На Харроу-Хилл - Джон Вердон

мёртвых. Берегись Тёмного Ангела, восставшего из мёртвых».

— Она впустила вас?

— Нет. Видимо, услышала машину ещё на подъезде. Дорога туда — длинная, узкая, лесная грунтовка. Ехать приходилось очень медленно — одни рытвины. Там как тоннель: густые сосновые лапы сходятся вверху, света почти нет. Потом — чёрные железные ворота, отделяющие лес от усадьбы. Глянешь на дом — и мерзкая мысль не отпускает: тут творится что‑то нехорошее. Когда я подошёл к воротам, она уже стояла там, вся в чёрном. С блестящими шпильками в губах. Улыбалась, будто ждала. Пришлось заставить себя выйти из машины. Сказал, что разбираемся с «несчастным случаем» Билли Тейта и не возражала бы она против пары вопросов.

— И?

— Вот тогда и началось про «восставшего». Она уверена, что Тейт жив, но как бы по‑настоящему мёртв — и вернулся. От её взгляда и манеры говорить у меня волосы встали дыбом.

— Следы дурмана?

— Не скажу. Селена всегда была странной — безобидно странной. Сегодня — пугающе странной. Взгляд такой… будто она знает то, чего не знает никто.

— Семья у неё есть?

— Нет. Родители и сестра сгорели в пожаре лет десять назад. Дом посреди ночи выгорел до фундамента. Начальник пожарной части причину не назвал. Подозревал поджог — но доказать не смог. Селена — единственная, кто не погиб, потому что в ту ночь, по её словам, она спала в палатке в лесу. Слухи ходили, фактов — ноль. Но у людей было ощущение, что она способна на всё. И ещё — в итоге получила приличное наследство. Живёт одна в том «домике с привидениями» на болоте.

— Возраст?

— Примерно мой. Под тридцать.

— Училась с тобой?

— Нет. Родители сослали её под Олбани — в школу для детей с эмоциональными проблемами. Вернулась — и вскоре дом сгорел.

— Когда началась её история с Билли?

— Сразу после его выхода из тюрьмы. По крайней мере, тогда Дарлин и сорвалась.

— Хорошо. Вернёмся к ночи падения Тейт с колокольни. Ты видел тело вблизи. Жив он был или мёртв?

— Моё впечатление? — Словак провёл ладонью по голове. — Не уверен. Голова набок, на щеке след ожога. Джимми Клэппер пытался делать искусственное дыхание — только усилил кровотечение. Несколько раз использовали дефибриллятор — Всё впустую. А потом пришёл Фэллоу и вынес официальный вердикт.

Гурни решил: пора к мачехе.

Он поехал по шоссе из пышной долины Ларчфилда, через длинный подъём — и вниз, в унылый Бастенбург. На единственном светофоре свернул на Стикл‑роуд и вскоре попал на захудалую окраину: заброшенные пастбища, колючие заросли, ветхие трейлеры, покосившиеся амбары.

Ориентируясь по одометру — адреса на перекошенных ящиках было не разобрать, — на отметке 4 километра от «центра» Бастенбурга он увидел заведение с неуместным названием «Райский сад» — место работы и жилище Дарлин Тейт: обшарпанный двухэтажный дом с таверной внизу и квартирой наверху. По словам Словака, вход в квартиру был через бар.

Он поставил машину на стоянке сбоку. Там уже стояли два пикапа. На заднем стекле одного из них - боевой флаг Конфедерации. В другом, на виду, лежала винтовка.

Он вошёл под провисший козырёк, где на жёлтом фоне красовались буквы «Райский сад», а с края свисала гирлянда мигающих рождественских огней — в полуденном солнце зрелище выглядело особенно тоскливо. Открыл стеклянную дверь и шагнул в полумрак.

Глазам потребовалось время чтобы привыкнуть. Окон не было; кроме входной двери, свет давали только плазма на дальней стене да несколько слабых потолочных ламп.

За стойкой сидела всего одна клиентка — бесформенная женщина в огромной фланелевой рубахе и кепке «Джон Дир», надетой задом наперёд. Седые, растрёпанные волосы — лежали на плечах. Она сидела, навалившись локтями на бар и обнимала пустой стакан. Бросила взгляд на Гурни, потом перевела его на телевизор, где разряженные участники какого-то шоу, визжа носились друг за другом.

Барменом оказался молодой бритоголовый мужчина, похожий на бодибилдера. Он сидел на табурете и кончиком узкого охотничьего ножа чистил ногти. Глянул на Гурни ровно и расчётливо — как смотрят те, кто уже бывал за решёткой.

Гурни заговорил с полицейской, стальной вежливостью:

— Добрый день. Хотел бы поговорить с Дарлин Тейт.

— А вы кто?

— Детектив Гурни, полиция Ларчфилда.

Парень медленно убрал нож в ножны, достал телефон из‑под стойки, набрал номер. Приложил к уху, отвернулся. Говорил тихо. Из сказанного удалось уловить только слово «полиция».

Он опустил трубку:

— Миссис Тейт хотела бы знать, по какому делу.

— Передайте, что у меня вопросы насчёт её пасынка.

Он снова шепнул в телефон. Через несколько секунд повернулся:

— Миссис Тейт не желает обсуждать пасынка. Говорит: если бы вы грохнулись замертво, смогли бы обсудить это с ним в аду. Без обид.

Гурни жестом пригласил бармена пройти к дальнему концу стойки и сказал:

— Скажите миссис Тейт, я веду расследование убийства, к которому её пасынок может иметь отношение. Я хочу закрыть дело, и, возможно, она сможет помочь.

Парень передал сообщение. На этот раз ответ оказался положительным. Он указал на ряд кабинок вдоль стены, параллельной бару:

— Последняя.

Шесть кабинок — мимо которых прошёл Гурни — пусты, темны. В седьмой маленькая лампа давала ровно столько света, чтобы сложилось первое впечатление о Дарлин Тейт — состарившаяся и сильно потрепанная жизнью версия Лоринды Рассел.

Она провела языком по губам:

— Убийство? Самое настоящее?

— Самое.

— Не буду ничего скрывать. Кого он убил?

— Не возражаете, если присяду?

Она снова облизнула губы. В руке — бокал, на столе — бутылка текилы.

— Выпьешь?

— Позже. — Он сел напротив и улыбнулся. — Ценю вашу готовность поговорить.

— Милое личико. Ты уверен, что полицейский?

— У вас тоже милое лицо, Дарлин. — На самом деле — совсем нет: крепкий костяк, кислые уголки рта и холод ящерицы в глазах. — Не против, если спрошу о Билли?

Она покосилась, будто её посетила дикая мысль:

— А тебе‑то какое дело, что он натворил, если мелкий ублюдок уже мёртв?

Гурни подхватил линию:

— Вы были в морге в тот день, верно? После того, как в него ударила молния и он рухнул с крыши церкви?

— Люди всегда кажутся меньше, когда умирают. Замечали? — Она не стала ждать ответа. — Я видела много мертвецов, но ни разу мне не было так радостно видеть кого‑то мертвым.

Она уставилась на Гурни испытующе