Огненный перст - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Только ты будешь не в монастыре, а с Борисом, – тоскливо подумал Ингварь, глядя, как у нее на шее, под белой кожей, бьется жилка. Ах, губами бы прижаться…

– Лучше б меня, как того Петра, оскопили… – сказал он вслух.

Не было мочи на нее смотреть, находиться рядом.

Повернулся и побрел прочь.

И вовремя.

Борис, договорив с Михаилом Олеговичем, шел обратно. Конь, от закатного солнца не вороной, а лиловый, сам вышагивал за хозяином, переступая тонкими ногами по мягкой траве.

– Эй, Клюква, погоди!

Ингварь остановился.

Брат поглядел на Ирину. Она стояла, закрыв лицо руками.

– О чем толковали? – спросил Борис, но ответа не дождался. – Девка-то пригожая, а?

И выжидательно оскалился.

Душу Ингваря обожгла ненависть. Не к Борису – к себе.

«Слюнтяй! Одно слово – Клюква! Так тебе и надо! Мог, как Добрыня требовал, убить того, кто только зовется братом, а на самом деле лютый твой враг. Лучше совершить смертный грех, чем пресмыкаться червем!»

Поправил себя: нет, не лучше. Но следовало с самого начала твердо сказать: «Я тебя из половецкого плена выкупил и тем братний долг исполнил. А князь в Свиристеле я, и ты на мое место не цель. Не согласен – езжай на все четыре стороны». Сам во всем виноват. Сгубил себя, сгубил Ирину, да и отчине с таким князем, как Борис, выйдет лихо…

– Сговорились с князь-Михаилом про свадьбу? – спросил Ингварь не своим, скрипучим голосом. – Когда играть будете?

– Свадьбу-то? – Борис вздохнул. – За свадьбой дело не станет.

– Понятно… Ухожу я из Свиристеля. Долю свою от добычи возьму и уйду. Живи тут князем, а я под тобой прихвостничать не стану.

Впервые Ингварь говорил с братом так жестко, непреклонно. Борис на миг отвел взгляд, а когда посмотрел снова, в глазах горел странный, хитрый огонек.

– На то твоя воля, братуша… Я что говорю: пригожа княжна Ирина. Ты на ней жениться хотел, помнишь?

У Ингваря перехватило дыхание от бешеной, нерассуждающей ненависти, которая не помнит ни о человечьем, ни о Божьем законе. Рука вцепилась в рукоять кинжала.

– Перехотел? – вроде как удивился Борис.

– Не глумись. Убью… – процедил Ингварь, держась из последних сил. Ударить булатом прямо в переносицу, меж насмешливых глаз. И будь что будет.

Брат угрозы не испугался, а рассмеялся – облегченно. Хлопнул по плечу.

– Не перехотел! Любишь ее! – Он смущенно потер кончик носа. – Я что подумал… На свете красных девок много. Засяду тут у вас, как в болоте. Михаил говорит: соединим княжества, станем вместе править. Каменный город поставим, будем караваны снаряжать, овец разведем – шерсть мотать… Скучно, брат. Как вообразил себе этакую жизнь – тоска меня взяла. Послушай-ка… – Он хитро прищурился, в голосе зазвучала вкрадчивость. – Ты без меня тут хорошо управлялся. Княжествуй и дальше. А взамен отдай мне всю половецкую добычу, целиком. И пошел бы я от вас счастья искать. На юг, в греческую землю. На такие деньжищи можно снарядить хорошую дружину. Верну себе город Коринф, буду там жить. Заскучаю – пойду Святую землю воевать. А ты женись на Ирине, князь-Михайле не всё одно? Когда старый помрет, будешь князем уж не малым, а вровень с другими. Я же сюда более не вернусь. Хмуро тут у вас. Солнца мало. Рожи кислые… Что молчишь?

Ингварь молчал, потому что не верил ушам. Закружилась голова.

– Ладно, – с тревогой сказал Борис. – Четыреста гривен, которые ты за меня Тагызу выплатил, тебе верну. Но остальное – мое. Так пойдет?

Медленно, еще не веря, Ингварь кивнул. Просияв, брат снова ударил его по плечу.

– Вот это по-братски! Только еще одно условие. Кто из дружины захочет со мной идти – отпустишь. С оружием и конями.

– Ладно, – просипел Ингварь.

– Братуша, родная кровь!

Борис обхватил его руками, даже поцеловал на радостях.

Одним махом взлетел в седло, поскакал к дружине.

– Эй, все в круг! – зазвенел повелительный голос. – Говорить с вами буду!

А Ингварь отошел в сторонку, где трава поднималась выше. Встал на колени, чтоб помолиться – возблагодарить Господа за великое милосердное чудо, – да и загляделся на закатное небо.

Вот где было чудо так чудо!

Солнце уж спустилось за горизонт, но облака его еще помнили, провожали мановением алых, пурпурных, розовых платков. Не очень-то горевали по разлуке. Знали, что она будет недолгой, завтра свидятся опять.

Облака висели низко. Недалеко было и до Бога. Это Он смотрел на Ингваря, лучился покойной, ласковой улыбкой. Что-то тихо нашептывал, но слов было не разобрать.

– …Купим корабли, поплывем в греческую землю! – несся с поля напористый голос. – Там житье сладкое, не то что здесь! Верну свой удел – всех рытарями пожалую, а младшую дружину наберу из местных греков. Поживем, погуляем, пока не прискучит, а после отправимся в Святую Землю, или, может, в Италию, или в Окситанское царство, лучше которого нет на всем белом свете! А можно в испанские земли, с маврами биться! Хорошую дружину всякий государь примет, золотом заплатит!

Ингварь закрыл уши ладонями, чтоб крик не мешал услушать и понять Божье шептание.

Услышал. Понял. Смысл был простой, ясный.

Кто-то тронул сзади за ворот. Обернулся – брат.

– Не прогневайся, Клюква. Я и сам не ждал, – виновато сказал Борис. – Конные все со мной хотят. А из пеших не идут только старики. Всего восемнадцать человек… Голым тебя оставляю. Опомнятся поганые, придут за Тагыза мстить – с кем отбиваться будешь?

Когда Ингварь не ответил, брат забеспокоился:

– Но ты обещал, что всех охотников отпустишь! Эй, куда ты всё глядишь-то?

Глядел Ингварь на маленькое облачко – почти что круглое, клюквенного цвета.

Улыбнулся, вспоминая услышанное. То же самое и сказал вслух, только переиначил по-своему, потому что точно таких слов в человеческом языке не было:

– Ничего. Управлюсь как-нибудь, с Божьей помощью. Мне отсюда уезжать некуда.