Живое Серебро - Anne Dar

так как не страдаю сумасшествием, так что переживать нашей семье не о чем. Разве что можно совсем немного беспокоиться о знакомых парнях в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет, однако потенциальных тэйсинтаев в моем окружении, вроде как, нет, но вот пятикровие, конечно, может стать неприятным сюрпризом, ведь анализ на группу крови совершается исключительно во время Церемонии. По результатам ЦО всех пятикровок и добровольцев, называемых тэйсинтаями или попросту самоубийцами, изымают из Кантонов и увозят в неизвестном направлении, предположительно, в сторону Кар-Хара. Ещё ни один пропавший без вести после Церемонии Отсеивания пятикровка или тэйсинтай не вернулся назад. А Церемоний было много… Никто сейчас даже не может назвать точную цифру – у всех она разная. Что поделаешь, образованность – не то, что ценится в Кантоне-J, да и наверняка в других Кантонах с этой сферой человеческой жизнедеятельности дела обстоят не лучше, а быть может, даже и хуже. У нас хотя бы есть возможность книги подворовывать и учиться в школе с семи до двенадцати лет, а ходят слухи, будто в Кантоне-С вообще только один класс образования и совсем нет никаких книг, даже контрабандных – только начальная азбука, с одним учебником на пятерых учеников. Вот так вот подозревают люди, что живут в дерьме, а наслушаются дермослухов да дерьмомнений, будто за пределами “предписанного” или даже “предназначенного им одним” дерьма ничего, кроме ещё более худшего сорта дерьма не существует, и нет-нет да и начинают веровать дермовщине да любить то редкостное дерьмо, в которое их по самую макушку окунают высокопродуктивные дермопроизводители.

Однако, не лучший ход мыслей для поддержания аппетита во время завтрака. А завтрак у нас сегодня и вправду хорош: свежий хлеб и сыр, шакшука, поджаренный бекон, мамины фирменные и ещё совсем горячие вафли, оладьи и даже какао с молоком, и вишнёвое варенье, которое я сразу же узнала – Берд втридорога купил пятилитровую банку у предприимчивого ликтора, из-под полы приторговывающего продовольствием, производимым в соседних Кантонах “I” и “H”. В нашем Кантоне плодовые деревья почти не растут, так что вишнёвое варенье для нас не просто деликатес, а особенная и всеобще любимая сладость. Приятно смотреть, как сёстры едят досыта, поддерживая завидным питанием здоровый румянец своих свежих лиц, порой сильно контрастирующий на фоне впалых щёк и серых лиц их ровесниц. Благодаря общим стараниям взрослых членов нашей семьи, Октавия и Эсфира всегда сыты, одеты, обуты и согреты. Моё начало жизни не было даже на грамм таким же безопасным: голод и холод были неотъемлемыми спутниками всего моего раннего детства.

Октавия и Эсфира очень сильно похожи на Берда – практически его копии, только в девичьем варианте. Эта внешняя схожесть между отцом и дочерями мне очень нравится, хотя периодически и наталкивает на грустные мысли о том человеке, в которого я пошла своими внешними данными. Мой отец должен был быть красавчиком, это точно, потому что мать хотя и была красивой в молодости, и её красоту я ещё успела застать, сейчас, в свои сорок, она выглядит на все пятьдесят лет: уставший взгляд, глубокие морщины вокруг глаз и бледно-розовых губ, сухая кожа шеи и натруженных рук, и хотя её походка всё ещё бойкая, плечи уже начали заметно сутулиться. Ни я, ни сёстры внешне совсем на неё не похожи, хотя сёстры и каштанововолосые, но и эта черта им досталась от Берда.

Берд Катохирис весьма симпатичный мужчина, выглядящий ровно на свой сорокадвухлетний возраст: высокий рост, крепко и даже спортивно сложенное тело, голубые глаза, густые каштановые волосы, широкие скулы, коротко стриженная борода с одной яркой прядью первой проседи. Должно быть, за ним увивались многие женщины, пока он не остановил свой выбор на моей матери, в которой, скорее всего, его привлекла не столько её внешность, сколько её внутренний мир, ведь хотя Берд и контрабандист, всё же нематериальные богатства он ценит больше, чем богатства материальные, в его понимании являющие собой лишь способ достижения более высоких целей, вроде душевного спокойствия и счастья близких ему людей.

Мне было шесть лет, когда мать сообщила мне о том, что мы переезжаем. До тех пор, сколько себя помню, мы жили в жалкой лачуге, построенной из тонких древесно-стружечных плит – зимами мы выживали в том шатком коробе только благодаря чуду, не иначе. Помню, когда я впервые увидела этот двухэтажный кирпичный дом, я не поверила в то, что мы будем жить здесь, потому что такой дом казался мне настоящим волшебным замком, а когда Берд показал мне комнату на втором этаже и сказал, что оборудовал её специально для меня – я не выдержала и разревелась, и ревела долго, с полчаса, наверное. Так я с ним познакомилась. А мать познакомилась с ним за три месяца до этого: она работала швеёй на чахлой фабрике, производящей форму для шахтёров, и собственноручно зашила порезанный рукав куртки забредшего к ней Берда, попросившего у неё иголку с ниткой – из-за того, что в тот день он пострадал на своём опасном деле, и мать не отказала ему в помощи, наша жизнь резко направилась в положительное русло. Знаю, что Берд месяц обхаживал мою неприступную мать, после чего ещё два месяца они тайно встречались – по истечении этого срока Берд узнал о том, что у его возлюбленной имеется внебрачный ребёнок, то есть я, и сразу же поставил вопрос ребром: он не столько предложил, сколько сообщил моей матери о том, что она переезжает в его дом вместе со мной. Отличный мужик. Подобных ему не знаю.

Берд всегда мечтал о сыне, так что уже спустя год после нашего переезда в этот дом мать родила от него первого ребёнка – Октавию. После Октавии мать не хотела больше рожать – ни одна женщина в Кантоне-J не мечтает о материнской участи, – но Берд мог обеспечить ещё одного ребёнка и уж слишком сильно мечтал именно о сыне. Так спустя два года после Октавии в нашей семье появилась Эсфира, после которой мать наотрез отказалась производить на этот свет новых людей. В первый же час после успешно прошедших третьих родов в её жизни она дословно сказала следующее: “У тебя было две попытки, Берд Катохирис! Всё, достаточно! Очевидно же, что я только по девочкам!”.

Как бы сильно Берд ни хотел сына, он с уважением отнесся к нежеланию своей жены рожать снова, и дочерей полюбил с первого же взгляда не меньше, а может даже и больше, чем мог бы любить сыновей. Мне несказанно повезло, что этот