строгого… Борисыч, я криминалом не занимаюсь… А вообще, ты с чего взял, что я резьбой-то балуюсь? Я в рыбном порту работаю, кстати…

Я огорчённо развёл руками.

– Да я и не знал, где ты вообще сейчас! Поджало вот… нашёл… да я сам бы и не догадался к тебе ехать… старпом, дурило, твой экслибрис вспомнил… Ну, нет, так нет… Поеду гравёра искать… Неразборчивого…

Леха налил мне рюмку и плеснул себе.

– Да не гони ты… вечер уже… кого ты сейчас найдёшь-то? Давай-ка ещё по одной… Тебе сколько Родина на это шулерство-то выделила?

Я опрокинул рюмку.

– Да так… Тысяч пять есть…

Лёха задумчиво покрутил в руках свою нетронутую рюмку.

– Негусто… Вряд ли кого найдёшь, под статью за такие деньги идти…

Потом он встал, прошёлся по кухне.

– Ладно, ты закусывай пока, я сейчас… – и ушёл в комнату.

Я налил себе третью, решив на этом закончить. Выпил её, закусил, и узрев на подоконнике пепельницу, закурил. Лёхи не было минут десять. Потом он вернулся и сел напротив меня.

– Значит так, Борисыч! Я берусь за это. И не потому что хочу неожиданных бабок срубить с вас, раздолбаев, а только оттого, что сам из этой системы, и знаю, какой бардак там был, есть и будет. Условия такие: пять штук плюс три литра шила. Не «Рояля» какого-нибудь, а настоящего корабельного медицинского шила. За работой приезжай завтра вечером. Сюда. Примерно в это же время. Ну, естественно, с деньгами и жидкостью… Идёт?

Откровенно говоря, я совсем не верил в то, что мы найдём хоть кого, кто возьмётся за эту очень незаконную работу, а на дилетанта и любителя Лёху, я тем более не рассчитывал, и ехал к нему, скорее руководствуясь чувством долга перед командиром, а не трезвым расчётом.

– Согласен!

– Давай образцы-то…

Я отдал ему папку с бумагами и начал прощаться.

В Гаджиево мы вернулись в начале одиннадцатого и сразу заехали к командиру домой, чтобы доложиться о результатах. Командир молча выслушал. Кивнул головой и написал записку старпому насчёт спирта. Как я понял, после нашего отъезда был произведён ещё один штурмовой поиск печати во всех возможных и невозможных местах, и её, естественно, не нашли. Поэтому то, что мой друг согласился, было воспринято командиром хоть и без энтузиазма, но со скрытой надеждой. Утром Костиков подхватил меня на посту ВАИ, и мы поехали в Оленью губу на корабль. Старпом встретил нас с видом человека, недоповесившегося накануне. Видно было, что вся эта история грызла его всю ночь, спать толком не дала, и вообще, с каждым часом безвозвратно убивала его тонкую ранимую психику. Спирт Александр Сергеевич выдал безропотно, даже особо не наблюдая, сколько я наливал, что дало мне лишних пол-литра качественного государственного продукта в личное пользование. После этого я объявил себе и Костикову выходной день до вечера, и, условившись встретиться у поста ВАИ в восемнадцать часов, мы вернулись в Гаджиево и разошлись по домам.

Вечером мы мчались в Мурманск, в моем кармане лежала пачка туго спелёнатых купюр, а в багажнике в стеклянной банке из-под помидор плескались три литра чистейшего спирта, отлитого из личных запасов командира. Когда мы приехали, в окнах Лёхи горел свет. Я поднялся на его площадку и постучался в дверь. Лёха открыл как и в прошлый раз быстро.

– Ну, здорово… Проходи.

Я вошёл, поставил канистру на пол.

– Ну, чего стоишь… Раздевайся!

Лёха был в чудесном настроении и просто лучился от улыбки.

– Пошли на кухню.

