Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович

Приминая сено, они расположились возле карты.

– Ваше высочество уверены, что визирь здесь со всем войском? - спросил Суворов.

– Так говорят лазутчики. Да и по кострам ночью видно.

– Нужно, не теряя времени, ударить. Визирь ждет подкреплений.

– Какие же еще подкрепления? - пожал плечами Кобургский. - Ведь у него и так больше ста тысяч человек!

– Тем лучше - сразу отделаемся от всех! - уверенно заявил Суворов.

– Но, мой друг…- запнулся принц. От волнения он даже встал.

– Чем больше турок, тем больше у них беспорядка! - выпалил Суворов.

– Но ведь их вчетверо больше! - подчеркнул Кобургский.

– А хоть бы и вдесятеро! Все же их не столько, чтобы затмить нам солнце! - твердо сказал Суворов, глядя снизу вверх на высокого собеседника.

– Я проезжал по лагерю, видел: русские войска изнурены походом. Вы так быстро шли - в дождь, в бурю, без ночлегов. Солдатам нужен отдых!

Суворов мельком взглянул на принца: умный, хороший человек, да опять, кажется, струсил. Опять заговорила линейная тактика: как же тут идти на басурман, если по всем ее правилам нужно отступать!

"Ретирада на уме. Придется снова ошеломить его",- подумал Суворов.

– Ежели ваше высочество не согласны атаковать визиря, я атакую один! решительно сказал Суворов и, прихрамывая, пошел к выходу.- Эй, братец, коня! - высунувшись из палатки, крикнул он вестовому.

Суворов надел каску, положил в карман карту и обернулся к принцу.

Кобургский стоял, в раздумье перекусывая зубами травинку.

– Простите, ваше высочество, но я должен ехать.

Хочу сам посмотреть турецкое расположение,- объяснил свой отъезд Суворов и вышел из палатки. Принц пошел вслед за ним. Суворов легко вскочил на коня и поехал. Адъютант хотел было нарядить эскадрон для охраны генерала, но Суворов недовольно замахал рукой.

– Не надо, помилуй бог! Пусть урядник и двое казаков!

Принц медленно шел к своему долговязому адъютанту, стоявшему в сторонке, и думал о генерале Сувара:

"Удивительный человек! Великий полководец! Он и с семью своими тысячами разобьет сто тысяч визиря…

– Что же мне делать?"

IV

Суворов осторожно подъехал с казаками к самой Рымне. Лагерь союзников остался далеко позади. Тут уже из-за каждого куста мог выскочить янычар.

Прислушались, осмотрели ближайшие кусты - вблизи, на этом берегу, никого не было.

Суворов спешился в кустах и пошел с урядником и казаком к дубкам, росшим на самой круче. Внизу, под обрывом, пенилась грязно-желтая после вчерашних дождей Рымна.

– Подсобите, казачки! - сказал Суворов, подпрыгивая и хватаясь за сук.

Один урядник легко приподнял генерала. Суворов ухватился за сук повыше, на нижний стал ногами и быстро полез вверх по дереву.

– Шестьдесят годов, а так легко лезет! - удивлялся казачий урядник, глядевший, как генерал, взбирается все выше и выше.

– Не свалился бы старик - подошвы-то сырые, ствол тоже скользкий,забеспокоился казак,

– Не свалится! Он, брат, не таковский! - ответил урядник.

Суворов влез насколько можно было повыше, поудобнее устроился, обломал мешавшие ветки и смотрел в трубу на турецкое расположение.

Турки стояли между реками Рымной и Рымником, которые блестели вдали. Все пространство между ними было занято турецкой армией. Белели сотни наметов, палаток, шатров. На просторных лугах и полях паслись табуны лошадей, верблюдов, буйволов, ослов. Как на громадной ярмарке, толпились телеги, повозки, каруцы, арбы. Тысячи костров горели всюду.

Суворов насчитал три лагеря. Первый лежал почти у его ног - на противоположном берегу Рымника, у деревни Тыргокукули. У деревенской околицы выглядывали из-за высокого бурьяна жерла турецких пушек.

Суворов прикинул на глаз: в одном этом лагере было значительно больше войск, чем у него.

Второй лагерь располагался на пригорке соседней деревни.

"Это Бохча",- вспомнил ее название Суворов. Здесь паслось больше скота, чем у Тыргокукули, и гораздо больше было пушек,-Суворов насчитал их до сорока.

