Семен Нариньяни - Рядом с нами

Натэлла не только надеялась на чудо. Три года она делала все, что могла, чтобы привести мужа в чувства. Была добра к нему, верна ему, покупала ему букетики весенних цветов. Она старалась разбудить его не только для себя самой, но и ради него самого. Чтобы Берестов стал наконец человеком.

Ее вера в доброе, хорошее была так сильна, что мне захотелось помочь этой жене помириться с мужем. Как знать, может, она и добьется своего! И вот я начинаю уговаривать Берестова сменить гнев на милость и объяснить жене спокойно, по-человечески причину развода. А Берестов категорически отказывается от разговора с женой.

— Товарищ Берестова может узнать о причинах из моего заявления в суд.

— Как, разве вы уже подали такое заявление?

— Да, еще два месяца назад.

Это было для меня новостью.

— А жене вы сказали о поданном заявлении?

— Нет.

— Почему?

И Берестов, нисколько не смущаясь, отвечает:

— Видите, в чем дело… Заявления о разводах разбираются в судах долго. А у меня дом, хозяйство. Я привык к порядку…

И вот для того, чтобы сэкономить расходы на прачку, натирку полов, Берестов до позавчерашнего дня ничего не говорил дома о разводе, спокойно продолжая эксплуатировать не только физические силы жены, но и ее чувства женщины.

Это было так подло, так гнусно, что несчастная женщина не выдержала, разрыдалась и выбежала из комнаты. Говорить с Берестовым было уже не о чем, поэтому сразу же после его ухода я отправился в школу, чтобы рассказать директору все, что я узнал о педагоге Берестове. А директор, оказывается, был и без меня прекрасно осведомлен о всех малокрасивых свойствах этого человека.

— Берестов — это какое-то ископаемое, — говорил директор. — Давно прошедшее время. Половина наших учителей не подает ему руки. Старшеклассники называют Бориса Захарыча Борисом Базарычем.

— И этот Базарыч — член вашего педагогического коллектива?

— Да, а вы разве считаете нужным освободить его от работы? — удивился директор, — За что? За то, что он разводится с женой?

— Дело не только в том, что Берестов разводится. А как он разводится? Почему? У этого человека не наша мораль.

— Но ведь Берестов преподает у нас не мораль, а алгебру. У него отличные математические способности.

— Так пусть он использует свои способности при подсчете поленьев на дровяном складе, картошки — в овощехранилище, процентов — за бухгалтерским столом. Пусть работает где угодно, только не в школе.

Но спорить с директором было трудно.

— Освободить? — переспросил директор и замотал головой. — Нет, это будет слишком! Разве Берестов растратчик? Развратник?

Создалась странная, нелепая ситуация. В хорошем школьном коллективе завелся человек, чужой нам по духу, привычкам, поведению. Педагоги не подают этому человеку руки, и в то же время его держат в школе.

— Берестова освободить! Но за что?

Да только за одно то, что он гнусный, мерзкий и неисправимый мещанин.

1955 г.

КОГДА ЧЕЛОВЕК В БЕДЕ

У братьев Думиных на двоих одно прозвище: помещики. И дано это прозвище братьям за их образ жизни. Жители села Петрово просыпаются рано. Только начнет светать, а они уже в поле. А братья похрапывают до полудня, а чуть только они откроют очи, как по дому уже слышится команда:

— Приготовить коней!

У каждого из братьев имеется в подвассальном подчинении по стремянному: у Александра Думина — Александр Михалев, у Евгения Думина — Александр Ширшов. Заслышав крик, стремянные устремляются к конюшне. Да не к своей. Своей у братьев нет, а к колхозной.

— Немедленно седлать вороного и саврасую!

— Для кого?

— Для помещиков.

Конюхи ворчат, но седлают.

И вот в будний день, когда добрые люди трудятся кто на прополке, а кто на окучке, в поле неожиданно появляется кавалькада. Помещики — верхами, а стремянные — рядом, на собственном галопе. Куда кавалькада держит путь, зачем — никто не знает. Может, в лес по грибы, а может, на луг погонять зайчишку. Едут братья Думины, не прячась, у всех на виду. Едут мимо рядовых колхозников, бригадиров, секретаря партийного комитета, мимо самого председателя колхоза товарища Горохова.

— Привет Сергею Сергеевичу!

Сергею Сергеевичу хочется взять коней за повод, да и ссадить помещиков на землю. Ну, сами бездельники, дьявол с ними. Но ведь они и лошадей отрывали от работы. И когда?! В самый разгар страды! Сергей Сергеевич кипит от злобы, но на его губах улыбка. Сергей Сергеевич не хочет ссориться с помещиками.

