Губерман Игорь - Игорь Миронович Губерман

class="poem">

Два смысла в жизни — внутренний

и внешний;

у внешнего — дела, семья, успех,

а внутренний — неясный и нездешний —

в ответственности каждого за всех.

Подлинное чувство лаконично,

как пургой обветрившийся куст,

истинная страсть косноязычна,

и в постели жалок златоуст.

Наука в нас изменит все, что нужно,

и всех усовершенствует вполне,

мы станем добродетельно и дружно

блаженствовать — как мухи на гавне.

Вновь закат разметался пожаром —

это ангел на Божьем дворе

жжет охапку дневных наших жалоб.

А ночные он жжет на заре.

Растут познания ступени,

и есть на каждой, как всегда,

и вечных двигателей тени,

и призрак Вечного Жида.

Науку развивая, мы спешим

к сиянию таких ее вершин,

что дряхлый мой сосед-гермафродит

на днях себе такого же родит.

В толпе прельстительных идей

и чистых мыслей благородных

полно пленительных блядей,

легко доступных, но бесплодных.

Найдя предлог для диалога:

«Как ты сварил такой бульон?» —

спрошу я вежливо у Бога.

«По пьянке», — грустно скажет Он.

Глава 8

СЧАСТЛИВЫЕ ВСЕГДА ПОТОМ РЫДАЮТ,

ЧТО ВОВРЕМЯ ЧАСОВ НЕ НАБЛЮДАЮТ

Я враг дискуссий и собраний

и в спорах слова не прошу:

имея истину в кармане,

в другом закуску я ношу.

Когда весна, теплом дразня,

скользит по мне горячим глазом,

ужасно жаль мне, что нельзя

залечь на две кровати разом.

Покуда я у жизни смысла

искал по книгам днем с огнем,

вино во мне слегка прокисло

и стало меньше смысла в нем.

Зря и глупо иные находят,

что ученье — пустяк безразличный:

человек через школу проходит

из родильного дома — в публичный.

Не знаю лучших я затеи

среди вселенской тихой грусти,

чем в полусумраке детей

искать в какой-нибудь капусте.

Дымись, покуда не погас,

и пусть волнуются придурки,

когда судьба докурит нас,

куда швырнет она окурки.

Подростки мечтают о буре

в зеленой наивной мятежности,

а взрослых влечет к авантюре

цветение первой несвежести.

Надо жить наобум, напролом,

наугад и на ощупь во мгле,

ибо нынче сидим за столом,

а назавтра лежим на столе.

Гори огнем, покуда молод,

подругу грей и пей за двух,

незримо лижет вечный холод

и тленный член, и пленный дух.

Ровесник мой, засосан бытом,

плюет на вешние луга,

и если бьет когда копытом,

то только в гневе на рога.

Сложилось нынче на потеху,

что я, стареющий еврей,

вдруг отыскал свой ключ к успеху,

но не нашел к нему дверей.

Не грусти, что мы сохнем, старик,

мир останется сочным и дерзким;

всюду слышится девичий крик,

через миг становящийся женским.

Деньгами, славой и могуществом

пренебрегал сей прах и тлен;

из недвижимого имущества

имел покойник только член.

Люблю апрель — снега прокисли,

журчит капель, слезой звеня.

и в голову приходят мысли

и не находят в ней меня.

Когда тулуп мой был бараном

и ублажал младых овечек,

я тоже спать ложился рано,

чтобы домой успеть под вечер.

До пословицы смысла скрытого

только с опытом доживаешь:

двух небитых дают за битого,

ибо битого — хер поймаешь.

Как молод я был! Как летал я во сне!

В года эти нету возврата.

Какие способности спали во мне!

Проснулись и смылись куда-то.

Везде долги: мужской, супружеский,

гражданский, родственный и

дружеский,

долг чести, совести, пера,

и кредиторов до хера.

Ах, юность, юность! Ради юбки

самоотверженно и вдруг

душа кидается в поступки,

руководимые из брюк.

Живи светло и безрассудно,

поскольку в старости паскудной

под нас подсунутое судно —

помеха жизни безрассудной.

Эпохи крупных ослеплении

недолго тянутся на свете,

залившись кровью поколений,

рожденных жить в эпохи эти.

Не тужи, дружок, что прожил

ты свой век не в лучшем виде:

все про всех одно и то же

говорят на панихиде.

Глава 9

УВЫ, НО УЛУЧШИТЬ БЮДЖЕТ

НЕЛЬЗЯ, НЕ ЗАПАЧКАВ МАНЖЕТ

К бумаге страстью занедужив,

писатель был мужик ледащий;