Ренессанс - Уильям Джеймс Дюрант

Только те, кто внимательно изучал этот северный портал, могут понять, почему на его создание и отливку ушла большая часть двадцати одного года. Гиберти помогали Донателло, Микелоццо и многочисленный штат помощников; все как будто решили, и вся Флоренция ожидала, что это будут лучшие бронзовые рельефы в истории искусства. Гиберти разделил пару на двадцать восемь панелей: двадцать рассказывали о жизни Христа, четыре изображали апостолов, четыре - докторов церкви. Когда все это было спроектировано, раскритиковано, переделано, отлито и установлено на двери, дарители, не жалея уже потраченных 22 000 флоринов (550 000 долларов), поручили Гиберти сделать соответствующую двойную дверь для восточной стороны Баптистерия (1425). В этом втором начинании, продолжавшемся двадцать семь лет, Гиберти помогали люди, уже прославившиеся или вскоре ставшие таковыми: Брунеллеско, Антонио Филарете, Паоло Уччелло, Антонио дель Поллайуоло и другие; в процессе работы его мастерская превратилась в художественную школу, воспитавшую дюжину гениев. Как первая пара дверей иллюстрировала Новый Завет, так теперь Гиберти на десяти панелях представил сцены Ветхого Завета , от сотворения человека до визита царицы Савской к Соломону; в бордюрах он добавил двадцать фигур почти в полный рост и разнообразный орнамент - животный и цветочный, превосходящий по красоте. Здесь Средневековье и Ренессанс встретились в совершенной гармонии: на первой же панели средневековые темы сотворения Адама, искушения Евы и изгнания из Эдема были обработаны классическим потоком драпировок и смелым изобилием обнаженных натур; а Ева, выходящая из плоти Адама, соперничала с эллинистическим рельефом Афродиты, поднимающейся из моря. Люди были поражены, обнаружив на заднем плане пейзажи, почти столь же точные в перспективе и столь же богатые деталями, как на лучших картинах того времени. Некоторые жаловались, что эта скульптура слишком сильно посягает на живопись и переступает через традиции классического рельефа; это было академически верно, но эффект был ярким и превосходным. Вторая двойная дверь, по общему мнению, была еще прекраснее первой; Микеланджело считал ее "настолько прекрасной, что она украсила бы вход в рай", а Вазари, несомненно, думая только о рельефах, назвал ее "совершенной во всех отношениях, самым прекрасным шедевром в мире, будь то древние или современные".41 Флоренция была так довольна, что избрала Гиберти в синьоры и подарила ему значительное имущество, чтобы поддержать его преклонные годы.

2. Донателло

Вазари полагал, что Донателло был в числе художников, выбранных для создания пробных панелей для дверей баптистерия; но Донателло в то время было всего шестнадцать лет. Ласковое уменьшительное имя, которым его называли друзья и потомки, обозначало Донато ди Никколо ди Бетто Барди. В мастерской Гиберти он научился своему искусству лишь частично; вскоре он стал самостоятельным, перешел от женственного изящества гибертианских рельефов к мужественной круглой скульптуре и произвел революцию в скульптуре не столько благодаря принятию классических методов и целей, сколько благодаря бескомпромиссной верности природе и тупой силе своей оригинальной личности и стиля. Он был независимым духом, таким же жестким, как его Давид, таким же смелым, как его Святой Георгий.

Его гений развивался не так быстро, как у Гиберти, но достиг большего размаха и высот. Когда он созрел, то породил шедевры с безрассудной плодовитостью, пока Флоренция не была населена его статуями, а страны за Альпами не отозвались на его славу. В двадцать два года он соперничал с Гиберти, вырезав для Сан-Микеле фигуру святого Петра; в двадцать семь он превзошел его, добавив к этому сооружению святого Марка, такого сильного, простого и искреннего, что "было бы невозможно, - говорил Микеланджело, - отвергнуть Евангелие, проповедуемое таким прямым человеком, как этот".*42 В двадцать три года Донателло поручили вырезать Давида для собора; это был лишь первый из многих Давидов, сделанных им; тема никогда не переставала радовать его фантазию; возможно, его лучшей работой является бронзовый Давид, заказанный Козимо, отлитый в 1430 году, установленный во дворе дворца Медичи, а теперь находящийся в Барджелло. Здесь обнаженная фигура в круге дебютировала в скульптуре Ренессанса: тело, гладкое, с упругой текстурой юной плоти, лицо, возможно, слишком греческое в профиль, шлем, безусловно, слишком греческий; в этом случае Донателло отбросил реализм, дал волю воображению и почти сравнялся с более известной фигурой будущего древнееврейского царя, выполненной Микеланджело.

С Крестителем он не добился такого успеха; это была мрачная тема, чуждая его земному духу; две статуи Иоанна в Барджелло безжизненны и нелепы. Гораздо прекраснее каменный рельеф головы ребенка, названный без всякой причины Сан Джованнино - юный святой Иоанн. Георгий в том же Салоне Донателлиано объединяет весь идеализм воинствующего христианства со сдержанными линиями греческого искусства: фигура твердо и уверенно стоит на ногах, тело зрелое и сильное, голова готически овальная, но в то же время предображающая классического Брута Буонаротти. Для фасада собора во Флоренции он сделал две мощные фигуры - Иеремии и Хаббакука, причем последний был настолько лысым, что Донателло назвал его lo Zuccone, "большая тыква". На Лоджии деи Ланци бронзовая Юдифь Донателло, выполненная по заказу Козимо, все еще размахивает мечом над Олоферном; одурманенный вином генерал спокойно спит перед своим обезглавливанием; он мастерски задуман и отлит; но юная тиранида, перегруженная драпировкой, подходит к своему подвигу с неподобающим спокойствием.

Во время короткой поездки в Рим (1432) Донателло создал классический табернакль из мрамора для старого собора Святого Петра. Вероятно, в Риме он изучал портретные бюсты, сохранившиеся со времен Империи; в любом случае, именно он создал первую значительную портретную скульптуру эпохи Возрождения. Его шеф-поваром в портретной живописи стал бюст политического деятеля Никколо да Уццано, выполненный из раскрашенной терракоты; здесь он развлекался и выражал себя с реализмом, который не делал комплиментов, но раскрывал человека. Донателло сделал свое собственное открытие старой истины, что искусство не всегда должно стремиться к красоте, но должно стремиться к выбору и раскрытию значительной формы. Многие высокопоставленные лица рисковали правдой его резца, иногда к своему огорчению. Один генуэзский купец, недовольный собой, каким его видел Донателло, торговался о цене; дело было передано Козимо, который решил, что Донателло запросил слишком мало. Купец пожаловался, что художник взял на работу всего месяц, так что требуемая плата составила полфлорина (12,50 доллара) в день - слишком много, по его мнению, для простого художника. Донателло разбил бюст на тысячу кусков, сказав, что этот человек может разумно торговаться только о бобах.43

Города Италии оценили его по достоинству и боролись за его услуги. Сиена, Рим и Венеция какое-то время манили его, но в Падуе он создал свой шедевр. В церкви Святого Антония он