Джо Мэлоун. Моя история - Jo Malone

Мама проводила больше времени в салоне, потому что мадам Лубатти стала меньше помогать, а папа, как и все мужчины его поколения, не занимался домашними делами, поэтому эти обязанности по умолчанию ложились на меня. Я убирала дом от пола до потолка: пылесосила, полировала, застилала кровати, мыла и сушила посуду, выносила мусор, разжигала огонь, присматривала за Трейси, готовила ей еду, укладывала спать и собирала в школу. Я также занималась стиркой, которая скапливалась рядом со стиральной машиной, так и не попав в нее — у нас была стиральная машина с двумя баками, и я сначала стирала одежду всех членов семьи, а перед сном стирала и сушила простыни. Забавно, что ни одна из этих работ не казалась мне тягостной, потому что я находила успокаивающим занятие приводить все в порядок, делать дом таким же чистым, как у тети Морин. На каком-то более глубоком уровне я верила, что если я буду держать все в чистоте и порядке, то, возможно, все остальное в нашем доме тоже станет на свои места и я буду чувствовать себя спокойнее.

Я также чувствовала необходимость держать холодильник и шкафы полными, особенно когда запасы продуктов подходили к концу. Я рылась в диване или в карманах папиных пальто и костюмов в поисках мелочи. Неизменно, эта охота приносила мне достаточно монет, чтобы я могла сбегать и купить буханку хлеба Mother's Pride, консервированный суп и фасоль Heinz. Мне не всегда приходилось ходить в ближайший магазин, потому что два раза в неделю в наш район приезжал белый фургончик с продуктами, который принадлежал милому человеку по имени Джон. Это был маленький магазинчик на колесах, и он останавливался в одном и том же месте недалеко от нашего дома, что позволяло мне пополнить запасы продуктов первой необходимости. Я знал, что нам нужно, даже лучше мамы, поэтому именно я составлял еженедельный список покупок, а потом спешил за ней в Sainsbury's.

Мое новое понимание того, сколько стоит еда и на сколько ее хватает, означало, что я всегда внимательно следил за тем, чтобы мама покупала у мясника филе, а не говяжью грудинку. Я осторожно спрашивал ее о выборе. «Мам, нам это действительно нужно, когда...» Но она перебивала меня и быстро ставила на место, поэтому я научился молчать. Я, конечно, понял, какое облегчение приносил каждый четверг день семейного пособия, когда она и все остальные жители нашего района шли на почту, чтобы получить пособие в размере 1 фунта на каждого ребенка. Мама также зависела от денег, которые папа откладывал на хозяйство, которые он все еще должен был выкладывать, с трудом зарабатывая на жизнь своим искусством и фокусами.

Многие мужчины из рабочего класса платили на домашнее хозяйство по пятницам, но папа постоянно боролся с тем, чтобы принять или выполнить эту обязанность. Мама часто напоминала ему об этом, и я чувствовал такое же облегчение, как и она, когда он передавал ей деньги. Я был облегчен по двум причинам: во-первых, это означало, что мы проживем еще одну неделю; во-вторых, это уменьшало вероятность ссор между ними. Трудно было забыть те времена, когда он не платил.

Не раз мама оставалась в ярости, когда он уходил через черный ход, не заплатив, вероятно, потому что ему нужны были деньги на карты. У моего отца было огромное сердце, но его взгляды и приоритеты были совершенно неверными. Если бы вы сказали ему, что не ели несколько дней, он отдал бы вам свою последнюю еду. Но в то же время он не задумывался о потребностях нашей семьи, если предстояла игра в покер. Чем больше я делала по дому и чем больше мне приходилось «выкручиваться» с ужином, тем больше я разделяла разочарование мамы и понимала ее гнев.

Ей приходилось справляться со многими проблемами как дома, так и на работе. Для Трейси и меня она казалась вечно грациозным лебедем, который проплывал по жизни, уделяя внимание всем и каждому: матери, жене, карьеристке, фактически совладелице бизнеса и подруге дорогих «тетушек», на которых она теперь с трудом находила время. Мы не могли видеть, как яростно этот лебедь гребет, стараясь не показать своих усилий.

С таким огромным количеством дел — поддерживать нас, следить за салоном мадам Лубатти, поддерживать внешний вид и собственное равновесие — у нее не было возможности быть такой матерью, какой она хотела быть, и уж точно не было счастливого брака, которого она заслуживала. Я честно не знаю, как она умудрилась все это выдержать. Но, как и большинство десятилетних детей, я думала, что это то, что делают мамы — они справляются, что бы ни случилось.

Как будто обстоятельства не были достаточно сложными, правительство отключило всем электричество. В тот момент, когда Биг Бен прозвонил « », возвестив о наступлении 1974 года, премьер-министр ввел «трехдневный рабочий график», который ограничивал электроснабжение домов до трех дней в неделю с целью экономии запасов угля. Все обходились свечами и фонариками. Я помню, как ходил в местный магазин за запасом свечей в преддверии строгих мер, которые, по словам мамы, продлятся недолго, но в итоге мы жили в полумраке с 1 января по 7 марта. У нас никогда не было недостатка в угле, поэтому с отоплением дома — или, вернее, нижнего этажа — проблем не было. Однако в одно морозное утро мое настроение соответствовало мрачности того времени.

Я проснулась с глубоким чувством несчастья: постоянные ссоры между мамой и папой, постоянный беспорядок, постоянная уборка и постоянный холод наверху, который оставил еще один слой льда на внутренней стороне окна моей спальни. Я встала с постели, укуталась в одеяло, отодвинула занавески и встала у окна, услышав голоса детей на улице. Я выскреб глазок в затвердевшем конденсате и посмотрел, как дети играют в мяч, наслаждаясь дневным светом. Даже если бы я хотел присоединиться к ним, я не мог — правило не пересекать границу передней стены дома оставалось в силе.

Потом я услышал, как мама и папа снова начали ссориться. Было еще даже не время завтракать. Я помню каждый момент. На окне передо мной откололся кусок льда и скатился по стеклу, пока не остановился и не начал медленно таять в заплесневелой щели между рамой и подоконником. И я подумал: «Я не хочу так жить, когда вырасту. Я не буду. Я не могу».

Когда люди спрашивают, откуда у меня такая целеустремленность, я думаю, что ее