"Ну да ничего, мои богатыри возьмут и эти!" - думал он.

Левее Бохчи виднелся Крынгумейлорский лес. Он кишел людьми и лошадьми. А за ним - опять бесконечные обозы.

Где-то там, у Рымника, как доносили лазутчики, был третий, самый большой лагерь визиря.

"Вот если б принц глянул. Помилуй бог! Расписывал ему лазутчик, но еще мало. Принц свалился бы с дерева от страху. Да, крепки дьяволы! Это не под Фокшанами. Позиция у визиря прекрасная",-думал Суворов слезая. Мешкать особенно было нечего: того и гляди - заметят басурманы и налетят.

Мысль работала лихорадочно. Диспозиция завтрашнего боя понемногу складывалась в голове.

"Я ударю на Тыргокукули, а принц будет охранять фланг и тыл. А потом соединимся и все разом - на визиря. Турки не ожидают. Растеряются!"

План был хорош, но все-таки чрезвычайно рискован: с каждым шагом русских к Тыргокукули расстояние между союзниками должно увеличиваться, фланг и тыл их - все больше обнажаться.

"Ничего, мои богатыри не допустят, чтобы турки атаковали нас с фланга", - думал Суворов, готовясь спрыгнуть вниз с дерева.

Казаки так же бережно сняли Суворова, и он заковылял к коню. На полпути к лагерю их встретили два эскадрона гусар Цеклера, высланные принцем для охраны Суворова. А у лагеря нетерпеливо ждал сам принц Кобургский.

– Ну, как? - спросил он, подъезжая к Суворову.

– Стоят хорошо, как дома. Но мы их завтра прогоним. Вы подумайте, ваше высочество, а я, простите, поеду немного отдохну!

Красные, воспаленные от бессонницы глаза Суворова смотрели устало. Лицо пожелтело и осунулось.

– Да вы едва держитесь на ногах. Вы сегодня спали? - участливо спросил принц.

– Нет.

– А вчера?

– Нет.

– А позавчера?

– Нет.

– Когда же вы спали?

– Еще в Бырладе…

Принц всплеснул руками:

– Так же невозможно!

– Ваше высочество, я пришлю к вам полковника Золотухина, вы обсудите с ним, а я поеду спать.

И, слабо улыбнувшись, Суворов поехал к своему лагерю.

Принц молча смотрел ему вслед.

"Удивительный человек!"-думал он.

V

Зыбину этот ночной марш был особенно несносен. Еще выступая из лагеря, Суворов сам объехал полки и строго приказал, чтоб на марше никак не обнаружить себя.

– Не курить, огней не высекать. Языком попусту не чесать. Команда вполголоса. Горнисты, барабанщики - замри! Чтоб как снег на голову!

Так всю ночь и шли: ни закурить, ни поговорить. Иди и только оберегайся - не звякнуть бы невзначай ружьем, не споткнуться бы обо что-либо на дороге.

До первого турецкого лагеря, к которому шли, говорят, еще верст пятнадцать. Казалось бы, к чему такая сугубая предосторожность, но раз Суворов, приказал, стало быть надо исполнять. Хотелось курить, гнало слюну. Эх, беда - затянуться нельзя!

Зыбин примечал - он томился не один в их капральстве. Воронов, который всегда много курил, жевал что-то на ходу. Подпоручик Лосев часто сплевывал видать, тоже охота покурить. Поговорить бы хоть, отвлечься - и то нельзя.

Впереди далеко видны турецкие огни. Небось, кашу варят, не ждут гостей!

Вот послышался рев осла, - у турок их много. "Ах ты, пропади пропадом, как ревет! Скрипит, ровно немазаная молдаванская телега…"

Зыбин повернулся было к своему соседу Огневу, хотел шепнуть ему, но в полутьме увидал - Огнев недовольно сдвинул брови, замотал головой: молчи уж!

Со скуки поглядел на звезды: "Ковш-то где.

У нас - чуть повыше и левее…"

И вот так шли и шли втихомолку. Если кто-либо в рядах нечаянно звякал ружьем о водоносную флягу или спотыкался, на него первым выпучивал глаза ефрейтор Воронов. Затем сердито шикал капрал, и, наконец, подбегал, придерживая левой рукой шпагу, подпоручик Лосев: "Что, кто? Тише!"