Михаил Крюков - Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет.

– Чё у тебя?

– Да вот…, – радист вывернул потенциометр, и динамик огласил приборный почти мелодичной трелью тональных частот. М-да.

Командир, протирая глаза, выбрался на ГКП как был – в пижаме.

–Ну, за фотку на фоне Готланда в отпуск поедешь зимой, это ясно. А вот что со связью… Радист!

– Есть радист!

– Базу вызвать можешь?

– Могу попробовать.

– Пробуй.

– Есть, – и трансляция донесла до ГКП серию пробежавших в эфире букв «Ж».

– Ой, тащ командир, завизжало громче, и ещё вой какой-то появился!!

– Ясно. Помехи ставят. Ох, Василий Алибабаевич, чую я, что одним отпуском ты не отделаешься. Вот что мне теперь делать? Нарушен пограничный режим сопредельного государства. Сорвано управление кораблём на охране границы. И всё – по твоей, бля, вине. Может, тебе пойти застрелиться для начала? А? Или на «вы» с тобой перейти? Это хуже, дружище, хуже стократ…

Василёк молчал, признавая и вещдоки, и крах своего реноме военно-морского интеллектуала а-ля Морской Кадетский Корпус. Детство и любимые игрушки ляпнулись в большую выгребную яму. Было обидно и жалко, но поделать ничего было нельзя.

– Получается, что терять, в общем-то, нечего. Так, – сказал командир заму, – с чудаком этим под тремя лилиями связывались? А почему? Я и вас тут учить должен? – и взяв гарнитурку «Сейнера», включил 16-й канал.

– Слушай меня внимательно, – твёрдо сказал кэп в эфир. – Я вот всю это херню о правилах радиообмена для краткости опущу, и английский вариант тоже. Я тебя только честно предупреждаю – пока ты не выключишь эту вот свою хрень , которая гробит мне связь, я буду стучаться в тебя корпусом, куда попаду. Я – не флот, чтобы выполнять какие-то там правила взаимоотношений, протокол и церемониал. Я – советский погранец, и мне наплевать на международные последствия. Так что будь готов. Alfa Romeo, – отжал тангенту и тихо произнёс уже своим:

– Управление кораблём и машинами – на ЗКП.[167]

После чего напялил на пижаму реглан, надел фуражку и, грохнув броняшкой,[168] исчез наверху.

Если следующие полчаса времени шведы снимали на видео, то они должны этому командиру-бакинцу минимум годовую профессорскую ставку своей Военно-Морской академии, потому что вряд ли у расчёта ГКП корвета Королевских ВМС Швеции К11 «Стокгольм» был ещё один шанс так попрактиковаться в управлении манёврами корабля по уклонению от столкновения. А когда швед, аки давеча под Полтавой, не выдержал натиска, и когда кэп на седьмом галсе, на всех 33 возможных узлах, в пене, мыле, мате и масле почти попал, срубив стойки лееров правого борта о транец едва успевшего переложиться на встречный курс корвета, на ЗКП снова заголосил радист:

– ЗКП – БП-2/4, тащ командир, пропал свист и вой. Эфир чист.

– Это ты молодец. И я тоже. И мех – мех, слышь? – ты тоже молодец, бля. Ваще, все молодцы. И даже штурман, который теперь будет за свои деньги искать у купцов на рейде аргонную сварку, чтобы восстановить леера до прихода в базу. Ясно тебе, Василий Алибабаич? Сергей, – обратился командир к помощнику, – В журнал ничего не заноси пока. Или нет… иди, да. Листик мне оставь и чирикай дальше. Я так полагаю, что свидетели и пострадавшие суть одни и те же подданные жовто-блакытного королевства, посему быстрого заклада не будет. А там что-нибудь придумаем.

– Не уверен, – произнёс пом, постучав ногтём по зелёному экрану РЛС МР-220 «Рейд», – вот здесь рыбачок есть.

– Да? Ну и хрен с ним. Хотя нет, осмотрим щас кораблём и спишем леера под навал на волнении. Штурман, рассчитывай курс сближения.

Однако это, как оно в жизни и бывает, оказался не совсем рыбак, вернее, совсем не рыбак. То есть рыбак, но только внешне. Этот «рыбак», средний разведывательный корабль БФ, вслушиваясь всей своей кучей приёмников в эти вот салочки у Готланда, и пас шведа уже третьи сутки.

– Тьфу, бля, – сказал на это кэп. – И здесь флот. Заложит, нет?

– Как пить дать. Сто процентов. Наверно, уже заложил, – высказался зам.

– А мы щас узнаем. Бугель-039 Вельботу-012, приём.

– Здесь Бугель-039.

– Фаза-6.

– Исполняю.

– (ту-у-у) Металл нужен.

– Здесь командир ГС-19.

– (ту-у-у) Это командир ПСКР-6хх. Корешок, честно скажи, баталии наши со шведюками писал?

