Наше восточное наследие - Уильям Джеймс Дюрант

насколько вечной является эта форма терапии, можно судить по истории о гадаринской свинье.29a Даже сейчас эпилепсия рассматривается многими как одержимость; некоторые современные религии предписывают формы экзорцизма для изгнания болезни, а молитва признается большинством живых людей как помощь таблеткам и лекарствам. Возможно, первобытная практика, как и современная, основывалась на целительной силе внушения. Трюки этих первых врачей были более драматичными, чем у их более цивилизованных преемников: они пытались отпугнуть одержимого демона, надевая страшные маски, накрываясь шкурами животных, крича, беснуясь, хлопая в ладоши, тряся погремушками и высасывая демона через полую трубку; как гласит старая пословица, "природа лечит болезнь, а средство развлекает пациента". Бразильские бороро подняли эту науку на более высокую ступень, заставив отца принять лекарство, чтобы вылечить больного ребенка; почти всегда ребенок выздоравливал.30

Наряду с лекарственными травами в обширной фармакопее первобытного человека мы находим целый ряд усыпляющих средств, предназначенных для облегчения боли или проведения операций. Такие яды, как кураре (так часто используемый на наконечниках стрел), и такие наркотики, как конопля, опиум и эвкалипт, старше истории; один из самых популярных анестетиков восходит к перуанскому использованию коки для этой цели. Картье рассказывает, как ирокезы лечили цингу корой и листьями болиголовой ели.31 Первобытная хирургия знала множество операций и инструментов. Роды проходили успешно, переломы и раны умело вправлялись и перевязывались.32 С помощью обсидиановых ножей, заточенных кремней или рыбьих зубов пускали кровь, дренировали абсцессы и скарифицировали ткани. Трепанация черепа практиковалась первобытными знахарями от древних перуанских индейцев до современных меланезийцев; у последних из каждых десяти операций в среднем было девять успешных, в то время как в 1786 году в парижской клинике Hôtel-Dieu эта же операция неизменно приводила к летальному исходу.33

Мы улыбаемся первобытному невежеству, с тревогой подчиняясь дорогостоящей терапии наших дней. Как писал доктор Оливер Уэнделл Холмс, всю жизнь занимавшийся врачеванием:

Нет ничего, что люди не сделали бы, нет ничего, что они не сделали бы, чтобы восстановить свое здоровье и спасти свою жизнь. Они подчинились тому, чтобы их наполовину топили в воде и наполовину душили газами, закапывали в землю по самые подбородки, прижигали раскаленными утюгами, как рабов на галерах, обжимали ножами, как тресковых рыб, втыкали в их плоть иглы, и разжигали костры на их коже, глотали всевозможные мерзости и платили за все это так, как будто быть обожженным и ошпаренным - дорогая привилегия, как будто волдыри - благословение, а пиявки - роскошь.34

 

III. АРТ

Значение красоты - Искусство - Первобытное чувство красоты - Роспись тела - Косметика - Татуировка - Шкарификация - Одежда - Орнаменты - Гончарное дело - Живопись - Скульптура - Архитектура - Танец - Музыка - Резюме первобытной подготовки к цивилизации

После пятидесяти тысяч лет существования искусства люди все еще спорят о его истоках в инстинкте и истории. Что такое красота? Почему мы восхищаемся ею? Почему мы стремимся ее создать? Поскольку здесь не место для психологических рассуждений, мы ответим кратко и неуверенно, что красота - это любое качество, которым объект или форма радуют зрителя. В первую очередь и изначально объект нравится созерцателю не потому, что он красив, а скорее он называет его красивым, потому что он ему нравится. Любой объект, удовлетворяющий желание, будет казаться красивым: для голодающего человека еда красива - Таис не красива. Объектом наслаждения может быть и сам созерцатель; в наших тайных сердцах ни одна другая форма не может быть столь прекрасной, как наша, а искусство начинается с украшения собственного изысканного тела. Или же объектом наслаждения может быть желанная вторая половинка; и тогда эстетическое-красивое-чувство приобретает интенсивность и креативность секса и распространяет ауру красоты на все, что касается любимой, - на все формы, которые ее напоминают, все цвета, которые ее украшают, радуют или говорят о ней, все украшения и одежды, которые ей идут, все формы и движения, которые напоминают о ее симметрии и грации. Или же приятная форма может быть желанным мужчиной; и из притяжения, которое здесь влечет хрупкость к поклонению силе, возникает то чувство возвышенности - удовлетворение в присутствии силы, - которое создает самое возвышенное искусство из всех. Наконец, сама природа - при нашем сотрудничестве - может стать и возвышенной, и прекрасной; Не только потому, что она имитирует и предполагает всю женскую нежность и всю мужскую силу, но и потому, что мы проецируем на нее наши собственные чувства и судьбы, нашу любовь к другим и к себе - восстанавливаем в ней сцены нашей юности, наслаждаемся ее тихим одиночеством как спасением от бури жизни, проживаем с ней почти человеческие сезоны зеленой юности, горячей зрелости, "плавной плодовитости" и холодного увядания и смутно осознаем ее как мать, которая дала нам жизнь и примет нас в нашей смерти.

Искусство - это создание красоты; это выражение мысли или чувства в форме, которая кажется прекрасной или возвышенной, а значит, вызывает в нас отголоски того первозданного восторга, который женщина дарит мужчине, а мужчина - женщине. Мыслью может быть любое постижение жизненного смысла, чувством - любое возбуждение или снятие жизненного напряжения. Форма может удовлетворять нас через ритм, который приятно совпадает с чередованием нашего дыхания, пульсацией нашей крови и величественными колебаниями зимы и лета, прилива и отлива, ночи и дня; или форма может радовать нас через симметрию, которая является статичным ритмом, обозначающим силу и напоминающим нам об упорядоченных пропорциях растений и животных, женщин и мужчин; Или она может радовать нас цветом, который оживляет дух или усиливает жизнь; или, наконец, форма может радовать нас правдивостью - потому что ее ясная и прозрачная имитация природы или реальности улавливает какую-то смертную прелесть растения или животного, или какой-то преходящий смысл обстоятельств, и сохраняет его для нашего томительного наслаждения или неторопливого понимания. Из этих многочисленных источников и происходят те благородные излишества жизни - песни и танцы, музыка и драма, керамика и живопись, скульптура и архитектура, литература и философия. Ведь что такое философия, как не искусство - еще одна попытка придать "значимую форму" хаосу опыта?

Если чувство красоты не сильно в примитивном обществе, то, возможно, потому, что отсутствие задержки между сексуальным желанием и его удовлетворением не дает времени для воображаемого увеличения объекта, которое так сильно подчеркивает его красоту. Примитивный мужчина редко думает о выборе женщины из-за того, что мы называем ее красотой; он скорее думает об ее полезности и никогда не мечтает отвергнуть невесту-крепышку из-за ее уродства. Индейский вождь, когда его спросили, какая из его жен самая красивая,