Живое Серебро - Anne Dar

прислушайся не ко мне, а к моему предчувствию: нам лучше залечь на дно. Нам крупно везло в последнее время – только этой ночью мы смогли срубить чистого серебра на год вперёд. Не стоит испытывать судьбу. По крайней мере, в ближайшее время. Я так чувствую, ясно?

– Как скажешь, – привычно склоняю голову в знаке уважения я, не желая спорить с умудрённым неоспоримым опытом человеком. Дурного он мне точно не посоветует, а значит, мы вместе заляжем на дно, и я пропущу всё самое интересное в ночь Церемонии Отсеивания, раз уж его предчувствие велит мне сделать именно это. Да, я недостаточно послушная дочь для своей матери, но слово отца для меня практически священно.

– Смотри-ка, звёзды появились, – с этими словами Берд запрокинул голову, и я последовала за его взглядом. И вправду, звёзды… Далёкие и тусклые, но точно звёзды, такие свободные, что аж в лёгких колет. – А по поводу того, что пропустишь вылазку на этой Церемонии, не переживай – будут в твоей жизни и другие вылазки, во время других Церемоний. Вот я, к примеру, сирота, которого едва дотянул до независимого возраста еле двигающийся дед, а твоя мать – сирота, не только чудом выжившая в захудалом приюте, но и при этом сумевшая сохранить своё доброе сердце. Думаешь, мы в самом начале своих жизней думали о том, что доживём до сорокалетнего возраста? Ничего подобного… Вот и у тебя ещё целая жизнь впереди, ещё удивишься тому, как долго проживёшь, и насмотришься на Церемонии Отсеивания, аж до тошноты – что-что, а это я тебе могу предсказать…

С этими словами он вытащил из кармана своих штанов светящийся в темноте люминесцентный мелок розового цвета, что сразу же заставило меня улыбнуться. Подойдя к нашей чёрной трубе, он провёл мелком по уже нарисованной летучей мышке, и та сразу же засияла ярче.

Это он придумал мне это красочное прозвище, “летучая мышка” – в честь моей страсти бегать ночами по крышам, зародившейся задолго до того, как я вступила в ряды контрабандистов. И мышку эту впервые он нарисовал, и с тех пор она всегда сияет, потому что мы никогда не забываем подкрашивать её… Сколько лет прошло? Пять? Да нет же, больше, намного больше пяти лет, и все эти годы эта мышка тут, она светится и не гаснет, всегда ждёт моего ночного возвращения.

Но был кое-кто ещё, кто всегда, с особым трепетом и беспокойством ждал ночами наших возвращений, и о ком мы вспоминали только тогда, когда нас накрывало чувство страха, причудливо перемешивающееся с чувством вины. Мама.

Стоило мне запрыгнуть в окно своей спальни вслед за Бердом, как свет в комнате тут же включился. Я знала, что Берд ни при каких условиях не включил бы свет, тем более при открытом окне, так что поспешила закрыть наш тайный проход и занавесить его, а когда обернулась, мать уже стояла прямо перед нами.

– Ах вы негодяи! – вдруг так громко вскрикнула она, что я даже на месте подпрыгнула от неожиданности перед таким ярко выраженным звуком. – Что вы вытворяете?! – первый шлепок прилетел по плечу Берда. – Я вас спрашиваю, неблагодарные, не думающие, придурковатые оторвыши! Вы что, совсем с ума спятили?! В Кантоне митиг! Бунт! Стрельба, крики, мародерство, пожары! Где вы шастали?! Я спрашиваю, где ваши ветряные головы носило?! Вы вообще подумали обо мне?! О девочках вы подумали?!

– Октавия с Эсфирой не спят? – тоном провинившегося кота, Берд с пригнувшейся головой попытался отвлечь от основной темы внимание этого праведного гнева.

– Спят!

– Так не кричи же, чтобы не разбудить…

– Я тебя сейчас поколочу, Берд Катохирис! Честное слово, буду бить, пока не выбью из тебя и твоей падчерицы всю дурь! Я думала, что вы пострадали на улицах… Честное слово, живого места на тебе не оставлю!

– Не нужно не оставлять на нём живого места, – решила заступиться за друга я, правда получилось как-то неуверенно и даже предательски путанно, за что мне сразу же хорошенько прилетело тяжелой материнской рукой прямо по плечу.

– Ах ты, неблагодарная! Мать не спит, мать днями и ночами седеет из-за тебя, а ты… Ты что же, употребляла алкоголь?! Вы что, оба пьяны?! Ты что, пила вместе с его дружками?! – взгляд матери стал метать молнии между мной и Бердом, будто решая, кого из нас казнить на месте, а кого чуть позже, после тщательно проработанных мук.

Откровенно говоря, она нас и раньше регулярно чехрыжила за разнообразные проступки, вне зависимости от их калибра, но здесь совсем разошлась.

Быть может, она бы всерьёз начала избивать нас моим спокойно висевшим на стуле ремнём, к которому вдруг потянулась её рука, но Берд вовремя схватил её за запястье.

– Исгерд, держи себя в руках… Исгерд…

– Что это?! Это что, сажа?! Вы хоть знаете, как сложно из такой ткани отстирывается сажа?!

– Мы сами постираем свою одежду, мам…

– Молчи, негодница! Сама она постирает, рукодельница! И он сам тоже, конечно же! Еноты-полоскуны! Вы в прошлый раз так постирались, что вам одежду пришлось новую покупать!

– Кто ж знал, что то был этиловый спирт, а не отбеливатель…

– А по запаху определить нельзя было?! И что с твоими перчатками, Дементра Катохирис! Посмотри на себя! Им всего год, а ты уже порвала их! