Танцуй для меня - Даниэлла Ник

ее приятное тепло через расстегнутый пуховик и рубашку. От ее запаха с ума схожу. Боже, что я натворил вообще! Готов волосы на голове рвать от бессилия, так хочется обнять и прижать к себе.

Она не верит мне и, похоже, не слышит, продолжая выкрикивать ругательства и рыдать, опускаясь рядом.

– Мам! – раздается тоненький голосок.

Глава 50. Саша

Зачем он приехал? Зачем душу мне рвет своим присутствием? Говорит о каких-то обстоятельствах и прощения просит. Пиздобол! Я не сдерживаюсь в высказываниях, накипело. Все, что держала в себе, вырывается из меня как пена из бутылки с газировкой, которую взболтали.

Он что-то шепчет мне, пытаясь успокоить, но я не в себе. Хватит! Демоны вырываются наружу, все до одного!

– Мам! – зовет меня Таюша.

Я вытираю нос и слезы. Поднимаю на нее свои заплаканные глаза.

– Малышка моя! – расставляю руки. – Иди к маме. Проснулась?

С опаской поглядывая на своего отца, она шлепает ко мне босыми ножками.

– Горячая какая! – целую ее в лобик. – Сейчас позвоним Диме, попросим его купить нурофен нам после школы, да? Он как раз скоро придет. Пойдем, моя хорошая, я там оладушки испекла, чаек тебе сделала.

Егор сидит на полу и не сводит с нее взгляда, рассматривая каждую деталь. На лицо читается неверие и восхищение. А у меня будто двоится перед глазами. Они невероятно похожи. Глаза, нос, форма головы. Просто ксерокс.

– Я схожу до аптеки! – хрипло произносит он. – Что еще купить нужно?

– От горла что-то и капли в нос, на всякий случай. Я не брала с собой лекарства, она редко болеет. – перевожу дыхание, постепенно приходя в себя. – Я дам тебе деньги.

– Не надо. Я мигом!

На подгибающихся ногах мы с Таей возвращаемся в гостиную. Она что-то лепечет, но я не слушаю. В душе полный раздрай. Я не знаю, что будет дальше. Егор. Он приехал. Он хочет узнать правду, и узнает ее во что бы то ни стало.

С горем пополам, дочь съедает одну оладушку, но пьет охотно, выпивает весь чай и я делаю новый. Как раз возвращается молодой человек. Он буквально заполоняет собой все пространство, большой и высокий, несмотря на мороз, пышет жаром через расстегнутую куртку.

– Саш! Я же не слепой! – говорит он мне спокойно, пока я набираю в мерный шприц лекарство. – Она похожа на меня, как две капли воды.

Я молчу, ловко засовывая лекарство за щечку. Оно со вкусом клубники, и Тая не капризничает, запивает водой и садится смотреть мультики. Обычно, я включаю максимум на пятнадцать минут, но сегодня не могу иначе.

– Давай поговорим спокойно! – предлагает он мне, не сводя с дочки глаз. – Я готов сделать тест ДНК, если ты не можешь быть уверена, кто именно отец.

Я не вижу смысла больше скрывать, и не имею на это никакого права, но внутри все равно словно что-то обрывается. Мне становится смешно.

– Ты смеешься? Что я сказал смешного?

– Господи, Юмшанов. Ты правда поверил в то, что у меня могут быть сомнения? – истерично выдаю я.

– Скажи, Саша. Она моя?

– Давай выйдем. Не будем при Тае выяснять отношения! – прошу я.

Он послушно идет за мной в маленькую комнату, закрывает за собой дверь. Я начинаю судорожно перекладывать вещи, зачем-то прибирать игрушки и зашторивать окно.

– Саш. Тая – моя?

Не выдержав, разворачивает меня к себе. Я не вижу его, нижняя губа предательски дрожит, а глаза заслоняет пелена из слез. Его силуэт расплывается перед глазами.

– Отвечай! Моя?

– Твоя! – выдыхаю я, и зажмуриваюсь. Отчего-то мне кажется, что он меня ударит. Егор отпускает мои руки и будто превращается в статую, дышит через раз. Я открываю глаза и боюсь на него взглянуть.

– Саша! – стонет он. – Как же так!

– Прости, пожалуйста.

Резко развернувшись, он вылетает из комнаты, я следом. Нахожу его, сидящим на полу возле дивана.

Тая увлечена мультиком, а он не сводит глаз с дочери.

– Невероятно! – шепчет он. – Таюша, дай мне ручку свою.

– На! – доверчиво тянет к нему ладошку.

Он берет ее осторожно, трогает и гладит пальчики. Я стою за его спиной, обхватив себя за плечи, беззвучно сотрясаясь в рыданиях.

– Горячая какая. Можно мне тебя обнять? – просит он.

– Да! – покорно кивает дочь, и залазит к нему на руки.

Мне кажется, я навсегда запомню эту картину. Отец и дочь. Такой большой и такая маленькая. Одна кровь.

Он крепко прижимает ее к себе, затягиваясь запахом, покачивается на месте и молчит. Почему я не сказала ему? Не отправила сообщение? Я ведь хотела. Хотела! Я не имела права скрывать ее, это и его дочь. Но боль и обида застилали мне глаза. Он выбрал другую, она родила ему ребенка. А мы остались без него.

– Пусти! – вырывается Тая, просясь обратно на диван. Егор осторожно опускает ее и поворачивается ко мне.

– Почему ты не сказала мне? Почему? – лицо болезненно кривится, в глазах я вижу отчаяние и боль. Смотрит на меня так, словно по-живому режет. Мне физически больно это выдержать.

– Прости! – губами шепчу я.

– Таюша, посидишь здесь? Мы с мамой поговорим? – нежно говорит он, взяв малышку за руку.

Дочь кивает в ответ, и он буквально вытаскивает меня из гостиной.

– Как ты могла, Саша? Почему ты не сказала?

– Прости, я хотела, правда!

– Ты должна была сказать сразу! Мы не в сериале, это жизнь! Когда ты собиралась мне рассказать? Когда Тася в школу пойдет, или институт закончит, а может, когда замуж соберется?

Он буквально взбешен, давит на меня своей энергетикой, но я не боюсь его.

– Да пошел ты! – толкаю его в каменную грудь. – Кто ты такой, чтобы стыдить меня? Я пришла к тебе, я несла тебе тест на беременность с двумя полосками. Под дождем добиралась, ты не встретил меня на вокзале. Как кошку-засранку держал на пороге, даже слова не дал вымолвить. Что я должна была сделать? В конверте тебе его прислать? Вот, держите, Егор Николаевич?

Я вновь начинаю рыдать, как вчера вспыхивают кадры унижения в том подъезде.

– Соседка пришла! – передразниваю его сквозь слезы. – Соседка, мать твою! Это ты во всем виноват, Юмшанов. И не надо меня обвинять!

– Ты сказала, что приехала, чтобы расстаться! – еле слышно произносит он. От его боевого настроя не осталось и следа. – У тебя отношения и ты уезжаешь.

– А ты и поверил, да? Удивительно! Ты хотел в это поверить, и отпустил меня в тот же миг. В твоей квартире уже была другая, может, ты