Валерий Попов - В городе Ю.: Повести и рассказы

«Эль сон тут шосон софт маман»? — «Все суки, кроме маман»?

Сколько же еще у меня «шансов»? И когда этому будет конец? «Спроси у мамы!» Но спросить ее можно только там.

Очнулся я на песчаном скате, видимо, я давно уже медленно сползал по мокрому песку к водной глади, как личинка, оставляя за собой борозду. По мелководью ходила маленькая цапля, тщательно выверяя следующий шаг, долго раздумывая, куда опустить поджатую ногу. Вот с кого надо брать пример!

…Интересно, через две тысячи лет будет вот так же стучать вдали электричка, то словно проваливаясь в глухую яму, то снова возникая?

Цапля наконец взлетела.

Евангелие от Александра

Я шел по длинному светлому коридору в штабе главного морского начальника мимо белых бюстов знаменитых флотоводцев: Ушакова, Нахимова, Сенявина,— и ко мне то и дело, сияя погонами, подбегали мои кореша, бывшие курсанты, перепрыгнувшие меня по службе, работающие здесь.

Каждый затаскивал меня за очередной бюст и переходил на шепот:

— Поздравляю, поздравляю!

— С чем?

Вася Бологов подмигнул весело: темнила! — и убежал.

— Ни за что не соглашайся, слышишь? Нашли козла отпущения! — возмущенно таращился Даня Корецкий.

— Ты про что?

— Ладно, твое дело!

Несмотря на такой разброс мнений, я-то знал, зачем меня вызвали: вышибать!

Наверно, на Крайнем Севере окажусь, куда не раз ездил вернувшиеся лодки ремонтировать, доводить их до ума. Подумаешь, испугали ежа! Приходить к семи утра? Каторга? На любой каторге для свободы место есть! Нужно к семи? А ты приходи к полседьмого! А в другое утро можно понежиться подольше: без четверти семь на службу прийти! И, совсем уже распоясавшись, без пяти семь! Свобода!

Так что не фиг тешиться глупыми надеждами: вызвали вышибать! Жалко избу? Ну, ничего… ярангу построим!

Честно сказать, есть за что вышибать! Накузьмил там неслабо!

— Лейтенант Познанский явился по вызову контр-адмирала Грунина!

— Проходите.

Кабинет у Грунина мрачный, тяжелые шторы, тяжело нависают со стен картины в золотых рамах — старинные морские бои: палят пушки, валятся горящие реи с четырехпалубных парусников; на упавшие в воду реи, хоть они и продолжают гореть, карабкаются тонущие. В общем, наша славная история!.. Ничего, вылезем.

— Лейтенант Познанский прибыл по вашему приказанию!

Молчание в ответ.

В щель между портьерами золотым лезвием лезет солнце, в нем — срез дыма, клубящиеся кружева. Поблескивает лысина Алехина, седина Дядькова, начальника АХЧ, как бы главного завхоза при Грунине. Отдельно, на местах для подчиненных — надменный Ромка в погонах каплея медицинской службы, перед ним разложены его изделия: протезы из меркурина. И рядом сидит Она, главная закройщица!

Из-за них, в сущности, и загремел!

…Жизнь с Нелли пошла наперекосяк: совсем уже в шаманство она ударилась, снюхалась с местной колдуньей Секстиньей, одурманила меня бобровой струей, все выходные я шастал по болотам, ловил водяных крыс, откусывал им головы, чтобы не убежали, сплевывал головы, тушки гирляндами развешивал на поясе, приползал к ней. Холодно пересчитывала трупики — должно быть не меньше тридцати,— лишь тогда отдавалась.

И — крик раненой оленихи несется над озером. И трусливая мысль моя: «Что же она так? Рассекретит же базу!»

Впрочем, это все реже стало происходить: количество требуемых крыс до сорока довела… а сама все больше пропадала у Ромки. Вот у того — шале!

Он с благословения начальства коммерцией занялся. Сначала на нашем хозблоке делал стены для вилл. Новые веяния уже пошли: на берегу озер виллы одна за другой начали вырастать — это в секретной-то зоне! А что? Везде люди жить хотят!

Стены Ромкины быстро пошли — наверное, и потому еще, что самые дешевые в мире оказались. Так и самому ему не стоили они ничего, все ведь государственное, дармовое: и песок, и галька, и оборудование, и давление, и труд! Благословенное это было время — переход между социализмом и капитализмом: все еще даром доставалось, но уже можно было продавать! И Ромка с высшим начальством, конечно, это быстро смекнули!

Поскольку и секретный меркурин пошел теперь на продажу, Ромка наловчился протезы из него штамповать: самые лучшие в мире и — опять же — самые дешевые! Пошел бизнес! Ромка первый «мерседес» в нашей глухомани купил! А главной модельершей этих протезов, главной закройщицей — естественно, она была! С ее утонченным вкусом! Уже на многих международных выставках побывали — конверсию нашу весь мир поддерживал усиленно: разоружается империя зла! Естественно, во всех парижах Нелли была и главной манекенщицей этих протезов: уйма изящества!

Несколько протезов Ромка уже блистательно вшил — в основном, бандитам.

Так что у нас с ней все шло наперекосяк. Время от времени только появлялась она у меня, во всем французском, смотрела пренебрежительно на грязь и нищету и спрашивала брезгливо: почему я так мерзко живу?

— Ты не понимаешь… конспирация! — горячился я.

— А ничего, что ты с такой красавицей, как я, дело имеешь? Конспирацию не нарушаешь?

— Вот я и думаю!

— Ну, думай, думай!

И снова уезжала.

Ромка клялся, что у них чисто деловые отношения.

— Меня ты гораздо больше волнуешь: что происходит с тобой? Если не как твой друг, то хотя бы как врач могу я знать, что они тут с тобой творят?! — Ромка уже в психическую атаку пошел!

А что такого особенного они творили? Крышу из меркурина уже на многие важные здания поставили и на штаб группы «Сокол»… Все дело теперь только во мне… «Пожалуйте бриться!»

Правда, для кого это бритье, а для меня — перерезание горла! Полет моей души их интересует — больше ничего!

Помню, утром всклокоченный Коля-Толя из кухни, где он спал, в комнату мою поднялся с бутылкой в руке.

— Смотри-ка — таракан в водке утопился! Как ты думаешь — это хорошо?

— Я думаю — отлично!

Допили эту бутылку. И жажда вовсе уже невыносимой сделалась. Сели в машину, помчались — и гробанулись с обрыва!

Да… «Не удалось Артему устроить своего брата в депо!»

Дальше — все по нотам уже: простор… сиплое пение флейты… и снова тут!

Вылезаем из перевернутой машины. Кости вроде целы! И у Коли-Толи тоже, что удивительно! Примазался, шельмец!

Но скандал был, естественно, на весь округ! Местному начальству бессмысленно говорить что-то. А Алехин в Монреале был вместе с Ромкой.

Но, видно, не бесследно это прошло, раз меня вызвали!

Готов на все! Всегда готов!

В кабинете — долгая тишина. Лишь слышны крики детишек в Адмиралтейском садике. Солнце золотым лезвием режет дым.

— Ну так чем будем торговать? — к Алехину обращаясь, Грунин спрашивает.

Тут я сообразил, что совещание это о продаже нашей техники за рубеж. И главное достижение нашей техники — это я!

Алехин сидит в белом костюме, небрежно трубочкой попыхивает.

— Ну, вы же знаете: заказ «Родина», заказ «Радуга», заказ «Ель».

— Ясно,— Грунин говорит.— Все «цельнотянутое» у них же! Не стыдно вам ворованным торговать? Хоть бы название другое придумали! «Родина» — это же ихний «Пэтриот»! «Радуга» — «Рейнбоу», один к одному!

— Но вы же не хотите…— Алехин на меня глянул, и осекся.

И все взгляды повернулись ко мне. Не зря я, выходит, гробанулся?

Грунин глянул на меня и аж крякнул: неужто совсем никак нельзя без этого фрукта обойтись? Грунин, старый честный служака с легкой склонностью к государственным переворотам, уж все, казалось бы, повидал, любые подлости видел и делал — но шоб такого, как я!.. Полный бред перед пенсией!

— Испытания проводились? — просипел Дядьков, грунинский кореш. Эти деды будут стеной стоять, чтоб ничего такого не просочилось, чего классики марксизма-ленинизма не упоминают в своих трудах! А что сам Ленин бился над загадкой электрона — того не ведают! А уж о «неопределенности Гейнзенберга» вообще не слыхивали! Я даже слегка обиделся за себя!

Алехин молча открыл красивую папку, начал читать:

— «Двадцать шестого июля этого года лейтенант Познанский потерпел катастрофу на своем автомобиле ИЖ, упав с обрыва высотой четыре метра, в одиннадцать часов двадцать восемь минут вечера. В одиннадцать часов  д в а д ц а т ь   п я т ь  минут… того же вечера…— Алехин кинул на начальство торжествующий взгляд из-под пенсне,— …три антенны типа „Удод“ приняли весьма необычный сигнал на частоте ноль-пять герца!»

— …Сигнал раньше пришел, что ли? — проговорил Дядьков настороженно.— Идеализьм!

Алехин развел руками: таковы факты!

— Ну, и долго мы его безобразия будем терпеть? Что вышло из этого, вы не знаете?! — Грунин прогремел.

— В этом-то вся и суть,— бесстрашно Алехин сказал.— «Соколы» мгновенно в магазин прилетели, разгромили его, все выпили…