Кто виноват? - Владимир Алексеевич Колганов

class="p1">И кто бы мог подумать, что столь непредставительную фигуру двинут в ферзи? Такое разве что в кошмарном сне приснится. "Да не могу я! Попросту боюсь! Не надо! Не хочу!" Долго отбивался доцент, но силы оказались не равны. Поставили на ещё более руководящий пост и записали кандидатом в президенты.

И вот, с тех самых пор снится по ночам доценту один и тот же сон. Будто уже торжественный марш отзвучал, и фанфары чего-то пропели, — словом, начинается инаугурация. А он никак не может вспомнить, в какой карман шпаргалку с речью положил.

Ну, что с него возьмёшь? Доцент, он и есть доцент…

Этот сон Ивану Лукичу так и не приснился — подручные Морфея отправили его по другому адресу, прямо в спальню Мясоедова. Всё потому, что негоже человеку, даже президенту, лезть в чужие сны, тем более если там речь идёт о претензиях на высший пост в государстве. Ну а Антон Евгеньевич к этому сну уже привык, не обращал на него внимания — тут наяву такое происходит, что не до вещих снов.

Вечером того же дня Антон Евгеньевич рассказал о последних событиях жене — будто президент усомнился в том, что чиновникам нужно повышать зарплату. Та в ужасе:

— Ох, как некстати! Я как раз присмотрела новую «ауди» розового цвета…

— Ещё говорит, какая же это демократия, если пенсии снижают.

— Да как он мог? Это же последнее дело — поднять руку на святое! Мы и так плетёмся в хвосте цивилизованного мира, а если демократию отменят…

— Вряд ли до этого дойдёт, но кое-какие изменения возможны.

— Ах, Тоша, я же тебя предупреждала, нельзя назначать этого Ивана президентом.

— Софочка, так никто его не назначал — народ выбрал!

— Не рассказывай мне сказки! Знаю я, как это у вас делается.

— Что уж теперь? Да я и предположить не мог…

— А что ты вообще можешь? Меня надо слушать, а то вообразил себя чуть ли не пупом всей Земли.

— Ну, ты это… Ты не увлекайся.

— Да как же мне молчать, если интересы семьи ставишь под удар?

— Какие ещё интересы? — после рабочего дня Антон Евгеньевич о том только и мечтал, что добраться до добраться до любимого дивана, а тут, видишь ли, пристала, как банный лист.

— Ты что, уже забыл? — не унималась Софья Павловна. — Ведь столько уже говорила тебе про то, что у каждого политика должна быть своя семья. Ты им помогаешь, они тебе, на этом только демократия и держится.

— Софочка, родная! — умоляющим тоном даже не проговорил, а прошептал Антон Евгеньевич. — Только не сейчас! Пойми, в штаб-квартире партии только об этом и говорим, делом даже заниматься некогда, а приду домой — и ты туда же.

— Да не могу я молчать, когда того и гляди уравниловку введут! — Софья Павловна совсем разбушевалась: — Антон, куда подевалось твоё мужество? Где забота о тех, кто поднимал страну из руин в начале 90-х? Где, наконец, ответственность перед нынешними спонсорами? Да приструни ты как-нибудь этого Ивана, не помнящего своего родства, если не можешь снять его с работы!

Не зная, как успокоить разбушевавшуюся супругу, Антон Евгеньевич ляпнул:

— Как я его приструню? Он президент, а я только пятое колесо в телеге, — и виновато улыбнулся.

— Знала бы, никогда бы за такого размазню не вышла! Короче, я спать пошла, а ты посиди ещё, подумай.

А как тут думать, если от услышанного за день раскалывается голова? Это вам не лекции читать в университете!

На следующий день созвонился с Мишей Идельсоном — так мол и так, подскажи, что делать. Тот долго не раздумывал и сразу выдал:

— Надо избавляться от этого Ивана!

— Но как?

— Если законопроекты не подпишет, нужно объявлять импичмент.

— Миша! Я по образованию юрист, и со всей ответственностью заявляю, что легальных оснований для импичмента нет и не предвидится.

— Кто из нас председатель партии, ты или я? Вот и проведи с депутатами работу. Они ведь тоже страдают от инфляции..

— Депутатские страдания — это не повод для импичмента.

— Пусть пораскинут мозгами, что-нибудь придумают. Да не мне тебя учить! Причин можно найти немало, скажем, неизлечимая болезнь…

— Он здоров как бык! Мне бы такое здоровье в его возрасте.

— Так покопайтесь в его прошлом. На любого человека можно компромат найти.

— Не суди по себе! А он чист перед законом, накануне инаугурации ещё раз проверяли.

— Ну, тогда не знаю… Надо посоветоваться с Яшей Либерзоном, он мастак в таких делах.

— Постарайся, Миша! На одного тебя надежда.

Глава 5. Жил-был олигарх…

Жил он счастливо. Детей у него было видимо-невидимо, а слуг — ещё больше. А всё потому, что денег навалом — в разных там баночках, шкапчиках и сундуках понапихано, даже в вазоны расфасовал, не говоря уже о том, что под матрацем у олигарха всегда наготове была солидная заначка.

И чему тут удивляться, ежели каждое утро спозаранку, не успеет ещё солнышко над лесом показаться, олигарх уже спешит в тайгу. С лопатой наперевес, и кузовок вместительный за плечами. Зайдёт в лес поглубже, носом в разные стороны поведёт, воздух ноздрёй потянет — "ага, здесь!". И только землю раскопает, как оттуда, словно рябчики из травы, начинают выпрыгивать монеты золотые, одна за другой, одна за другой. И прямо в кузовок ровными рядами ложатся, чтоб пересчитывать потом легче было.

Наполнит олигарх кузовок, ямку землёй забросает, потопчется чуть, да хворосту ещё на это место подкинет — и домой! А по дороге к дому всё думает, куда ещё можно монеты добытые распихать.

Долго олигарх так семье капиталы на пропитание добывал, но однажды стал примечать, что следом за ним кто-то по лесу ходит. Раз ходил, другой, а на третий раз олигарху боязно стало. Чего уж тут — вот приложат обухом-то по голове, кузовок отберут, а чем же я семью кормить буду?

Подумал олигарх, погоревал немного о нераскопанном ещё богатстве и решил удариться в бега. Избу продал, а на полученные деньги дюжину подвод купил, чтобы сундуки да шкапчики с монетами на них сподручнее было увезти. И в путь!

Прошло время. Устроился олигарх с семьёй на новом месте, как раз у самого синего моря, где золотая рыбка обитала. Только рыбка эта ему вроде ни к чему — он и сам со своими желаниями вполне справляется. Что ж ещё надо, если на каждом берегу моря — по белокаменному дому да по персональной ладье?

Только стал олигарх с некоторых пор замечать, что народ окрестный как-то