Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович

Засиживаться Суворову было некогда. Пообедав, Александр Васильевич поехал вниз, в деревню Госпиталь, в которой он назначил свою главную квартиру. За Госпиталем начиналась Урзернская долина. К ней, к деревне Андермат, должен был к завтрему выйти из Тавечи со своим корпусом генерал Розенберг: Суворов послал его из Белинцоны в обход Урзерна с востока.

Александр Васильевич спускался вниз к деревне Госпиталь. В темноте ночи раздавался неумолкаемый звон колокольчиков - это снизу к Сен-Готарду беспрерывной вереницей тащился обоз мулов.

VI

Апшеронцы с егерями Кашкина и сотней казаков Поздеева шли в авангарде, вслед за батальоном Мансурова.

Как было условлено, корпус Розенберга соединился с главными силами Суворова на рассвете 14 сентября в Урзернской долине. Французы отступили к Чертову мосту.

Немного прояснилось, выглянуло солнышко, и все оживилось.

Да и широкая Урзернская долина, по которой проходили, была все-таки немного веселее, чем вчерашние пропасти и скалы.

– Вот здесь, на худой конец, жить еще можно, - сказал, оглядываясь кругом, Башилов. - Пастбища-то ничего.

– Нашел местечко: ни деревца, ни кустика, - не согласился с товарищем Зыбин. - И хоть бы птичка одна. Хоть бы самая что ни на есть ворона. А без птицы какая жизнь?

– Птица должна быть!

– Вон суслики свистят вместо птиц, - усмехнулся Огнев.

– Поживешь! Тут, сказывают, зима - восемь месяцев. Вишь, снег лежит.

– Нет, лучше нашей Расеи не найти!

Издалека послышался глухой, неясный шум. С каждым шагом он становился грознее.

– Что ето гуде? - спросил молодой белобрысый солдат.

– Не слышишь - вода. Мельница, должно, на реке.

Видишь, и свежей стало, - объяснял любивший поучать унтер-офицер Воронов.

И верно: стало прохладнее.

Горы опять подошли поближе. Еще несколько десятков саженей, и они с двух сторон крепко сжали тихую реку.

Долина со своими лугами, деревня Андермат с колокольней старой кирки, с жильем и теплом остались где-то позади. Впереди опять мрачнело темное ущелье, где шумела, билась в гранитных берегах Рейсса.

Из ущелья тянул резкий сквознячок. Сразу стало холоднее и телу и душе. Люди съежились, замолкли.

А грохот все нарастал.

И вдруг колонна стала: дорогу преградила громадная гора. Она отвесными утесами врезывалась в самое русло реки, стояла, как могучая стена.

– Это что: дороги нет?

– Дорога пропала!

– На горы опять лезть, будь они…

– Нет, пошли. Там нора в горе.

– В этой норе-то и встретят…

Лишь только передние мансуровские мушкатеры сунулись в Урзерн-лох, как, заглушая грохот воды, ударила пушка. И застрекотали пули. Эхо удесятерило выстрелы. Гром пошел по горам. Мансуровцы отпрянули. Из дыры назад никто не вышел - передних смельчаков уложили неприятельские пули и ядра.

– Стой! Стой! - закричали несколько голосов. Командир апшеронцев генерал Милорадович, придерживая шляпу, побежал вперед к полковнику мансуровцев Трубникову. А через секунду сзади, по цепи мушкатеров, понеслось:

– Дорогу фельдмаршалу!

– Сторонись влево!

– Дорогу батюшке Александру Васильевичу!

И сам "дивный", в плаще и войлочной швейцарской шляпе, быстро пробежал вперед. Он был озабочен, но полон решимости.

За ним бежали Багратион и курносый великий князь Константин Павлович. Длинный Розенберг и толстенький Дерфельден поотстали от молодых.

– Он порядок наведет!

– Пройдем! Сейчас пойдем!

– Вот это и есть Чертов мост?

– Какой же это мост, когда - нора?

– Мост, верно, дальше…

Апшеронцам не было слышно, что говорит Александр Васильевич, но скоро поняли все: приказано обходить. За эти первые дни войны в Швейцарии все уже знали, что в горах брать в лоб - не моги.

От мансуровцев отделилось триста мушкатеров. Их вел полковник Трубников, сорокалетний поджарый человек с измаильским крестом на груди. Мансуровцы побежали куда-то вправо, в горы.

Двести егерей Кашкина с молодым майором Тревогиным пошли влево.

