Валерий Тихомиров - 12 ульев, или Легенда о Тампуке

И его, Алика непроницаемое, мужественное лицо, специально скрытое до подбородка черным телевизионным прямоугольником.

Грезы прервало змеиное шипение открывающихся дверей. По дороге к цели розовый туман рассеялся. Дошлепав по грязной снежной каше до заветной цели, Альберт Степанович оцепенел — табличка над входом гласила: «ТА. М ПУ К.». Он поспешно проскочил мимо очереди и направился к кабинету заведующего травмпунктом.

Талантливый травматолог, любитель поэзии и прозы, любимец женщин и — в хорошем смысле — мужчин, Андрей Васильевич Пряный занимал это помещение уже более десяти лет. Не в силах справиться с «ароматами» посетителей при помощи освежителей воздуха, он попросту настежь открывал окна и зимой и летом, что значительно сокращало время, потраченное на осмотр пациентов. Среда обитания безжалостно наложила отпечаток на хорошего человека. В результате общество получило то, чего добивалось. От всех предыдущих достоинств остались только тяга к литературе и философское отношение к жизни. Из любимца женщин он превратился в их почитателя, а из хорошего травматолога — в заведующего. Когда в дверь постучали, Пряный с философским разочарованием закрыл томик Пастернака и придал лицу радушно-гостеприимное выражение.

В ответ на официальное представление он поднялся из-за стола:

— Очень приятно, чем могу быть полезен?

Интеллигентно соблюдая презумпцию невиновности, Альберт Степанович был корректен, но холоден как Баскин и Роббинс, вместе взятые.

— В связи с расследованием двойного убийства мне нужно осмотреть ваши запасы гипса. И кстати, позвольте сначала изучить график дежурств.

Под пристальным взглядом сыщика Пряный занервничал.

— Да-да, пожалуйста. А что, собственно, случилось?

Разумеется, без участия заведующего наркотики здесь спрятать не могли. Потрошилов взял график и сурово ответил:

— Вопросы буду задавать я! — и, вспомнив о презумпции, добавил:

— Хорошо?

— Неплохо, — невпопад согласился Андрей Васильевич.

День визита в травмпункт нигерийца оказался выходным. Потрошилову везло. Дежурил в единственном числе доктор Рыжов Игорь Николаевич. Все встало на свои места. Вычислив главного подозреваемого, Алик с таинственным видом сделал пометку у себя в блокноте. Затем, внимательно глядя в график, он спросил, растягивая слова:

— А где у вас хранится гипс? — и сразу поднял голову.

Ни один мускул не дернулся на холеном лице заведующего. Так матерый профессионал блефует на максимальной ставке.

— Пойдемте, я покажу.

Обилие мешков с белым порошком привело капитана в неестественное возбуждение. Вызванный из отделения наряд прибыл с пачкой полиэтиленовых пакетов. Потрошилов засучил рукава и лично занялся отбором проб. Из гипсовой выплыло облако белой пыли и окутало коридор. Треть пациентов тут же исчезла, решив, что ищут бомбу.

Порошок приходилось извлекать со дна каждого мешка, чтобы не пропустить спрятанного контейнера. Согласно прессе, для перевозки героина в желудке обычно использовали презерватив. Не обнаружив целого вместилища для наркотиков, Алик, к огромному облегчению заинтересованных лиц, решил отказаться от просеивания, хотя, конечно, обнаружение рваного кондома в одном из мешков могло бы сильно сузить круг поисков. Когда с гипсом было покончено, Потрошилов выставил пост. До получения результатов из лаборатории ни один из пронумерованных мешков не должен был исчезнуть.

Пряный задумчиво дунул, разгоняя белое облако вокруг странного капитана:

— Альберт Степанович, нам на днях еще тридцать мешков привезут. Зайдете?

Начальник научно-технической лаборатории пребывал в том счастливом мужском возрасте, когда «об этом» уже все знаешь, но еще хочешь. Поэтому чайная церемония с романтически настроенной практиканткой Людой уверенно продвигалась в эротическом направлении. Опыт позволял делать все дела одновременно. Отточенные фразы о роли всесторонне развитого эксперта в раскрытии самых громких дел в городе выскакивали сами собой. Правильно расставленные акценты и вовремя сделанные паузы возникали на автопилоте. Сквозь лукавый, почти ленинский прищур глаза зорко следили за девушкой, уши улавливали тончайшие нюансы в «охах» и «ахах», руки подливали чай и «несколько капель» коньяка в него, дружески прикасаясь к изящным пальчикам.

— ...И вот я включаю хроматограф! Никто ничего не подозревает, маньяк уверен в безнаказанности...

