Ренессанс - Уильям Джеймс Дюрант

чувства. Джулиано рассказывает, как, отправившись на охоту, он наткнулся на Симонетту и других девушек, танцующих в поле.

Очаровательная нимфа, которая питает мою душу огнем.

Я нашел его в мягком, чистом и благоразумном настроении,

В изящной манере,

Любящий и обходительный, святой, мудрый, благосклонный.

Таким милым, таким нежным было ее божественное лицо,

Так радостно, что в небесных глазах

Сияние идеального рая,

Да, все блага, которых мы, бедные смертные, жаждем.....

С ее царственной головы и роскошного чела

Золотистые локоны радостно распустились,

Пока она шла через хор.

Ноги хорошо слушаются ритмичного звука.

Ее глаза, едва приподнятые над землей,

Незаметно послал мне божественный луч;

Но все же ее ревнивые волосы

Разбив яркий луч, она скрылась от моего взгляда.

Она родилась и была вскормлена на небесах для восхваления ангелами,

Не успела она заметить, что ошиблась, как снова нарисовалась...

С рукой чистейшего оттенка.

Ее прогулочные кудри с добрым и нежным взглядом;

А из ее глаз так и пылала душа,

Так сладостна душа любви, что она отбросила мою

Что едва ли я смогу разгадать.

Как я спасся от полного сгорания.19

Для своей любовницы, Ипполиты Леонсины, Полициан сочинил любовные песни изысканной грации и нежности; переполненный рифмами, он создал похожие тексты, которые использовались его друзьями в качестве талисманов для изгнания скромности. Он изучил баллады крестьянства и переделал их в законченную литературную форму; в таком виде они вновь обрели популярность, и их отголоски до сих пор звучат в Тоскане. В "Милой брюнетке" он описывает деревенскую красавицу, омывающую лицо и грудь в фонтане и увенчивающую волосы цветами: "Грудь ее была как майская роза, губы - как земляника"; это заезженная тема, которая никогда не надоедает. Пытаясь воссоздать тот союз драмы, поэзии, музыки и песни, который был достигнут в Дионисийском театре греков, Полициан за два дня сочинил небольшую лирическую драму из 434 строк, которая была исполнена для кардинала Франческо Гонзага в Мантуе (1472). Она называлась La favola di Orfeo - "Басня об Орфее" - и рассказывала о том, как жена Орфея Эвридика умерла от укуса змеи, убегая от влюбленного пастуха; как покинутый Орфей спустился в Аид и так очаровал Плутона своей лирой, что владыка подземного мира вернул ему Эвридику с условием, что он не должен смотреть на нее, пока не выйдет из Аида. Он провел ее всего несколько шагов, когда в экстазе своей любви повернулся, чтобы взглянуть на нее; тогда она была унесена обратно в Аид, а ему было запрещено следовать за ней. В безумной реакции Орфей стал женоненавистником и посоветовал мужчинам игнорировать женщин и удовлетворять себя с мальчиками по примеру насытившегося Зевса с Ганимедом. Лесные менады, разъяренные его презрением к женщинам, избили его до полусмерти, покрыли пламенем, разорвали на части и мелодично радовались своей мести. Музыка, сопровождавшая эти строки, утеряна, но мы можем смело причислить "Орфея" к предвестникам итальянской оперы.

Полициану не удалось стать великим поэтом, потому что он избежал ловушек страсти и никогда не погружался в глубины жизни и любви; он всегда очарователен, но никогда не глубок. Его любовь к Лоренцо была самым сильным чувством, которое он знал. Он был на стороне своего покровителя, когда Джулиано был убит в соборе; он спас Лоренцо, захлопнув и задвинув двери ризницы перед лицом заговорщиков. Когда Лоренцо вернулся из опасного путешествия в Неаполь, Полициан встретил его стихами, почти скандально ласковыми. Когда Лоренцо скончался, Полициан безутешно оплакивал его, а затем постепенно угас. Он умер через два года, как и Пико, в роковом 1494 году, когда французы открыли Италию.

Лоренцо не стал бы полноценным человеком, если бы не любил юмор в своей философии, сомнения в своей вере, свободу в своей любви. Как его сын приветствовал шутов и улыбался рискованным комедиям при папском дворе, так и принц-банкир Флоренции приглашал к себе в друзья и за свой стол Луиджи Пульчи и наслаждался грубой сатирой Morgante maggiore. Эта знаменитая поэма, которой так восхищался Байрон, читалась вслух, канто за канто, Лоренцо и его домашним гостям. Луиджи был человеком сильного и несдержанного остроумия, который привел в смятение дворец и нацию, применив язык, идиомы и взгляды буржуазии к рыцарским романам. Легенды о приключениях Карла Великого во Франции, Испании и Палестине попали в Италию в XII веке или раньше, и распространялись по полуострову менестрелями и импровизаторами к удовольствию всех сословий. Но в обычном мужчине всегда присутствовал грубый и похотливый самоистязающий реализм, сопровождающий и сдерживающий романтический дух, который придают литературе и искусству женщины и юноши. Пульчи объединил все эти качества и сложил из народных легенд, из рукописей Лаврентьевской библиотеки и из разговоров за столом Лоренцо эпос, который смеется над великанами, демонами и битвами рыцарских сказаний и повествует, иногда серьезно, иногда насмешливо, о приключениях христианского рыцаря Орландо и сарацинского великана, который дал поэме половину ее названия.*

Напав на Орландо, Морганте спасается, объявив о своем внезапном обращении в христианство. Орландо учит его богословию, объясняет, что два его брата, только что убитые, теперь находятся в аду как неверные, обещает ему рай, если он станет добрым христианином, но предупреждает, что на небесах он должен будет без жалости смотреть на своих горящих родственников. "Доктора нашей церкви, - говорит христианский рыцарь, - сходятся во мнении, что если бы прославленные на небесах люди жалели своих несчастных родственников, которые лежат в таком ужасном смятении в аду, то их блаженство сошло бы на нет". Морганта это не беспокоит. "Вы увидите, - уверяет он Орландо, - скорблю ли я о своих братьях, подчиняюсь ли воле Божьей и веду ли себя как ангел... Я отрублю руки своим братьям и отнесу их этим святым монахам, чтобы они были уверены, что их враги мертвы".

В восемнадцатом канто Пульчи вводит еще одного великана - Маргуте, веселого вора и легкого убийцу, который приписывает себе все пороки, кроме предательства друга. На вопрос Морганте, верит ли он в Христа или предпочитает Магомета, Маргуте отвечает:

Я верю в черный цвет не больше, чем в синий,

Но в жирных каплунах, отварных или, может быть, жареных;

И я тоже иногда верю в масло,

В пиве и сусле, где поджаривается пиппин;...

Но в основном для старого вина, в которое я верю,

И спаси того, кто твердо уповает на это.....

Вера, как зуд, настигает;...

Вера - это то, что человек получает - то, это или другое.

Тогда посмотрите, какому кредо я обязан следовать:

Ведь вы должны знать, что