– Егеря пойдут вброд через реку,-сказал майор Лосев, подходя к своим.-Привязывай покрепче штыки, ребята! Будет дело!

Пока обходили французов, все остальные ждали.

Остатки мансуровского батальона и егеря Кашкина стояли наготове.

Апшеронцы топали, сморкались, переговаривались.

– Наш Михаило тоже горяч, ровно Суворов: не вытерпит, ему все надо первому в дело! - сказал Огнев о Милорадовиче, которого апшеронцы очень любили.

– А вчера как было! - оглянулся на товарищей Зыбин, точно, кроме него, никто не видал и не знает того, о чем он рассказывает. - Подбежали мы к спуску. Гора - вниз глянуть страшно. Все так на краю и стали, ни с места. А он как крикнет: "Смотрите, ребята, как вашего генерала в полон возьмут!" - и вниз. Так меня за ним точно ветром сдуло!

– Храбер наш Михаило Андреич! Суворовской выучки!

– Что и говорить - летели вчерась важно!

– Тут на родимых салазках - одна спасень…

Переговаривались, а сами нетерпеливо поглядывали на горы: скоро ли обойдут?

И вот сверху раздались выстрелы. Гора задымилась - Трубников обошел.

Французы отвечали ружейным огнем. Пушка молчала.

И тотчас же мансуровцы кинулись опять в эту страшную, темную дыру. Охотники быстро вытащили оттуда своих раненых и убитых. По ним никто из дыры уже не палил. Остальные кинулись вперед.

За горой перестрелка разгоралась.

Суворов с генералами стоял у самого входа в Урзерн-лох.

Мансуровцы и кашкинцы один за другим исчезали в дыре. Настал черед апшеронцев.

Лосев бежал первым: командир полка генерал Милорадович остался возле Суворова.

– По одному! Штыки вверх! - предупреждал Милорадович. - Молодцами, ребята! С богом! - кричал Суворов.

Лосев сунулся в дыру, как в могилу. В ней было темным-темно.

В правой руке Лосев держал шпагу, а левую невольно протянул вперед. Рука сразу же уперлась в сырую стену: дыра оказалась очень тесной, едва мог пройти человек.

"Точно в преисподнюю лезем", - мелькнуло в голове.

Впереди - ни проблеска света, темно - хоть глаз выколи. Только где-то недалеко слышался топот егерских ног. А сзади дышал в затылок Лосеву его адъютант.

Лосев старался, как мог, прибавить шагу, но шаг получался куцый, ноги двигались осторожно, боясь оступиться, упасть в этой дьявольской темноте. Левая рука, вытянутая вперед, то и дело натыкалась на выступы. Местами камни были мокрые, до противности склизкие. Было холодно и сыро, как в склепе.

Понемногу привыкнув к темноте, Лосев попытался бежать. Пробежав шагов с полсотни, он увидал впереди себя свет - чертова дыра кончалась. В узенькой рамке выхода мелькали согнутые спины егерей. Выбегая на свет, они перепрыгивали через что-то.

Когда Лосев добежал до выхода, он увидал, что прыгали через убитого французского артиллериста, распластанного на дороге. Несколько трупов в синих французских мундирах валялись на небольшой площадке у опрокинутого зарядного ящика. Пушка, стрелявшая по мансуровцам, очевидно, была сброшена в реку.

В этом мрачном ущелье, где вверху едва голубела крохотная полоска неба, Лосева сразу же оглушил невероятный шум. Река Рейсса, которая в Урзернской долине течет так тихо и спокойно, здесь стала неузнаваемой. Сжатая узким высоченным коридором отвесных скал, она с диким ревом стремительно падала вниз с высоты десятков сажен. На своем пути река встречала груды камней горных обвалов. Падая с головокружительной высоты, Рейсса разбивалась на камнях в мелкие брызги. На мрачном фоне черных, угрюмых скал, уходящих вершинами в самое небо, ослепительно белела пена. Она целыми облаками высоко подымалась вверх. Дорога, прибрежные скалы - все орошалось этой водяной пылью.

Егеря бежали по узенькой каменной тропинке, которая, точно карниз, лепилась кругом горы и исчезала за углом. Оттуда теперь раздавались выстрелы. Лосев побежал вслед за егерями, перепрыгивая через трупы французов, валявшиеся на тропинке. Он с любопытством и невольным страхом глядел налево, где в бездонной пропасти, далеко внизу клокотала, ревела Рейсса.