Кульминация близилась, девичья рука в волнении крепко сжала длань Георгия Викентьевича... Неожиданно тренькнул звонок. Визиты в обеденный перерыв — вещь редкая и неуместная. В любой другой день идиот по ту сторону двери мог массировать истертую кнопку всеми десятью пальцами и носом в придачу. Ровно до пятнадцати ноль-ноль. Сегодня, к сожалению, не ответить на дребезжащий призыв — значило «выпасть из образа». После тещи и, конечно, супруги третьим в списке нежелательных гостей стоял капитан Потрошилов. Разумеется, именно он и нарушил романтический настрой в царстве науки. В качестве отягчающих обстоятельств вместе с ним прибыли шестнадцать объемных полиэтиленовых пакетов и сержант.

— И что это за...? — в расстройстве заикнулся начлаб.

— Героин, — гордо расправил плечи Альберт Степанович и скромно добавил:

— Я так думаю.

Возникшая за спиной аса криминалистики практикантка Люда широко распахнула глаза, чуть не достав ресницами до подбородка. Вытянувшиеся лица экспертов побудили Потрошилова к разъяснениям:

— В одном из мешков.

— Уфф! — громко выдохнул Георгий Викентьевич.

— В остальных — гипс.

— Я почему-то так и подумал...

В душе эксперта тоскливо завыл скинутый с крыши радужных надежд мартовский кот. Алик, как всегда, ничего не заметил. Сержант деловито затаскивал пакеты в лабораторию. Лицо Георгия Викентьевича стремительно багровело. Коньяк вообще эффективно расширяет сосуды.

— Там этого добра — мешками, -Алик приветливо улыбнулся Люде.

Та продолжала стоять, восторженно оглядывая пакеты, в которых — предположительно — таились биллионы долларов.

— У меня человек охраняет остальное! Мне нужно максимально быстро!

Капитан Потрошилов мог услышать, кто и что обычно делает быстро. Мог — ждать результатов хоть до прихода к власти в стране кришнаитов. Мог... Но женское сердце добрее мужского.

— Георгий Викентьевич, я помогу? — раздался умоляющий девичий голос. — Мы ведь до вечера справимся?

Начлаб обреченно кивнул, не в силах произнести ни одного цензурного слова.

На стеллаже места не осталось. После размещения шестнадцати пакетов белая пыль поднялась густым облаком и осела на соседние вещдоки. Овальный металлический поднос и крышка туалетного столика будто покрылись инеем. Контуры остальных колюще-режущих предметов обрели под слоем гипса округлые очертания. Начальник лаборатории с тоской посмотрел на аккуратную девичью головку, склонившуюся над микроскопом. Эмоции требовали выхода. Георгий Викентьевич протянул руку к стеллажу и крупными печатными буквами вывел на подносе емкое: «Мудак!»

Глава 13

НИГЕРИЙСКИЕ ТАЙНЫ

Утро началось к обеду. Требовательный стук в дверь кабинета сопровождался встревоженным голосом медсестры:

— Виктор Робертович, просыпайтесь! У вашего больного кровотечение!

Проклиная всё и вся, профессор открыл глаза. Когда смысл доносившихся из коридора слов наконец дошел во всей своей непривлекательности, он рывком попытался встать, но что-то помешало. Файнберг ощупал навалившуюся на грудь тяжесть и наклонил голову. Внутри черепной коробки что-то перекатилось, больно ударив в виски. В глазах помутнело, но он все же увидел, что провел ночь, а вернее утро, с... женщиной! Непреложное доказательство события, не случавшегося с ним уже... ну, скажем, несколько лет, мирно почивало у него на груди. Справедливости ради заметим, что оба были одеты. А состояние профессора полностью исключало какую бы то ни было эротическую подоплеку. От толчка Виктория Борисовна тоже проснулась и страдальчески охнула.

— Бр-р-р! — произнесла она, с омерзением констатируя крайнюю степень тяжести похмелья.

Аналогичные ощущения испытывал и Виктор Робертович. Он осторожно выдохнул в сторону, с трудом сползая с дивана.

— Профессор, вы меня слышите? — снова крикнули за дверью.

Файнберг утвердился на предательски дрожащих ногах, для верности опершись на стол.

— Слышу, слышу! Я сейчас! — надтреснутый голос еле вырвался из пересохшего горла.

Виктория Борисовна тоже поднялась, издавая глухие стоны.

— Витя, давай лучше «скорую» вызовем, — прошептала она, обозрев профессора с ног до головы.

Не отвечая, Файнберг поплелся к зеркалу. Вид небритого старика в рваном грязном халате и замызганных брюках вызвал у него отвращение. Виктория Борисовна встала рядом и через силу улыбнулась, разглядывая зеленоватые лица отражений: