Irag Pezechk-zod - Дядюшка Наполеон

— А какой подлец послал третьего дня Фаррохлега-ханум над дядюшкой Мансуром ос-Салтане «Фатиху» читать?… Чем несчастный старик перед тобой провинился, что ты так о смерти его хлопочешь?

— Дустали, не затевай ссоры! — сурово проговорил дядюшка. — Сейчас не время для раздоров. Что произошло?

Дустали-хан немного овладел собой. Он швырнул на стол несколько листков бумаги, которые держал в руках, стукнул кулаком и заявил:

— Или вся семья подпишется под этими показаниями, или я вам больше не родня.

— Что еще за показания, Дустали? И почему у тебя голова забинтована?

— Спросите у этого наглеца и хулигана, которому девчонку отдали. Этот подлец, негодяй, наркоман паршивый камнем мне голову пробил… Гиясабади этот!

Асадолла-мирза расхохотался:

— Молодец, Гиясабади! Мастерский удар был.

— Ну, а при чем тут свидетельские показания? — снова снисходительно поинтересовался дядюшка.

— Вот, пожалуйста. Это удостоверенное доктором Насером оль-Хокама свидетельство, что Гамар ненормальная. А это другое, несколько человек из соседей подписали. Ага, бедная девушка полоумная. А этот шарлатан Гиясабади транжирит ее состояние… Вы только подумайте, он Акбарабад продает… Разрешите, я вам показания зачитаю: «От лица уважаемых граждан, которым известно…» В это время в саду опять зашумели.

— Тихо, Дустали! — воскликнул дядюшка и почти любовно пробормотал себе под нос:

— На этот раз уж точно они.

Он пытался встать, на лбу его выступили крупные капли пота, но ноги не слушались.

Когда мне впоследствии приходилось читать историю Тристана и Изольды или слышать упоминания о них, я каждый раз представлял себе это утро. Трепетное ожидание дядюшки можно было сравнить только с томлением Тристана, предвкушавшего встречу с Изольдой.

Мгновение спустя дверь отворилась, и в комнату ввалились Практикан Гиясабади с матерью, а за ними — Азиз ос-Салтане. Глаза дядюшки, который с вожделением взирал на дверь, затуманила безнадежность. Он с отвращением зажмурился. Тем временем новоприбывшие продолжали орать на все голоса, осыпая друг друга бранью. Наконец Асиз ос-Салтане удалось перекричать остальных:

— Дустали, да я тебя с грязью смешаю за твои гнусные выдумки! А ну — катись отсюда, пошел домой! Хоть бы зятя постыдился!

— Чтоб он сдох, зять этот! Да я готов семь лет голодать, только бы от этого мошенника избавиться. Этот негодяй злоупотребляет слабоумием девчонки…

Тут мать Практикана испустила такой рев, что стекла задрожали:

— Ах ты, злыдень… Да тебе и всем твоим предкам гордиться надо, что такого зятя заполучили… Как вдарю сейчас, все зубы тебе повыбиваю! А на невестку мою ты не больно-то наваливайся — она во сто раз поумнее тебя будет!

Практикан Гиясабади, его мамаша и Азиз ос-Салтане хором ругали Дустали-хана, а супруга при этом колотила его сумкой по разбитой, голове, от чего он истошно орал. Слабого голоса дядюшки было почти не слышно:

— Оставьте! Прекратите!.. В такой час… Нашли время… Господи, пошли сюда англичан, чтоб они меня от вас освободили…

Тут дверь с треском распахнулась, Маш-Касем, с глазами, налитыми кровью, и трясущимися от злости губами, вырос на пороге и крикнул:

— Ширали, выброси их всех отсюда… Эти злодеи убьют агу.

Шедший по пятам за Маш-Касемом Ширали поглядел на Асадолла-мирзу и, заметив его одобрительный кивок, не раздумывая, подхватил Дустали-хана под мышки и так тряхнул, что ноги неугомонного господина оторвались от пола и, словно дубинки, обрушились на Практикана, его мать и Азиз ос-Салтане.

— Йаллах, чтоб вам провалиться!.. Всех вас сейчас измолочу!

Награждаемые увесистыми пинками Дустали-хана, барахтавшегося в руках Ширали, Практикан с мамашей и Азиз ос-Салтане обратились в бегство. Когда комната опустела, дядюшка, еще более побледневший, простонал:

— Англичане… англичане… Что ж они медлят?

Асадолла-мирза, испуганно вглядываясь в помертвевшее дядюшкино лицо, крикнул:

— Маш-Касем, беги за доктором Насером оль-Хокама! Скорее, голубчик!

Сам он бросился в переднюю и схватил телефонную трубку. Быстро назвав номер, он сказал:

— Доктор, пришлите на дом то лекарство. Я сам не могу зайти, так что скорей высылайте… Больной в плохом состоянии.

Потом с помощью отца он уложил дядюшку на диван и взял его руку:

— Пульс совсем слабый… Хоть бы этот дурак доктор дома оказался.

