Капитал и идеология - Томас Пикетти

Во-вторых, внешний вызов колониализма: Европейское процветание, которое все отчетливее выделялось на фоне положения других континентов в XVIII и XIX веках, в большей степени зависело от его добывающего потенциала и военного, колониального и рабовладельческого господства над остальным миром, чем от его предполагаемого морального, институционального и собственнического превосходства. Цивилизаторская миссия Запада долгое время оправдывалась моральными и институциональными основаниями, но ее хрупкость становилась все более очевидной для многих колонизаторов и, прежде всего, для колонизированных, которые мобилизовались, чтобы избавиться от нее. Контрдискурс социал-демократических и коммунистических контррежимов также способствовал осуждению колониального (и, в меньшей степени, патриархального) измерения собственнического порядка.

Наконец, националистический и идентификационный вызов: европейские национальные государства, ответственные за защиту прав собственности и продвижение экономического и промышленного развития на обширных территориях, сами вступили в фазу обострения конкуренции и укрепления национальной идентичности и границ в XIX веке; за этим последовала фаза саморазрушения в период 1914-1945 годов. Первые два вызова фактически способствовали возникновению третьего, поскольку социальная напряженность внутри страны и колониальная конкуренция за рубежом в значительной степени способствовали росту национализма и движению к войне, которая в конечном итоге сместила проприетарный порядок XIX века.

Одна из главных задач этой книги - проанализировать, как эти три хрупкости в совокупности привели к чрезвычайно интенсивному кризису общества собственности в двадцатом веке, когда оно столкнулось с мировой войной, социал-демократическими и коммунистическими вызовами и колониальными движениями за независимость. Сегодняшний мир является прямым следствием этого кризиса, однако его уроки слишком часто забываются, особенно после возрождения неоприетарной идеологии в конце двадцатого и начале двадцать первого века после коммунистического фиаско. Однако прежде чем мы займемся этим вопросом, пришло время выйти за пределы Европы и начать анализ колониальных и рабовладельческих обществ. В более общем плане мы хотим рассмотреть, как на трансформацию трифункциональных обществ за пределами Европы повлияло вмешательство собственнических колониальных держав в процессы их развития.

Часть

II

. Рабовладельческие и колониальные общества

Глава 6. Рабовладельческие общества. Крайнее неравенство

В первой части этой книги мы проанализировали трансформацию трехфункциональных обществ в общества собственности, сосредоточившись на европейских траекториях. При этом мы упустили из виду не только случай неевропейских трехфункциональных обществ, но и тот факт, что между 1500 и примерно 1960 годами европейские страны создали системы колониального господства по всему миру. Эти системы оказали глубокое влияние не только на развитие Европы, но и всего земного шара. Во второй части мы изучим рабовладельческие и колониальные общества, а также то, как трансформация неевропейских трифункциональных обществ (в частности, Индии, где древние статусные различия остаются необычайно заметными по сей день) была изменена их столкновением с собственническими европейскими колониальными державами. Эти процессы и траектории имеют решающее значение для понимания современной структуры глобального неравенства как внутри стран, так и между ними.

Эта глава начинается с рассмотрения, без сомнения, самого крайнего типа режима неравенства - рабовладельческого общества. Рабовладельческие общества существовали задолго до европейского колониализма, и история их развития, оправдания и исчезновения поднимает фундаментальные вопросы для любой общей истории режимов неравенства. В частности, мы узнаем, что способы отмены рабства в современную эпоху - в Великобритании в 1833 году, во Франции в 1848 году, в США в 1865 году и в Бразилии в 1888 году - а также различные формы финансовой компенсации, предложенные рабовладельцам (но не рабам), многое говорят нам о квазисакрализации частной собственности в XIX веке, в результате которой появился современный мир, который мы знаем сегодня. Кроме того, в Соединенных Штатах вопрос о рабстве и расовом неравенстве оказал длительное влияние как на структуру неравенства, так и на систему политических партий. В последующих главах мы изучим пострабовладельческие колониальные общества в контексте того, что можно назвать "второй колониальной эпохой" (1850-1960), остановившись сначала на примере Африки, а затем Индии и других стран (в частности, Китая, Японии и Ирана), чтобы увидеть, как колониализм изменил их неэгалитарные траектории.

Общества с рабами; рабовладельческие общества

Рабство существовало в древнейших обществах, от которых сохранились письменные следы, в частности, на Ближнем Востоке во втором и первом тысячелетиях до нашей эры, в фараоновском Египте и Месопотамии. Вавилонский кодекс Хаммурапи, датируемый примерно 1750 годом до нашей эры, подробно описывает права рабовладельцев. Кража раба каралась смертью, а цирюльнику, срезавшему прядь волос, по которой в то время определяли раба, могли отрубить руку. В Ветхом Завете, который датируется первым тысячелетием до нашей эры, побежденные народы регулярно попадали в рабство к своим завоевателям, а родители продавали своих детей в рабство, когда не могли выплатить долги. Следы рабства сохранились задолго до явного появления трифункциональной схемы, которая стремилась организовать общество вокруг трех классов (духовенство, воины и рабочие, причем рабочий класс был единым и свободным, по крайней мере, в теории); эта схема была оформлена около 1000 года в Европе и уже во втором веке до нашей эры в Индии. На практике рабская и трифункциональная логики долгое время сосуществовали в некоторых обществах, поскольку процесс унификации статуса работников, который в теории подразумевал не только конец рабства, но и конец крепостного права и других форм принудительного труда, был сложным процессом, длившимся веками в Европе, Индии и других цивилизациях.

Для начала полезно вспомнить различие между, с одной стороны, "обществами с рабами", в которых рабы существовали, но играли относительно незначительную роль и составляли лишь небольшую часть населения (обычно всего несколько процентов), и, с другой стороны, "обществами с рабами", в которых рабы занимали центральное место в структуре производства, власти и отношений собственности и составляли значительную долю населения (порядка нескольких десятков процентов). Рабы были почти во всех обществах до девятнадцатого века. Это были "общества с рабами" в понимании Финли, как правило, с довольно небольшим количеством рабов. По мнению Финли, настоящих рабовладельческих обществ было очень мало: Афины и Рим в античности, а затем Бразилия, юг США и Вест-Индия в восемнадцатом и девятнадцатом веках. В этих случаях рабы могли составлять от 30 до 50 процентов всего населения (или даже больше в Вест-Индии).

Последующие исследования показали, что рабовладельческие общества, несмотря на относительную редкость, были гораздо более распространены, чем представлял себе Финли. В античности можно найти значительные концентрации рабов по всему Средиземноморью и Ближнему Востоку, в Карфагене и Израиле, а также в многочисленных греческих и римских городах, с существенными вариациями в зависимости от политико-идеологического, экономического, денежного и торгового контекста. Между XV и XIX веками мы находим множество примеров незападных рабовладельческих обществ, таких как Королевство Конго (включающее части Анголы, Габона и современного