Свора певчих - Даша Игоревна Пар

Прижимая руки к торчащей из бока деревяшке, чувствовала, как горячо и мокро становится там. Из груди выбило воздух, а перед глазами заплясали сияющие мушки. Лениво пролетела странная мысль: «И это всё?»

А потом её выдернули наверх, утаскивая обратно на сцену. Роберту самому нужна была помощь – сражение с якшарас оставило на его теле глубокие раны, и правая рука висела плетью, он едва стоял на ногах, но упрямо продолжал тащить девушку к порталу.

– Рене, – тихо повторила Реми, пытаясь обернуться.

От головокружения тошнило и во рту расцвёл металлический привкус, девушка едва могла переставлять ногами, почти вися на разгорячённом Роберте, что-то пытающемся ей сказать.

Позади всё уходило в тень, окрашенную серебром и кровью. Звуки неохотно вторгались в её звонкую тишину, крики разгорались новыми красками и оттенками гнева, страха и чистого звериного адреналина.

– Ты её не заберёшь! – мерзкий голос у виска, а потом Роберт как-то охнул, выпрямляясь, и из последних сил толкнул Реми вперёд.

Она развернулась в полёте, спиной влетая в портал, видя перед собой, как расширились зелёные глаза сэва, позади которого возвысилась фигура Виктора. Он толкнул парня со сцены, и бросился следом, но Реми уже исчезла в сияющей вспышке, выныривая на руки Кости.

– Где? Где она?! – кричал он.

Это было как из огня да в полымя. Здесь не было покоя, о котором мечтала Реми. Не было дома. Вместо него – до небес горящие костры ада.

Их перенесло прямо в руины Оперы, под искорёженные остатки труб и механизмов устройства Аллейн. Успешно перешедшие сэвы ничком лежали на полу, блевали, кашляли и заходились плачем. Чуть поодаль Феликс пытался привести в чувство Вивьен, а ещё чуть дальше без движения лежал Дмитрий.

Реми шевельнулась, но тотчас поморщилась: боль в боку давала о себе знать. Сидящий рядом Костя внимательно осматривал торчащий кусок дерева, соображая, что предпринять.

– Они остались там. Нужно вернуться, нужно… – захрипела Реми, продолжая неотрывно глядеть на отца.

Сэва пыталась разглядеть хотя бы движение, короткий вздох вздымаемой грудной клетки. Хоть что-нибудь, какой-то знак, что отец жив. Но умом понимала – папа ушёл. Он был обречён с самого начала. Здесь, дома, когда представился шанс разглядеть его в зарницах от далёких сражений, под утробный вой летавших над землёй морликаев, она увидела, как покраснело его лицо, как натянулась до треска кожа, умаслившись потом и тонкой мертвецкой плёнкой.

Всхлипнув, Реми вновь попыталась приподняться, но Костя удержал её.

– Мы не можем вернуться, – прошептал он, наклоняясь совсем близко. Его карие глаза вспыхнули искрами ржавчины, но голос прозвучал твёрдо. – Реми, послушай меня, мы должны сделать невозможное. Даже если это стоит нам жизней, но мы должны закрыть портал. Слышишь? Иначе они прорвутся. Понимаешь? Якшарас, морликаи, твой брат… – Костя споткнулся, облизывая губы. Порез на его лбу вновь открылся, превращая лицо в гротескную маску восточных демонов. – Реми, родная, только ты сможешь это закончить. Понимаешь? Никто в мире, кроме тебя.

Девушка дышала через раз, она понимала всё и даже чуточку больше. Но как это сделать, если от малейшего движения темнеет в глазах, а в ушах нарастает противный звон? Если привкус металла во рту острее, а запахи будто свежести набрались. Да так много, что вот-вот опрокинут её во тьму?..

Она должна это отринуть. Оттолкнуть, как несущественное. Должна забыть, что она простая сэва, а не ангелица. Начать хотя бы с малого. Дышать. Глубокий вдох. Медленный выдох. Глядя друг другу в глаза, стиснув зубы, она и Костя обхватили торчащий обломок в боку. Он засел не глубоко, и вместе они очень быстро выдернули его под пронзительный вопль Реми.

Кровь тотчас ринулась следом, как и ноющая боль, охолодившая всё внутри. Рядом опустился Феликс, Реми не услышала, о чём он спросил, но почувствовала, как парень аккуратно помогает ей приподняться, чтобы плотнее обмотать какой-то тряпкой её талию.

Как подорожник на огнестрельную рану. Всего лишь задержать кровь. Дать ей чуть больше времени. Нечеловеческих сил. Две пары рук помогают ей подняться. Двое мужчин держат её, подводя к порталу. Глаза слепит от яркого света, и Реми почти видит обратную сторону, видит зал, где заканчивается сражение, где Рене куют в цепи, а Кристину бьют по лицу. Она почти чувствует, как на ярость и гнев брата спешат новые полчища морликаев. Чувствует, как над разрушенной Оперой кружит огромная стая жутких монстров, готовая напасть на них или…

Несущественное. Лишнее. Они не помешают.

Реми пошатнулась, закашлялась кровью, и Феликс плотнее прижал руку к её боку, а Костя убрал растрепавшиеся волосы с лица, нежно касаясь щеки, утирая остатки чёрных слёз.

«Давай, девочка, ты сможешь. Ради папы. Ради их всех. Просто вытолкни наружу, а дальше – да пусть хоть сам дьявол станцует на моих похоронах!» – отвесив себе мысленную оплеуху, Реми зашипела негромко, будто позабыв как петь нижним голосом, будто заново открывая в себе эти способности, призывая… всё.

Она запела вновь. Громче, чем когда-либо, ярче, как сверхновая, готовая взорваться напоследок и утащить за собой сам белый свет. Она с лёгкостью преодолела все ступени, только краешком сознания сознавая – так теряют голос. Так рождается немота. Она была готова к этому. Готова лишиться всего, но сделать дело. И тогда ей ответили с той стороны.

Цепи не удержали Рене, и он взмыл в воздух, в кольце из тысячи летучих мышей улетел высоко в небо, как и Реми, крыльями разметавшая свою подмогу, невидимым силовым полем разрушая остатки потолка Оперы, устремляясь вверх.

«Ты правда этого хочешь?» – голос пришёл из подсознания, и она увидела через чёрно-белое стекло брата, висящего напротив неё.

Эбонитовая кожа Рене лоснилась в свете грозовых вспышек. Его тело в чёрной военной форме якшарас приобрело звериный вид, а сияющие красным глаза – ярость морликаев.

«Нам не нужна эта сила. Она убивает в нас эмоции. Превращает в монстров».

«Делает всесильными. С ней нам и миллионы якшарас, людей или сэв не помешают. Мы сами вершители своей судьбы».

«Она лишит нас причины. Изменит до такой степени, что позабудем, кто мы есть».

Глаза брата сверкнули в очередной вспышке. Он уставился на сестру, и его крылья, некогда бывшие белоснежными, сияющими как рассветные лучи, а потом сменившие оттенки на абсолютную тьму, вновь переменили цвет, став серыми, тусклыми, как свет от солнца в туманный день.

«Мы больше не увидимся. Если сделаем это, двери закроются навсегда».

Наступил тот самый момент, когда слабость берёт вверх. Реми задохнулась, крик почти