Семен Альтов - Из неопубликованного 1970-1995

— Вряд ли мне подойдет ваш вариант! — рассердился Вениамин Петрович. — Вы тут курите, пьете, наедаетесь на ночь, меня скармливаете и еще «не храпи», «не ходи»! Нет! За ужин большое спасибо, но на всю оставшуюся жизнь я себя связывать с вами не намерен! Неизвестно, сколько осталось!

— Такому как вы осталось немного! Тоже мне, подарочек! Да вы, наверное, и в армии-то не служили! Сачок! — Вера Павловна ножом рубанула репчатый лук.

— Я не привык скандалить с женщинами, Вера Павловна, я выше этого! Прощайте!

Ухожу, кухонная вы баба!

— Дуй, дуй! — Вера Павловна двинулась в прихожую, не выпуская из рук ножа.

Вениамин Петрович нахлобучил шляпу, хотел презрительно оглянуться, но не успел и вылетел из квартиры…

Получив боевое крещение, Бунин стремительно шел по улице и думал: «На кой черт это надо! Зарежут на старости лет и вся любовь! Да пошли они к черту! Один не проживу, что ли?..

Через неделю ему позвонили и сказали: есть человек. Сначала он наотрез отказался, но когда услышал, что это бывшая санитарка и двадцать пять лет отработала в популярной больнице, он согласился взглянуть. Тем более у нее двухкомнатная.

— Ты же ничего не теряешь, — сказали ему, — не понравится, ушел и все!

— Не понравится, все и ушел! — бормотал он, направляясь по указанному адресу.

— Будет выпендриваться, тут же уйду! Надо еще проверить, что она за санитар такой, небось, шприц в руках не держала…Дом был кирпичный, очевидно, кооперативный, недалеко от универсама, через дорогу парк.

Дверь открыла худющая женщина с лицом, вызвавшим у Вениамина Петровича неприятные ассоциации, но с чем — непонятно.

— Здравствуйте, — сказал Бунин, сняв шляпу, — вы по поводу замужества?

— Я, — прошептала хозяйка. — Проходите, пожалуйста!

Глазки у нее были незначительные, а под стеклами очков терялись вовсе. С лица свисал увесистый нос, узкая прорезь рта. Вот и все. „Кого она напоминает?“ — мучился Вениамин Петрович, одновременно оглядывая прихожую, коридор, комнату.

Чистота была стерильная да и пахло по-больничному тревожно, как перед уколом.

Осмотрев обе комнаты, Бунин вышел на балкон, который лежал на ветках березы, остался доволен и вернулся в большую комнату.

Женщина назвалась Ириной Сергеевной и села на стул, положив узкие руки на такие же узкие колени. Помолчали.

„То, что балкон, это хорошо, — подумал Вениамин Петрович. — Зимой можно одеться потеплей: и воздухом дышишь и никуда ходить не надо. Комнаты две, так что каждый храпит, как хочет! Лекарствами пахнет, заболел — не надо по аптекам мотаться. А то, что не очень красивая, так мы уже не в том возрасте, чтоб смотреть друг на друга. Но чего ж она все молчит да молчит? Пошла бы ужин сготовила, надо проверить, как у нее получается.“

Бунин уставился на бородавку неподалеку от носа хозяйки. Он понимал, что неприлично вот так в упор смотреть на физический недостаток, но почему-то не было сил отвести глаза и посмотреть на что-либо другое.

— Пенсия моя вам известна? — брякнул он ни с того ни с сего.

— Да, я слышала, большое спасибо, — отозвалась Ирина Сергеевна.

— Ну раз известна, тогда, может, чай попьем с чем-нибудь?

— С удовольствием, — ответила Ирина Сергеевна и вышла на кухню.

„М-да, однако, болтушка! Тишина, как в морге. Но потолки высокие, солнечная сторона и хамства с ее стороны не будет, никаких бронетанковых войск. Но страшна! На кого же похожа, ведь похожа на кого-то! С такой выйдешь под руку в парк, подумают, Бабу Ягу подцепил! Даже не знаю, как быть… А с другой стороны, персональная медсестра. Если что, воды подаст и уколом обеспечит, лекарства на любой вкус! А то, что не очень интересная внешне…“

Тут Ирина Сергеевна внесла поднос с чаем, и опять Бунина пронзило страшное ощущение: на кого похожа, Господи!

К чаю были сухари ванильные и бутерброды с измученным загнутым сыром.

„Так, — отметил Бунин, — готовить не умеем. Не то что Вера Павловна!“

В тишине хрустели сухарями, пили чай. Еда застревала в горле Вениамина Петровича.

— Чего ж это мы все молчим да молчим, нам что — поговорить не о чем?

— Я молчаливая. Знаете, такая работа, всякого насмотришься за день, говорить неохота!

— О мужьях бы рассказали, — Вениамин Петрович кивнул на шесть фотографий под стеклом, где Ирина Сергеевна была снята в обнимку с веселыми мужчинами.

— Это не мужья, — Ирина Сергеевна отломила сухарик, — это больные, которых я выходила. Вот они со мной и снялись. На память.

