В погоне за убежищем - Коулc Кэтрин

не умела, но этот дом у меня получался хорошо. Это был мой способ убежать. Только за последние месяцы побег изменился. Потому что в нем появился Кайлер.

Я чувствовала, как в нем бурлят злость и боль. Его ладонь лежала на бревне, прижимаясь к шершавой коре. Костяшки пальцев были сбиты — привычное дело, учитывая, сколько драк у него было, и в зале, и за его пределами. Но некоторые ссадины были свежими.

Мне до дрожи хотелось их обработать. Именно поэтому в рюкзаке всегда лежала аптечка. Но время еще не пришло. Сейчас его ранило куда сильнее, чем кожа на руках.

Я чуть сдвинулась, зацепив мизинец за его и сжав. Это был наш знак — мы рядом. Если мне нужно было выговориться о том, как несправедливо, что я потеряла папу и Джейкоба, или как я волнуюсь за кого-то из младших… Если Кайлеру нужно было выплеснуть все то, с чем он сталкивался дома каждый день: кулаки отца, яд матери. Мы всегда были рядом друг с другом.

— Расскажи, — повторила я, и в голосе проскользнула мольба.

И что-то в этом заставило его повернуться. И тогда я увидела. Меня затошнило от того, что предстало перед глазами. Лицо Кайлера было в синяках и отеках, таких, что получаешь, только если тебя бьют снова и снова, пока ты лежишь.

Мой мизинец сжался крепче, словно только это удерживало его здесь, рядом.

— Это бои? — выдавила я.

Кайлер был отличным бойцом ММА, но последнее время он стал выходить на подпольные бои за деньги, и мне это никогда не нравилось. Сейчас же я поняла, что дело хуже, чем просто драки без защиты.

В янтарных глазах Кайлера тень потемнела.

— Нет.

Горло сжало. Хуже, чем подпольные бои без экипировки? Хуже, чем связаться с парнями в жилетках мотоклуба, о которых Трейс говорил, что они опасны?

— Твой отец? — слова едва пробились сквозь узел в горле, который, казалось, никогда не развяжется.

Кайлер посмотрел на ручей внизу. Кизилы, что весной цвели, теперь стояли голые — словно костлявые пальцы, слишком долго лишенные тепла и заботы. Как и он сам.

На его скуле дернулся мускул в такт одному ему слышимому ритму.

— Подкараулил меня, когда я пришел домой. Пьяный или обдолбанный. Может, и то и другое. Свалил на пол, а подняться я не смог. Очнулся утром на полу.

Слезы подступили мгновенно, но я загнала их, как и бурлящую внутри ярость, как можно глубже.

— Мама? — выдохнула я почти беззвучно.

Он услышал.

— Ты же знаешь, ей наплевать. Все еще злится, что я испортил ей лучшие годы жизни. Иногда мне кажется, она предпочла бы, чтобы он меня добил.

Глаза защипало, и слезы потекли сами, пока я держала его мизинец. Но я не могла говорить. Не было слов для того, что он переживал.

Он повернулся, глядя на меня.

— Блядь, Воробушек. Не плачь.

Кайлер выдернул руку из моей. Лишившись этого прикосновения, я почувствовала пустоту, будто не могу его больше защитить. Он подтянул рукава худи и большими пальцами вытер мои слезы.

— Я в порядке.

— Нет, — прошептала я. — Так это оставить нельзя. Мы не можем это оставить.

Руки Кайлера опустились с моего лица.

— Я свалю. Может, попробую добраться до Портленда.

Паника мгновенно залила меня, а за ней пришел страх. Кайлер был на два года старше, но и шестнадцати лет недостаточно, чтобы выжить одному в огромном городе. С ним могло случиться все, что угодно. А мысль о том, что я больше не буду видеть его каждый день, что не буду знать, в порядке ли он…

От этого становилось тяжело дышать.

— Не надо, — хрипло выдохнула я. — Я могу поговорить с Трейсом. Он теперь заместитель шерифа. Он сможет помочь…

— Нет. — Кайлер вскочил и начал метаться из стороны в сторону. — Нельзя. Я могу оказаться в приемной семье или, если отец настучит, что я дерусь, в колонии для несовершеннолетних. Я не могу рисковать, Воробушек. Пообещай, что никому не скажешь. Пообещай.

Каждое слово все сильнее стягивало мою панику. Но я знала, что не могу предать то, что он мне подарил.

Доверие.

Парень, у которого нет ничего, отдал мне все. Свое доверие. Свою доброту. Он увидел, как я сражаюсь с горем, и встал рядом — так, как никто другой.

— Я не скажу, — прошептала я.

Напряжение в Кайлере чуть-чуть ослабло, будто кто-то убавил мощность электрического тока.

— Ладно.

Я смотрела на парня, который стал для меня пристанищем, на его избитое и в кровь разбитое лицо.

— Я не могу видеть, как тебе больно, — сорвалось у меня. — Хочу все исправить. Хочу убить их. Хочу забрать всю боль и сделать так, чтобы тебе стало легче.

— Ты и так делаешь, — перебил он, подойдя ближе и снова сцепив мизинец с моим. — Приносишь мне еду. Следишь, чтобы я не завалил учебу. — Его палец коснулся кулона-стрелы, который я носила каждый день. — Ты заставляешь меня чувствовать… что я не один. А, Воробушек, я был один почти столько, сколько себя помню. Но ты… ты все меняешь.

Дыхание сбилось, когда Кайлер поднял руку и коснулся моей щеки, большим пальцем убирая остатки слез. Сердце грохотало так громко, что я едва слышала его дыхание, когда он склонился ко мне. Но он не поцеловал, просто ждал. Как всегда.

И потому что это был Кайлер, я не боялась. Не нервничала. Я просто хотела. Хотела узнать, какие у него губы, какой у него вкус, что значит быть поцелованной именно этим мальчишкой.

Я сократила расстояние, прижалась к его губам. Парень, которого все считали грубым, оказался до боли нежным. Его поцелуй будто согрел меня изнутри, растекся по телу, пробудил, словно я до этого бродила во сне. На вкус Кайлер был как мята с легким оттенком дыма, а запах — еще сильнее: дубовый мох и амбра, но с какой-то особенной ноткой, которая появлялась только с ним. Как и я менялась рядом с ним.

Его шероховатая ладонь скользнула по моей челюсти, и я прижалась к нему сильнее, жадно впитывая это волшебство. Его язык едва коснулся моего, будто снова ждал разрешения. Сначала я двигалась неловко, но быстро поймала ритм. Длинные пальцы зарылись в мои волосы, и я раскрылась для него.

— Ну-ну-ну… Что у нас тут? — раздался насмешливый голос. — Я знал, что здесь дело не только в учебе.

Мы с Кайлером резко отпрянули. Он сразу заслонил меня собой и зло уставился на своего друга.

Орен фыркнул:

— Да ладно. Будто мне интересна маленькая