Юрий Туровников - Код Малевича

Пройдя к своему столу, Григорий настежь распахнул окно, впустив в помещение порыв свежего воздуха.

— Вы уже задрали, упыри! — крикнул он сослуживцам. — У меня здоровье не казенное и молоко мне за вредность не дают. Вы меня убиваете, министерство здравоохранения вас задери!

Офицеры, одетые по форме, с ухмылкой посмотрели на Мельника.

— Гриша, — сказал один из них, бритый наголо, — мы слышали, ты сегодня вора своего поймал.

— Ну да, — ответил тот.

— И еще невинного человека в больничку отправил, — следователи громко заржали, а лысый продолжил. — Жаль, что дело тебе не закрыть. Ведь твой клиент весь в гипсе лежит и говорить сможет только через месяц, не раньше!

Новый взрыв смеха потряс стены. Мельник махнул рукой.

— Идиоты! Занимайтесь своими делами.

Лейтенант достал из шкафа вешалку с формой и переоделся. Едва последняя пуговица оказалась застегнутой, дверь скрипнула, и в кабинет зашел начальник управления — мужчина пятидесяти лет, в сером френче с эполетами и лампасами на штанах. Генерал поправил очки с круглыми линзами и промокнул платком свой лысый череп. Офицеры вытянулись в струну, ударили каблуками и хором поприветствовали вошедшего.

— Здравья желаем, Лаврентий Павлович!

Генерал нахмурился.

— Опять накурили, изверги! Я точно буду премию урезать! Государь для чего законы изобретает, чтобы вы их игнорировали?! Человек ночами не спит, думает как нам жизнь облегчить, а вы… Еще раз увижу — накажу! — Мельник постарался сдержать улыбку. — Итак, доблестные служители закона, кто хочет потрудиться во славу нашей необъятной родины?

Главный сыщик губернии посмотрел на подчиненных, но те, словно воды в рот набрали. Григорий понял, что достанется, конечно же, ему, как младшему по званию, поэтому решил опередить события и предстать перед начальством этаким трудягой.

— Я, — и шагнул вперед.

Генерал покачал головой.

— Нужен доброволец, чтобы отправиться в командировку.

— Я, — снова сделал шаг Мельник.

Начальник управления продолжал смотреть на старших офицеров, но те молчали, как рыбы об лед.

— Дело чрезвычайной важности!

— Я! — опять крикнул Григорий, наступив генералу на ботинок.

— Да подожди ты! — старший офицер отошел на шаг назад. — Что, больше желающих нет? — следователи продолжали упорно хранить молчание. — Ну и хрен с вами, я вас тут работой завалю. Мельник, сколько на тебе сейчас дел висит?

Лейтенант посмотрел на пудовую стопку папок на своем столе и доложил:

— Пятьсот семьдесят два, господин генерал!

— Вот и ладушки! — Он вновь протер лысину. — Раздай их этим оболтусам, а сам готовься к отъезду. Столица ждет! Сам Глеб Егорович Жеглов помощи просит, однокашник мой. С утренним экспрессом чтобы тебя в городе не наблюдалось! Инструкции получишь у меня через… — Он посмотрел на часы. — Через час, как раз обед закончится. Ду михь ферштейн?

Мельник ударил каблуками и ответил:

— Я, майнэ генераль!

В Русландии стало модно изучать немецкий язык, который год назад признан вторым государственным, помимо русского. Ведь сам Царь-батюшка, бывает, нет-нет, да и выдаст пару-другую фразочек, дабы самому не забыть. Великий Сюзерен выучил его еще во времена службы в разведке, когда подрабатывал адъютантом у самого известного шпиона — Максима Исаева. Потом его карьера пошла в гору, и, в конце концов, на деньги, одолженные у одного зажиточного купца, офицер купил себе титул принца, а когда тогдашний правитель отрекся от трона — занял его место. Само собой долг новоявленный Император отдавать не собирался и попросту придал купца Ясеневского анафеме. Тот испугался и бежал в Англию, пешком, под предлогом лечения вросшего ногтя на среднем пальце правой руки, который он продемонстрировал журналистам, когда переходил границу Русландии. На землях Туманного Альбиона торговец заперся в своем доме, как Саруман в Ортханке, и носа не казал. А потом с ним приключилась беда: пошел с мужиками в баню и утонул в шайке с горячей водой, запутавшись в мочалке. Там его и нашли, с дубовым листком на жопе. Говорят, что он оставил предсмертную записку, в которой просил прощения за то, что не смог подгадить Императору и написал, что его дело будет жить вечно. Пресс-служба Кремля уверяет, что письмо беглый олигарх накропал на куске туалетной бумаги, и по этическим соображениям не предъявила его общественности, а потом и вовсе Августейший сходил с ним, куда следует.