– Ну, писал.

– Донёс?

– О чем?

– Ну, что я, мол, угрожал словом и действием, мол, я погранец, тупой я, и мне все до звезды?

– Ну… нет… меня другие вещи интересуют.

– Ага, понятно. Давай договоримся: пока не спросят тебя – не свети. Идёт?

– Ну, отчёт по службе писать буду, так придётся указать.

– Вот когда придётся, тогда и укажешь. Договорились?

– Ну, давай.

– Спасибо. Где в Балтийске стоишь?

– 24-й Внутренней.

– Добро. С меня причитается. Конец связи.

И советские вояки разошлись левыми бортами в безопасной дистанции, как положено по МППСС.[169]

– Василий Алибекович, слышишь меня?

– Да, товарищ командир.

– Ну ты понял, что это с тебя причитается, а не с меня?

– Так точно.

– Нет, ты скажи просто: «Понял».

– Понял.

– Ну вот, молодец. А бабу-то твою как зовут?

Через два дня ПСКР получил добро на заправку в Балтийске, куда кораблик прибежал уже почти затемно. Трудно сказать, насколько сдержал слово командир ГС-19, но именно в этот момент навстречу из гавани выходил другой разведчик, который вместо того, чтобы прижаться к правой стенке гавани, зачем-то сыграл боевую тревогу, застопорил машину и бухнул оба якоря прямо посреди канала бассейна. И на вопль диспетчера поста рейдовой службы, что, мол, вы создаёте аварийную ситуацию, с этого разведчика резонно заметили, что, мол, в бассейн входит пограничный корабль, которому, как известно, все правила МППС глубоко до лампады и который сам по себе для нормального мореплавания – сплошная аварийная ситуация, поэтому не грех и перестраховаться. Диспетчер промолчал.

– Ва-а-а-ай, вот это и есть блестящая морская практика! – заорал кэп на весь ГКП. – Когда не знаешь, что делать, воткнуться на якоря посреди фарватера. Просто писк. Штурман, никогда так не делай – теперь надо ждать, когда этот придурок снимется. Тоже, поди, фрунзак… Слышь, Василий, а вот признайся честно – с тёткой-то своей как познакомился?

Maxez     Спец

– Встречай, – сказали мне из отдела связи округа, – спеца. Это такой специалист по воздушному радио, закачаешься. Летуны его на руках носят…

И верно, это был совершенно невероятный спец. Лет сорок. Узкие вытертые джинсы. Ковбойские сапоги с бляхами. Волосы по плечи. И абсолютно невиданный в наших краях, настоящий, белый пижонский «Стэнсон»[170] со слегка подкрученными краями, явно сделавший бы честь самому Клинту Иствуду. Холодный ветер с моросью легко колыхал длинную бахрому на рукавах кожаной куртки. Я протёр глаза и посмотрел по сторонам. Ошибиться было невозможно – перрон был уже абсолютно пуст. Только он, этакий Ковбой Мальборо, и я – старший лейтенант Морчастей Погранвойск, потёртый реглан и чёрный грибан[171] на башке. Не хватало только запылённой улицы, решетчатых дверей кабака, унылых лошадиных морд, бренчания банджо и растопыренных кобур с «кольтами».

На мокром асфальте перрона стоял здоровенный «Скайларк» с двумя внушительными секретными замками.

Прокашлявшись, я подошёл к Ковбою, ёжась на ветру.

– Петров – это я, – подозрительно оглядывая меня, сказал он, стягивая с руки перчатку с обрезанными пальцами (обнажилась здоровенная печатка), – аэродром далеко?

– Какой аэродром? – немного опешил я.

– Кхм, – произнёс Ковбой, – меня сюда позвали чинить авиационные радиостанции Р-856. Назвать вам, дружок, типы самолётов, на которых они устанавливаются, чтоб вы смогли вернуться в реальность?

– Понятно, – сказал я. – Вы по адресу, не волнуйтесь. Только аэродрома сегодня не будет – у нас не самолёты. У нас корабли. Прошу за мной, – и пошёл, не оглядываясь. За спиной заклацали об асфальт железные набойки на скошенных каблуках.

Уазик начальника штаба от всех остальных автомобилей отличался тем, что при любом обычном торможении у него сами по себе открывались сразу все четыре двери. Как ни странно, больше везло тем, кто вываливался сразу, потому что после окончательной остановки двери сразу же сами и закрывались, заколачивая свесившиеся по инерции тела в тёмное, жёсткое нутро кузова. Эта деликатная особенность приводила в трепет всех, кроме самого НШ, который, периодически выгоняя бойца из-за руля, гонял по местным грунтовкам в режиме низколетящего вертолёта.

Но Ковбой оказался на высоте. Проводив краешком глаза отлетевшую на переезде правую заднюю и уверенно удержавшись в седле, он ловко поймал её на возвращении носком сапога со шпорой, продемонстрировав изрядное знание советской военной техники.