Сатирикон и сатриконцы - Аркадий Тимофеевич Аверченко

Вода холодная спасительно текла!

Лет через триста будет жизнь прекрасной,

Небесный свод алмазами сверкнет

И обеспечен будет безопасный

В парламент вход.

«Новый Сатирикон», 1918, № 2

Николай ГУМИЛЕВ

* * *

Он поклялся в строгом храме

Перед статуей мадонны.

Что он будет верен даме,

Той, чьи взоры непреклонны.

И забыл о тайном браке.

Всюду ласки расточая.

Ночью был зарезан в драке

И пришел к преддверьям рая.

«Ты ль в моем не клялся храме, —

Прозвучала речь мадонны, —

Что ты будешь верен даме.

Той, чьи взоры непреклонны?

Отойди, не эти жатвы

Собирает Царь Небесный.

Кто нарушил слово клятвы,

Гибнет, Богу неизвестный».

Но, печальный и упрямый.

Он припал к ногам мадонны:

«Я нигде не встретил дамы

Той, чьи взоры непреклонны».

«Сатирикон», 1910, № 19

Маргарита

Валентин говорит о сестре в кабаке.

Выхваляет ее ум и лицо,

А у Маргариты на левой руке

Появилось дорогое кольцо.

А у Маргариты спрятан ларец

Под окном в зеленом плюще.

Ей приносит так много серег и колец

Злой насмешник в красном плаще.

Хоть высоко окно в Маргаритин приют,

У насмешника лестница есть;

Пусть звонко на улицах студенты поют.

Прославляя Маргаритину честь.

Слишком ярки рубины и томен апрель.

Чтоб забыть обо всем, не знать ничего…

Марта гладит любовно полный кошель.

Только… серой несет от него.

Валентин, Валентин, позабудь свой позор.

Ах, чего не бывает в летнюю ночь!

Уж на что Риголетто был горбат и хитер,

И над тем надсмеялась родная дочь.

Грозно Фауста в бой ты зовешь, но вотще!

Его нет… его выдумал девичий стыд:

Лишь насмешника в красном дырявом плаще

Ты найдешь… и ты будешь убит.

«Сатирикон». 1910, № 31

* * *

Когда я был влюблен (а я влюблен

Всегда — в идею, женщину иль запах).

Мне захотелось воплотить свой сон

Причудливей, чем Рим при грешных папах.

Я нанял комнату с одним окном,

Приют швеи, иссохшей над машинкой,

Где, верно, жил облезлый старый гном.

Питавшийся оброненной сардинкой.

Я стол к стене подвинул, на комод

Рядком поставил альманахи «Знанье»,

Открытки — так, чтоб даже готтентот

В священное пришел негодованье.

Она вошла, спокойно и светло,

Потом остановилась изумленно.

От ломовых в окне тряслось стекло.

Будильник тикал злобно-однотонно.

И я сказал: «Царица, вы одни

Сумели воплотить всю роскошь мира;

Как розовые птицы ваши дни,

Влюбленность ваша — музыка клавира.

Ах, бог любви, заоблачный поэт,

Вас наградил совсем особой меткой,

И нет таких, как вы»… Она в ответ

Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и тупо за стеной

Звучал мотив надтреснутой шарманки):

«Мне хочется увидеть вас иной,

С лицом забытой богом гувернантки.

И чтоб вы мне шептали: «Я твоя»,

Или еще: «Приди в мои объятья».

О, сладкий холод грубого белья,

И слезы, и поношенное платье.

А уходя, возьмите денег: мать

У вас больна иль вам нужны наряды…

Как скучно все, мне хочется играть

И вами, и собою без пощады…»

Она, прищурясь, поднялась в ответ;

В глазах светились злоба и страданье:

«Да, это очень тонко, вы поэт,

Но я к вам на минуту, до свиданья».

Прелестницы, теперь я научен.

Попробуйте прийти, и вы найдете

Духи, цветы, старинный медальон,

Обри Бердслея в строгом переплете.

«Сатирикон», 1911, № 33

Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришел из иной страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам

Темным платьям и пиджакам —

Я читаю стихи драконам.

Водопадам и облакам.

Я люблю — как араб в пустыне

Припадает к воде и пьет,

А не рыцарем на картине.

Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели.

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели.

Утонувшей в густом плюще.

Чтоб войти не во всем открытый,

Протестанский, прибранный рай,

А туда, где разбойник, мытарь

И блудница крикнут: «Вставай!»

«Новый Сатирикон», 1918, № 16

Исидор ГУРЕВИЧ

Визит