— Ну их. Люди они мстительные.

После верховой прогулки братья отдыхают. А вечером снова команда:

— Приготовить коней!

На этот раз стремянные седлают свежую пару — буланого и чалую с подпалинами — и галопируют вслед за помещиками к клубу. А здесь уже вовсю вальсируют. На помещикам вальс не нравится. Старо. Им больше по душе танцы нервического порядка. Баянист знает про эту слабость и немедленно переключается на фокс с припрыгиванием.

Ни старший Думин, ни младший лично сами никогда не пригласят девушку на танец. И тот и другой выше этого. Братья только подают команду, и к девушкам устремляются их стремянные.

— Скорей к помещику!

— Зачем?

— Танцевать.

Если девушка ослушается, то помещик тут же отдает приказ:

— Прописать!

А это значит, что в тот же вечер после танцев двое верховых и двое пеших подкараулят девушку на темной улице и выпорют ее ремнем.

— Танцуй, когда тебе приказывает помещик!

Одна из девушек пошла с жалобой к районному прокурору. Но братья Думины перехватили ее по дороге и не только выпороли, но и бросили в пруд. Подруги этой девушки побежали к участковому милиционеру Слепцову. А тот только спросил:

— Ну как, утонула ваша подруга?

— Нет, выплыла.

— Вот это плохо. Раз не было утонутия, значит, не было и хулиганства. А за озорство людей не судят.

А хулиганы, пользуясь безнаказанностью, наглели все больше и больше. Они уже глумились не только над девчатами, но и над парнями. Отлупят то одного, то другого. А те от обиды поплачут в одиночку, а дать сдачу боятся.

— С хулиганами лучше не связываться.

В селе Петрово на четырех хулиганов приходится тридцать четыре честных молодых парня. Если бы парни дружно встали один возле другого, этих хулиганов только бы и видели. Но честные молодые парни боялись. И было б кого, а то четверых желторотых юнцов, каждому из которых было по 17 — 18 лет.

Но вот на днях в это село из Москвы приехали шефы. Десять сотрудников Всесоюзного института сырья. И хотя шефы приехали помочь подшефным в сельскохозяйственных работах, к ним сразу же стали поступать жалобы на братьев Думиных. И что ни день, то жалоб больше. А тут как-то в полночь, после нелегкого рабочего дня, в доме, где ночевала женская часть московской бригады, с грохотом и шумом растворилась входная дверь, и в комнату прямо на коне въехал один из стремянных. Девушки в испуге забились под одеяла, а стремянной, указывая нагайкой на Галю Хорькову, сказал:

— Одевайся и выходи на улицу!

— Зачем?

— Гулять с помещиком.

— Да что я, крепостная, что ли? — возмутилась Галя и показала всаднику на дверь. — А ну, вон отсюда!

— Смотри, — пригрозил стремянной. — Пропишем тебе за отказ ремней.

Девушкам было дико слышать такую угрозу. Им, взрослым людям, советским инженерам, техникам, — и вдруг какие-то «мальчишки» грозят поркой! А «мальчишки» не только грозили, они через час снова появились у дома, и теперь уже всей компанией. Братья Думины стучали в двери, высадили окно, и только после того как у девушек в руках оказались палки, хулиганы отступили.

— Завтра все равно выпорем.

На следующий день после работы Галя Хорькова отправилась к дому, где остановилась мужская часть московской бригады, и рассказала о том, что пришлось претерпеть прошедшей ночью девушкам. Возмущение было всеобщим…

— Безобразие! — сказал Павел Сергеевич Глазунов. — Нужно немедленно сигнализировать о происшедшем: начальнику областной милиции.

— Правильно!

И Павла Сергеевича дружно поддержали все остальные члены бригады: Юрий Арефьев, Василий Базанов, Владимир Михайлов.

— Начальник областной милиции в Москве, за сто пятьдесят километров отсюда. Пока он получит ваше письмо да пока снарядит помощь… А братья Думины рядом. Они поджидают меня за углом, — сказала Хорькова.

— Что же делать? — растерянно спросил Павел Сергеевич.

А Павлу Сергеевичу нужно было не спрашивать, а действовать. Если бы Глазунов на правах старшего отправился вместе с тремя своими молодцами к дому, где жили девушки, да всерьез, по-мужски поговорил с хулиганами, инцидент на этом наверняка был бы исчерпан. А Глазунов струсил и молча вышел из комнаты.