Серебро ночи. Примум. Книга 3 - Татьяна Ивановна Герцик

творю несправедливые вещи. А в нас ведь течет одна кровь, мой дорогой братец.

Как она и рассчитывала, упоминание о грязной крови Сордидов привело Контрарио в негодование. Но из-за крайней усталости возмутился он скорее по привычке. Зажав уши, будто бы не желая слушать его мнение о родне по материнской линии, Амелия, подхихикивая, сбежала к себе и принялась отбирать необходимые для своего исчезновения вещи.

Их оказалось много, столько, что зараз и не поднять, ведь она привыкла к определенному удобству. На помощь звать никого было нельзя, и ей пришлось самой перетаскивать вещи охапками в тайную комнату. Ей то и дело мешали шнырявшие по коридору испуганные приездом взыскательного хозяина слуги, и закончить перенос она смогла лишь перед самым обедом.

Закрыв тайную комнату, выплыла в коридор и услышала призывный гонг. Досадуя, что переодеться не успевает и обедать ей придется в утрешнем наряде, неспешно направилась в трапезную, рассудив, что кузен вряд ли будет придираться к ее внешнему виду. Скорее, даже и не заметит, что на ней надето.

Контрарио действительно не бросил на нее ни одного взгляда. Это ее несколько задело, но она промолчала.

Как следует подкрепившись, граф хмуро заметил:

– Итак, мы обрели короля. Никогда бы не подумал, что этот тощий мальчишка с отвратительными манерами станет нашим королем.

Занятая своими мыслями, Амелия удивленно вскинула голову. О чем-то таком говорила графиня Вартари, но она сочла это глуповатой сказочкой. И вообще ей не до короля, ей бы свои замыслы осуществить, что гораздо важнее.

Контрарио небрежно поиграл серебряной вилкой и озадаченно продолжил:

– Феррун женился на Мартите, чего никто не ожидал. Моя племянница – королева! Жаль, что я уделял ей слишком мало внимания, и она выскользнула из-под моего влияния. А ведь сколько с ее помощью я мог бы сделать!

Кузина аккуратно положила в рот рассыпчатую булочку. О Марти она знала, так же, как и о всех детях Зинеллы, но никогда не видела. Да и не стремилась увидеть. Но общение с племянницей, ставшей королевой, сулило невероятные возможности, Джон прав.

– Так зачем ты приехал? Тебя вызвал наместник? Или ты узнал о коронации и поспешил поздравить короля и королеву? – она не скрывала ехидства.

От бешеного взгляда сидевшего напротив графа ей стало нехорошо, она подавилась и закашлялась, покраснев до ярко-багрового цвета.

– Вот так-то, – Контрарио с удовольствием наблюдал за попытками кузины откашляться. – Будешь еще язвить, с удовольствием помогу тебе отправиться на тот свет.

С этими словами он поднялся и вышел из трапезной. Лихорадочно запивая вином застрявший в горле кусочек булки, Амелия умудрилась прохрипеть:

– Сначала я тебя туда отправлю, голубчик! И не надейся увильнуть!

И тут во дворе раздались испуганные крики:

– Пожар, пожар! Зарево над монастырем Дейамор!

– Что такое? – не поняла Амелия. – Эта девчонка без моей команды подожгла взрывчатую смесь? Да как она посмела?

Бросившись во двор, увидела только, как Контрарио взлетел на своего коня и вихрем вылетел на улицу, не дожидаясь сопровождения.

– Коляску мне, коляску! – завопила Амелия, не желая оставаться в стороне.

Если пожар, как она и планировала, случился в притворе храма, то наверняка там погибнут и ее враги, ведь сейчас идет служба. Но вот будет ли среди них Фелиция? Ах, как досадно, если она спасется! Все ее тщательно выстроенные планы будут порушены! И самое противное – ей придется скрываться невесть сколько времени, прежде чем про нее все забудут.

Колокола звонили к заутрене. Ежившаяся от утреннего холодка Фелиция торопливо шла к храму, еще не понимая, что ее встревожило. Но вот звонарь ударил в большой колокол, и вместо красивых чистых басов раздалось неприятное дребезжание.

Что это? Она думала об этом всю службу, старательно перебивая воспоминания о встречах с Контрарио. Эти страстные мысли были ее наваждением, ей казалось, что ее подвергли какому-то заклятью. Даже вчера, на свадьбе племянницы, а потом на ее коронации, она невольно озиралась по сторонам в напрасной надежде увидеть Джона, хотя прекрасно знала, что он охраняет границы своего удела и в столице его нет.

Выйдя после службы из собора, столкнулась со своим начальником охраны. Как обычно, весь в черном, Роуэн встал перед ней, перегородив дорогу, и принялся с виноватым видом неловко оправдываться:

– Меня зовет на помощь сестра, но это ненадолго, она живет в городском доме нескио. Я быстро узнаю, что ей нужно и тут же вернусь.

Фелиция тихо указала:

– Вы только считаетесь моим служащим, Роуэн. На самом деле вы никому не подчиняетесь. Так что ни в коей мере не должны мне ни о чем докладывать, а тем более объясняться, почему едете куда-либо.

Он посмотрел по сторонам. Они стояли посреди площади и вокруг было много любопытных глаз. Сказал негромко, только для нее:

– Вы сердитесь на меня, матушка-настоятельница за самовольство, я понимаю. Но поймите и то, что я не могу иначе. Я живу, только служа вам. В остальное время я лишь никому не нужная бренная оболочка.

Не отвечая, Фелиция склонила голову, пряча взгляд, и пошла прочь. Роуэн горестно вздохнул и направился к выходу из монастыря, где стоял его быстроногий конь. Нужно было как можно быстрее съездить к Агнесс и вернуться обратно. На сердце лежал странный камень, тревожно будоража кровь.

Придя в свой кабинет, Фелиция перекрестилась, досадуя на упрямство Роуэна, ставившего ее в неловкое положение. Ведь бросаемые им на нее отнюдь не скромные взгляды видела не только она одна, но и все те, кто проходил неподалеку. И, естественно, шли гадкие сплетни. Зачем ей это? Она в который раз подосадовала на беспринципность кардинала, допустившего такую двусмысленную ситуацию.

Несмело постучав, в кабинет после ее разрешительного «войдите» протиснулся звонарь, пугливый и набожный Вениран. Когда-то он мальчишкой пришел в монастырь еще при предыдущей настоятельнице, да так и остался. Отправлять его восвояси не стал даже кардинал – таким маленьким и жалким тот выглядел.

Оживал он только на колокольне, вызванивая такие красивые мелодии, что заслушивались даже пролетающие мимо птицы. Но от постоянного громкого звука он почти оглох и говорил медленно и громко. Вот и сейчас он почти кричал:

– Матушка настоятельница, беда у нас! – при этом его узкое личико сморщилось, будто он с трудом сдерживал слезы.

Уже предполагая, что это за беда, Фелиция громко спросила:

– Что случилось?

– Треснул наш самый главный колокол, старший, что главную мелодию вызванивает. Горюшко-то какое! – Вениран утерся рукавом, смахивая слезы.

Фелиция тоже пригорюнилась. Это в самом деле было очень неприятно. Огромный колокол висел на колокольне с момента ее постройки, и заменить его было весьма