Дядюшка был белее полотна. Крупный пот покрывал ему лоб, виски. Асадолла-мирза снял с него дымчатые очки и отложил их в сторону. Отец в волнении бегал по комнате. Не открывая глаз, дядюшка заговорил:

— Ты должен… должен прийти ко мне! Мне так много нужно сказать… Обязательно придут… уже здесь. Господи, дай мне силы встретить их стоя…

Когда во дворе раздались шаги Маш-Касема, дядюшка приоткрыл веки и дрожащим голосом спросил:

— Пришли? Пришли?

Но увидев Маш-Касема, он опять потерял надежду и голова его бессильно упала. Доктора Насера оль-Хокама не оказалось дома. Отец послал Маш-Касема за тем кардиологом, который некоторое время лечил дядюшку.

Асадолла-мирза с явным беспокойством и страхом следил за дядюшкой, растирая ему руки и ноги. Через несколько минут со двора вдруг послышался четкий строевой шаг. Дядюшка, очевидно собрав последние силы, поднял голову и прошептал:

— Пришли? Пришли?… Подымите меня… Теперь уже точно…

Асадолла-мирза подсунул руку старику под плечи и немного его приподнял. Дверь распахнулась — я так и остолбенел. Английский солдат со знаменем в левой руке шагнул в комнату. Он щелкнул каблуками, поднес правую руку к козырьку и на ломаном персидском языке обратился к дядюшке:

— Икскьюз ми. Прощать прошу. Но я есть командирован… Должен вам арестовать. Прошу не сопротивлять!

Измученные, потухшие глаза дядюшки вновь блеснули. С трудом он поднял руку к виску, как бы отдавая честь, и еле слышным голосом проговорил:

— Я дал указание… приказ… сопротивление прекратить… Великий полководец… великий полководец в вашем распоряжении.

И со счастливым видом лишился чувств. Асадолла-мирза опустил его на диван и сказал:

— Теперь, я думаю, вы можете отдохнуть.

Отец пощупал пульс дядюшки и встревоженно сказал:

— Пульс очень слабый и неровный… Хоть бы скорее врач пришел… Я, пожалуй, еще позвоню доктору Сеид-таги-хану.

Он пошел к телефону, а я, уставившись на английского солдата, вдруг заметил, что Асадолла-мирза знаками просит его выйти из комнаты.

Не в силах разгадать, что происходит, я выглянул в переднюю и сразу наткнулся на Асадолла-мирзу. Князь пытался сунуть солдату деньги, а тот ломался:

— Рад служить вашему высочеству… Я вам очень обязан… Вы же сами за все изволили заплатить, и за рубашку, и за брюки, и за шапку…

— Ну, прошу вас, господин Ардавас! Это так, мелочь — плата за английское знамя. Не отказывайтесь!

— Знамя-то из обыкновенной бязи, я сам его выкрасил. Ну, если и взять, то только чтобы вас не обидеть…

— Вы меня убиваете, барон Ардавас!

— Ну, не дай бог… За такую малость стыдно и деньги брать.

— Пожалуйста, жизнью вас заклинаю! Друг ты мне или нет?

— Помилуйте, я вам очень благодарен. Я ведь ничего особенного не сделал. Надел в саду эту рубашку, брюки, зашел, два слова сказал…

— Ардавас, я рассержусь.

— Ну, как прикажете, как вам угодно, только неудобно мне.

— Вот молодец! Но пусть это дело останется между нами. Переоденься и ступай, а попозже еще увидимся.

— Счастливо оставаться, ваше высочество, до свидания.

— До свидания, Ардавас, счастливо!

На пороге, прислушиваясь к их разговору, показался отец. Армянин, быстро переменив защитную гимнастерку и бриджи на обычную одежду, забрал английскую форму и удалился. Отец покачал головой:

— Ну, князь, виртуозно! Где вы только разыскали такого? Он настолько похож на англичанина, что я уж подумал, будто вы наняли настоящего британца.

— Этот Ардавас — официант в одном кафе на проспекте Лалезар… Его с давних пор прозвали Ардавас-англичанин. И живет он здесь неподалеку. Я со вчерашнего дня готовил подарок аге. Как он?

— Да, кажется, заснул, но все такой же бледный.

— Ну, пусть полежит немного. А что же доктор?

— С доктором Сеид-таги-ханом я договорился, он сейчас приедет.

Через минуту появился кардиолог в сопровождении Маш-Касема, и почти тотчас прибыл доктор Сеид-таги-хан.

Дядюшка лежал неподвижно, во все время осмотра не подавая признаков жизни. Оба врача считали, что его срочно нужно отправить в больницу. Больше всех горячился Маш-Касем:

— Пусть господь покарает их всех! Одно зло ага от них видел…

— Моменто, Маш-Касем, довольно — теперь эту песню не заводи, — строго сказал Асадолла-мирза.

— Нет, ваша милость, зачем врать?! До могилы-то… Меня ежели спросить, так я скажу: собственными ушами слыхал, что они агу отравили.