Капитал и идеология - Томас Пикетти

спокойного. Другие дерзкие промоутеры были более успешны, включая Дональда Трампа, который после нанесения своего имени на небоскребы в Нью-Йорке и Чикаго проделал путь до того, что в 2016 году занял Белый дом.

Между 1880 и 1914 годами мир находился в вечном движении. Автомобиль, электрический свет, трансатлантический пароход, телеграф и радио - все это было изобретено в течение нескольких десятилетий. Экономические и социальные последствия этих изобретений были не менее важны, чем последствия появления Facebook, Amazon и Uber. Этот момент очень важен, поскольку он показывает, что гипернегалитаризм довоенной эпохи не был следствием ушедшей эпохи, не имеющей практически никакого сходства с сегодняшним миром. На самом деле, Belle Époque во многом напоминает сегодняшний мир, даже если сохраняются существенные различия. Она также была "современной" в своей финансовой инфраструктуре и формах собственности. Только в конце двадцатого века мы находим уровень капитализации фондового рынка таким же высоким, как в Париже и Лондоне в 1914 году (относительно национального производства или дохода). Иностранные инвестиции французских и британских владельцев недвижимости того времени никогда не были равны (опять же по отношению к году производства или дохода, что является наименее абсурдным способом проведения такого рода исторических сравнений). Belle Époque, особенно в Париже, воплощает современность первой большой финансовой и коммерческой глобализации, которую когда-либо видел мир - за столетие до глобализации конца двадцатого века.

Однако это было и крайне неэгалитарное общество, в котором 70 процентов населения после смерти не владели ничем, а 1 процент умерших владел почти 70 процентами всего, что можно было владеть. Концентрация собственности в Париже в 1900-1914 годах была значительно выше, чем в 1810-1820 годах, в эпоху Пера Горио и Сезара Биротто, и еще более экстремальной, чем в 1780-х годах, накануне Революции. Напомним, что трудно точно оценить, как распределялось богатство до 1789 года, отчасти потому, что у нас нет сопоставимых записей о наследовании, а отчасти потому, что изменилось само представление о собственности (исчезли юрисдикционные привилегии и обострилось различие между королевскими правами и правами собственности). Используя имеющиеся оценки перераспределения, осуществленного во время революции, мы можем, однако, утверждать, что доля собственности всех видов, принадлежавшая высшему центу накануне революции, была лишь немного выше, чем в 1800-1810 годах, и значительно ниже, чем в Belle Époque (рис. 4.1). В любом случае, учитывая крайнюю концентрацию богатства, наблюдавшуюся в 1900-1914 годах, когда верхний дециль в Париже владел более чем 90%, а верхний центиль - почти 70%, трудно представить себе более высокий уровень в период Древнего режима, несмотря на ограниченность источников.

Тот факт, что концентрация богатства могла вырасти так быстро и достичь такого высокого уровня в период 1880-1914 годов, спустя столетие после отмены привилегий в 1789 году, является впечатляющим результатом. Он поднимает вопросы для будущего и для анализа того, что происходило с 1980 года до сегодняшнего дня. Это открытие произвело на меня глубокое впечатление и как на исследователя, и как на гражданина. Когда мы с коллегами начали работу над архивами наследства, мы не ожидали обнаружить такой большой и быстрый рост, особенно потому, что многие современники не описывали общество Belle Époque в таких терминах. Действительно, политическая и экономическая элита Третьей республики любила описывать Францию как страну "мелких землевладельцев", которую Французская революция раз и навсегда сделала глубоко эгалитарной. Налоговые и юрисдикционные привилегии дворянства и духовенства были фактически отменены революцией и никогда не восстанавливались (даже во время Реставрации 1815 года, которая продолжала опираться на налоговую систему, унаследованную от революции, с одинаковыми правилами для всех). Но это не помешало концентрации собственности и экономической власти достичь в начале двадцатого века уровня, даже более высокого, чем в период Ancien Régime - совсем не того, на который рассчитывал оптимизм эпохи Просвещения. Вспомните, например, слова Кондорсе, который в 1794 году утверждал, что "состояние естественным образом стремится к равенству", если устранить "искусственные средства его сохранения" и установить "свободу торговли и промышленности". В период между 1880 и 1914 годами, несмотря на то, что многочисленные признаки указывали на то, что движение вперед к большему равенству уже давно остановлено, республиканская элита в основном продолжала верить в прогресс.

Налоговая система во Франции с 1880 по 1914 год: Спокойное накопление

Как объяснить инегалитарный поворот в период 1880-1914 годов, а затем сокращение неравенства в течение ХХ века? Теперь, когда в 1980-х годах произошел очередной инегалитарный поворот, чему может научить нас история, как с ним справиться? Мы будем возвращаться к этим вопросам снова и снова, особенно при изучении кризиса общества собственности после потрясений 1914-1945 годов и вызовов коммунизма и социал-демократии.

Сейчас я просто хочу настоять на том, что неэгалитарному повороту 1800-1914 годов в значительной степени способствовала налоговая система, созданная во время Французской революции. В общих чертах она без существенных изменений просуществовала до 1901 года и, в значительной степени, до Первой мировой войны. Система, принятая в 1790-х годах, состояла из двух основных компонентов: во-первых, системы droits de mutation (налог с продажи имущества и пошлины на наследование и дарение), а во-вторых, набора из четырех прямых налогов, которые стали называть les quatre vieilles (четыре старухи) из-за их исключительного долголетия.

Сборы за мутацию, относящиеся к более широкой категории сборов за регистрацию (droits d'enregistrement), взимались за регистрацию передачи собственности, то есть изменения личности владельцев недвижимости. Они были установлены Конституцией VIII года (1799). Революционные законодатели позаботились о том, чтобы провести различие между mutations à titre onéreux (то есть передачей имущества в обмен на денежное или иное вознаграждение - другими словами, продажей) и mutations à titre gratuit (то есть безвозмездной передачей, в эту категорию входили наследства, называемые mutations par décès, а также дарения inter vivos). Права на безвозмездные мутации заменили сеньориальные владения эпохи Древнего режима и, как отмечалось ранее, продолжают применяться к сделкам с недвижимостью и по сей день.

Налог на прямые завещания - то есть между родителями и детьми - в 1799 году был установлен по очень низкой ставке в 1 процент. Более того, это был полностью пропорциональный налог: каждое наследство облагалось налогом по одинаковой ставке в 1 процент, независимо от его размера, и ни одна часть не освобождалась от налога. Пропорциональная ставка варьировалась в зависимости от степени родства: налог на непрямых наследников, таких как братья, сестры, кузены и так далее, а также на завещания неродственникам, был немного выше, чем на прямые завещания; но он никогда не варьировался в зависимости от размера наследства. Возможность введения прогрессивной шкалы ставок или более