Генерал прокашлялся и обернулся на пороге.

— Я серьезно, завязывайте с курением в кабинете! — и вышел.

Офицеры облегченно вздохнули, а лейтенант на глаз поделил свою «текучку» и разложил по столам своих коллег по службе. Один из следователей ухмыльнулся.

— Мельник, ты не особо радуйся! Вернешься — получишь свои дела обратно. Мы их даже открывать не будем, усек?

Григорий махнул рукой.

— Я вот даже не сомневался, — Он потер нос. — А представьте себе, что я приеду, мне дадут капитана или даже майора и назначат начальником отдела за заслуги перед Империей. Может, Сюзерен меня даже наградит.

— Ага, путевкой в Сибирь! Посмертно, — сказал бритоголовый. — Там, таких как ты, десяток на квадратный сантиметр. Зашлют в Тмутаракань, и поминай, как звали бедного Гриню.

Лейтенант включил чайник, стоящий на подоконнике, высыпал в стеклянную тарелку пачку вермишель быстрого приготовления для мужчин «Ананей» и, залив подоспевшим кипятком, включил радиоприемник, ютившийся между стеллажей с документами. Динамик, заключенный в пожелтевший от времени пластмассовый корпус заговорил человеческим голосом.

«Добрый день, русландцы! Император жив и здоров, а теперь к новостям.

Сегодня на повестку дня в Имперском собрании вынесен вопрос о переименовании полиции в жандармерию. По предварительным подсчетам казне это обойдется всего в сто миллиардов империалов. В связи с этим будет увеличены цены на продукты первой необходимости, такие как: пиво, водка, вино и детское питание.

Следующая рубрика — мир криминала.

Сегодня ночью из музея неестественных и оккультных наук неизвестными похищено несколько деревянных идолов и жертвенный камень язычников, которые были выставлены на всеобщее обозрение. Самое неприятное, что экспонаты взяли в прокат в историческом музее города имени Императора, что находится в ста восьмидесяти километрах от столицы. Жители дальнего подмосковия не обеспокоены, а вот городской голова в панике: камень использовался для закваски капусты, деньги от продажи которой шли в местную казну, а древние тотемы поддерживали забор на даче губернатора…».

— Дай пожрать спокойно! — хором сказали офицеры, сидя за своими столами и разворачивая пакеты с бутербродами, упакованными заботливыми женскими руками любящих домохозяек.

Григорий выдернул штепсель из розетки, и радиоприемник замолчал.

— Гутен аппетит, майне херен!

— И тебе не подавиться, Мельник! — ответил за всех бритоголовый капитан.

.

.

Лаврентий Павлович только закончил пережевывать тарталетку с красной икрой, купленную в офицерской столовой за три империала, когда в массивную дубовую дверь постучали.

— Войдите, — начальник губернского сыска вытерся салфеткой и трехочковым броском закинул ее в мусорную корзину, стоящую у дальней стены кабинета прямо под огромным плазменным экраном.

Этому он научился, пока прибывал в своей должности. За десять лет ни одного промаха. Офицер мог забросить в помойку что угодно и из любого положения: хоть через спину, хоть с завязанными глазами, хоть с кувырка, если бы позволил остеохондроз. Годы тренировок не прошли даром. И если бы в Олимпийских играх была подобная дисциплина, то Лаврентий Павлович Цербер, определенно, стал чемпионом, если бы прошел медицинскую комиссию и допинг-контроль.

Двойные створы медленно открылись, и на пороге кабинета появился улыбающийся Григорий.

— Явился по вашему приказанию, майнэ генераль!

— Ты чего светишься, будто в лотерею выиграл билет в первый ряд на «Новые Васюки — 2030», — офицер поправил аксельбант и щелчком пальцев сбил с эполета упавшую пылинку. — Садись, буду тебя инструктировать.

Мельник отодвинул один из десятка стульев и сел напротив начальника с другого конца пятиметрового стола. Лейтенант бывал тут лишь однажды, когда поступил на службу. С тех пор почти ничего не изменилось: те же потолки с лепниной и шикарная позолоченная люстра, те же аквариумные окна с тяжелыми шторами красного бархата. Другим стал только портрет Государя, который, как показалось Григорию, помолодел лет на десять, вопреки всем законам жизнедеятельности организма. На новой картине Сюзерен шедеврально смотрелся в летном костюме и шлемофоне, поверх которого надета инкрустированная изумрудами и рубинами золотая корона.