Вениамин Петрович посмотрел на бывшую медсестру с уважением:

— Ну, как жить будем? Какие мысли, пожелания, предложения?

— Мне все равно, как скажете, так и будем.

— Нет, так дело не пойдет, — обиделся Бунькин. — Мне нужна жена говорящая, а то я не знаю даже! Что же вы делать-то умеете? Готовите не по первому разряду, если честно. А это не плюс.

— Извините. Я больше банки, уколы, перевязки. Хотите, горчичники поставлю?

— Сейчас?!

— Знаете, как я ставлю горчичники, банки? Ко мне все больные просились! Хоть на спину, можно?

— Нельзя! — рассердился Бунин, нервно вытер рот салфеткой и почувствовал жжение. — Ирина Сергеевна, вместо салфеток вы горчичник подсунули! Склероз?!

— Извините, — Ирина Сергеевна вскочила и заметалась по комнате.

— А лекарства напутаете? Введете в спешке что-то не то?! Вы ж убить меня можете! Вы понимаете, чем это пахнет!

Ирина Сергеевна дрожащими руками положила стопку бумажных салфеток.

Вениамин Петрович еще немного подулся и спросил:

— Лекарства дефицитные, с печатями, без, достанем?

— Сколько вам надо, ради Бога! Вы у меня без лекарств не останетесь! Я вас вылечу!

— Я, тьфу-тьфу, здоров!

— Заболеете, — тихо, но с уверенностью произнесла Ирина Сергеевна.

— Ну вот еще, — Бунин вздрогнул, — делать мне больше нечего! — И закашлялся.

— Давайте погляжу горлышко, — Ирина Сергеевна достала ложечку, — скажите „а“.

— Почему это я должен говорить „а“?

— Скажите, пожалуйста, „а“.

Вениамин Петрович открыл рот и рявкнул „А-а-аррр!“

— Какое у вас красивое горло! — восхитилась Ирина Сергеевна. — Я ни у кого не видела такого красивого горла! Зев чистый! Миндалинки прелесть!

Бунькин смутился. Еще никогда не делали комплимент его горлу:

— Так что у меня там?

— Ничего! У вас замечательное горло! Но кашель есть. Банки я бы поставила.

— Но после банок на улицу нельзя выходить!

— Нельзя, — тихо сказала Ирина Сергеевна, опустив глаза.

— Нет, не пойдет! — Вениамин Петрович направился к выходу.

„Хочет, чтоб ночевать с ней остался, — подумал он. — Вот женщины пошли! Не выйдет, дорогая! Я стреляный воробей!“

Он надел ковбойскую шляпу и протянул Ирине Сергеевне руку.

— Всего доброго. Очень приятно было познакомиться!

— Да, но как…

Ему стало жаль ее, страшненькую, худую, брошенную даже больными.

— Не расстраивайтесь! Адрес ваш у меня есть. Я окончательно не решил. Может быть, остановлюсь на вас. До свидания…Проходя мимо кинотеатра, Бунин наконец вспомнил, кого напоминало ему лицо Ирины Сергеевны — барона Мюнхаузена из мультфильма! Такой же нацеленный в землю нос, узкие губы! Барон Мюнхаузен! Можно жить с бароном Мюнхаузеном? Но с другой стороны: дома тишина, заболеешь — уход! Не заболеешь — опять же уход, для профилактики. Вера Павловна скорее зарежет и бросит в тылу врага, а эта санитарка вытащит на себе с того света!.. Но готовит, конечно, не так как Вера!

Булочки с кремом!.. Тьфу! Перед сном такая обжираловка!.. А дома, кроме пельменей, ничего…

Ну как быть?

Дома Бунин взял чистый лист бумаги, разделил его на две части, слева написал „Вера Павловна“, справа — „Ирина Сергеевна“ и столбиком выписал достоинства и недостатки каждой. Потом начал складывать столбиком. Тут позвонил телефон:

— Это 245-54-62?

— Да.

— Это вы хотите жениться, но храпите при этом?

— Ну я.

— Записывайте адрес: Разъезжая, 25, квартира 16. Лидия Михайловна.

Двухкомнатная квартира в центре, все удобства, дача в Луге. Она недавно развелась, так что торопитесь, охотников полно. Завтра у нее день рождения, приходите обязательно с цветами. Будут спрашивать, кто вы такой, скажите от Григория Алексеевича. Ни пуха, ни пера!

— К черту! — машинально ответил Бунин и положил трубку.

„Надо посмотреть! Вдруг подойдет? И дача в Луге. Это вариант… Поглядим, поглядим, а то загремишь за первую встречную, потом мучайся. А не понравится — уйду.“

Направляясь на смотрины, Бунин хотел купить гвоздики, уж больно хороши были. Но дорого. Чего тратиться, а вдруг впустую?! Для начала достаточно хризантем. И недорого, и цвет сиреневый, а это что-то означает.

Дверь открыла роскошная женщина, на вид значительно моложе Вениамина Петровича.