На кухне царило полупраздничное убранство. По крайней мере, стол соответствовал незамысловатому мужскому празднику. Присутствовала жареная картошечка, солёные огурчики, грибочки, колбаска и над всем этим возвышалась запотевшая бутылка настоящей «Столичной».

– Принимай работу, Борисыч!

Леха, улыбаясь, вытащил из кармана печать и положил на стол. Это была точная копия корабельной печати в таком же бронзовом закручивающемся футляре, на такой же цепочке, и вообще мало чем отличавшаяся от оригинала, по крайней мере, внешне.

– Опробуй! – Лёха достал из моей папки один из листов с оттиском настоящей печати, и открутив печать, хлопнул ей по листу. Оттиски ничем не отличались! Они были просто близнецами!

– Нравится?

Я восхищённо кивнул. Слов просто не было. За одни сутки Лёха умудрился сотворить чудо, которое и правда могло потянуть лет на пять.

– Борисыч… Ты как? На колёсах?

– Да нет. Меня мичман возит уже второй день. Авральные работы.

Лёха на миг призадумался.

– Ты спустись к нему и отошли домой. Пусть за тобой завтра заедет. Скажи, мол, не готово ещё, а ты останешься процесс контролировать. А завтра пускай часиков в десять утра за тобой и приедет. А мы тут с тобой посидим… душевно. Согласен?

Я согласился. Уж больно заманчиво выглядел стол, да и самое главное, что боевой приказ был выполнен. Накинув куртку, я выскочил на улицу, и нарисовав Костикову картину ожесточённой Лёхиной работы, отослал его домой, взяв с него слово вернуться завтра сюда к десяти утра. Слова свои я подкрепил некоторой суммой общественных денег, выделенных мне на бензиновые расходы, и Костиков понимающе кивнув, умчался домой к семье, а я вернулся к Лёхе.

Описывать застолье смысла не имеет, оно было именно таким, какими бывают офицерские посиделки, сдобренные общими воспоминаниями, устаревшими новостями и простым трёпом на самые отвлечённые темы. Но, в конце концов, я задал Лёхе тот самый вопрос, который меня подспудно грыз все прошедшие сутки. Наполнив в очередной раз рюмки, я наклонился к Лёхе, и спросил:

– Лёха… скажи честно, а почему ты согласился на эту незаконную авантюру? Ну не верю я, что из–за этих пяти тысяч и шила? Не верю… Спасибо тебе, конечно, огромное, но вот скажи мне, старина…

Лёха засмеялся, и чокнувшись со мной, опрокинул стопку.

– Я ждал этого вопроса, Борисыч… Честно говоря, я и сам не знаю. Ну, во-первых, ты приехал ко мне не как посланец командования, а просто как знакомый, попавший в беду, хотя по большому счету, беда это не твоя. А во– вторых… знаешь, когда я написал рапорт, меня ведь по всем кругам ада провели. Ты же знаешь, как у нас увольняют… Был многообещающий офицер, стал изгой, покидающий ряды… А мне нужны были документы от части, чтобы от жены эта квартира не ушла. И знаешь, когда я попросил командира помочь мне с этими документами, он меня просто послал. И даже запретил старпому ставить мне печати на любые бумаги без его личного разрешения. И тогда я решил больше не кланяться. Я просто сел и за трое суток вырезал и печать, и угловой штамп своей воинской части. Квартиру, слава богу, мы с женой не потеряли. Да по большому счету, и профессию гражданскую я благодаря своему дебилу-командиру заработал. Я, Борисыч, теперь, и правда, гравёр. И больше никакого отношения к военной организации иметь не хочу. Она меня очень ласково проводила. А печать эта, которую я тебе сделал, это именно та самая печать, которую я себе делал. Я просто номер войсковой части поменял, да и корпус нормальный оформил. Да… кстати… я тебе ещё и угловой штамп подогнал… на… подарок от фирмы предпринимателя Бурдинского…