Сборник 2019 года. Том 7 - Михаил Михайлович Жванецкий

её бывший муж, Риты, – грузчик знаменитой бригады лауреатов. Тоже в подшефный колхоз.

И в колхозе между ними ссора.

Он чего-то хотел.

Она не хотела.

Он её ударил.

Она устояла.

Чтоб заслонить её, я встал перед ней.

А он сказал мне: «Уйди. Это наши дела».

Я стоял.

А он ударил меня.

И я упал.

Но опять встал, чтоб её заслонить.

И он ушёл.

А все его друзья сказали: «Почему ты его хоть раз не ударил? Хоть разок?»

А я сказал, что никогда этого не делал.

Потом был концерт.

Потом Рита сидела с председателем колхоза.

И выпросила у него для меня «козла» покататься.

Он дал мне легковой «козёл» покататься.

Она была красивая.

Она была свободная.

А я никогда на легковой не ездил.

Я катался выпимши.

А она сидела с председателем.

Потом катался ещё выпимши.

Потом у меня «козла» отобрали.

Потом был банкет.

Стол богатый.

И мы поехали в Одессу на чём приехали.

Американский грузовик «Додж» три четверти.

В большой колхозной грязи до города шёл юзом.

Вертелся на грязи, но шёл вперёд, не останавливаясь.

Водитель и «Додж» – фронтовики.

Не важно.

Довезли.

А все мне в порту: «Почему ты его не ударил?»

Надоели.

И вдруг дня через два заявляется этот тип, её бывший муж, и спрашивает, где я.

Он знал, что я на смене, по её смене.

Все на меня указали.

Я думал, убьёт.

Он очень здоровый.

Ну, мешки по доскам.

Но встретил я его на рабочем месте.

А он достал из пакета что-то белое.

– Это тебе. Она мне твой размер сказала.

Это была первая в мире белая нейлоновая сорочка.

Её не надо было стирать никогда.

Помыл, повесил.

Или надел. Она на тебе сохла.

А главное – не убил.

Потом принёс ботинки какие-то, чтоб подарить.

Она ему размер сказала.

Бригада у них знаменитая.

Лауреаты Сталинской премии.

Я даже пытался их помирить с Ритой.

Не удалось.

Любила, думаю.

Мы с ней, извините, встречались у меня дома на Комсомольской, после смены.

Мама нас застала.

Утром вдруг зачем-то пришла с работы.

Никто ей не открывал.

Тыкала ключом, бедная.

Вдоль окон по веранде бегала. Стучала.

В окна заглядывала.

Двор затих.

Разглядела всё-таки.

И ушла.

Я её искал три дня.

Маму.

Город перевернул.

Нашлась.

Аж у своей троюродной сестры, с которой не разговаривала два года.

Отца у нас не было.

Умер в шестьдесят семь лет – от войны.

Она на меня надеялась.

Порт нам углём помогал.

Даже в тот колхоз хотели послать меня механиком.

Как её одну оставишь?

Может быть, она Риту не разглядела, но мы с ней домой уже не приходили.

Маму жалели.

А мама сказала, что раскусила меня, к сожалению.

И в порту меня раскусили.

– Ну, ты мог хоть раз его ударить… Хоть разок.

– Нет, – отвечал я, – не мог.

И перед ними стоял.

И перед ней стоял.

Что тут объяснять…

Они

Они такие красивые. Они рано становятся молодыми.

Сколько ты можешь идти сзади?

Нужно что-то сказать.

Ловко, быстро и остроумно.

Вот тут и рождается талант.

На главном инстинкте.

А солнца – вся жизнь!

А моря – вся жизнь!

А пресной воды нет.

А смывать красоту не надо.

А пыльные.

А горячие.

А пахнут акацией, ковылём, полынью и ходьбой по горячему асфальту.

А на чём они передвигаются?

Эти оборванные юбки.

Эти разорванные джинсы.

И из них медленно и плавно уходят вниз быстрые, нежные, необыкновенной красоты…

А вверху какие-то майки, куски халатов, обрывки парашютов, откуда идут глаза.

А чуть лизнёшь. Незаметно.

Но обязательно, если состришь.

Солёное.

Состришь-лизнёшь-замрёшь.

И поцелуешь.

Поцелуй дороже.

Всё остальное мельче, хуже и глупее.

Поцелуй главнее.

Ты что-то говоришь внутри поцелуя.

И ты идёшь вперёд внутри.

Поцелуй – это твоё завоевание.

Твоё произведение.

В этом поцелуе всё море, всё лето и желание сказать ещё что-то, о чём сегодня можно догадываться и когда-нибудь пожалеть.

Мы

Мы – мужчины!

Наш день – 23 Февраля.

И наши милые дамы в опасной сутолоке покупают нам одеколоны и зажигалки.

А для бедных мужей носки и плоскогубцы.

Мужчины – народ думающий, принципиальный, с юмором.

Без чего бы то ни было лишнего.

Тут уж всё.

Стоит мужчина на своём.

Крепко стоит.

Мыслит всё время.

Часто мрачен.

По ночам вздыхает, ворочается.

Руки разбрасывает.

Защищает кого-то.

Ответственность несёт.

Шепчут ему, как женщине:

– Сними с себя!

Имея в виду ответственность.

Плечи освободи.

Нет, не выбежать ему из семьи, не побежать по улице к морю, не уехать поездом, не взлететь соколом, не вырваться в небо вольное.

Три женщины – жена и две дочки.

Все – дети его.

Ворочается во сне.

Хрипит! Зубами щёлкает заводскими.

Руками роет постель свою, жену беспокоит бессмысленно.

И страна на его плечах с претензиями:

– Налоги давай!

НДС, ФСБ, МВД. Хотят, хотят ребята!

Только им сотрудников кормить, а ему – детей.

Плати, корми, одевай женщин своих и на государство отчисляй.

Много у государства забот, заседаний тревожных, съездов опухших, решений ошибочных, ракет неисправных, танков устарелых, конфликтов разных.

И люди огорчают.

Гибнут люди.

Платить надо семьям.

Отдай часть, отними у своих.

Будь добр, мужчина!

Он часто мрачен.

Даже не часто, а всегда!

Ест что попало.

Пьёт что попало.

Спешит. Звонит. Широкоплечий, озабоченный.

Если заработал, в спортзал идёт, потратить на себя что-то.

Отвлечься до изнеможения, до потери сознания отвлечься!!!

От жизни отвлечься!

И выйти без дум и без сил.

И пиво с мужчинами спортзальными пить. Бесшумно!

Спортсмены.

Твёрдая рука.

Крепкая фигура.

Хорош он вне дома, вне семьи.

Почти без недостатков!

Красив. В очках.

Даже стихи какие-то.

Но для этого нужна женщина внимательная.

Не посторонняя, что дома ждёт.

А внимательная, которая бы вскрикнула:

– Вот это место – повтори, Игорь…

Повтори ей, Игорёк!

Но опасно, не потянет он ещё одну женщину, хоть и внимательную.

И крепок, и статен, и в очках.

А не отодвинешь её потом.

Вот если бы, скажем, с 23 Февраля по 8 Марта.

Но кто ж на это пойдёт?

Да и плечи уже болят от ответственности.

Поэтому бесшумно пьёт он пиво с мужчинами разными, молча выбирая друга себе.

Из сдержанных.

С кем можно и на эту тему поговорить.

Жалеет он. Куда ж девается всё это солнышко в виде любви, руки, покрытые поцелуями.

Его мужской руки.

Теперь губами только разговоры с претензиями.

Руками только рукопожатия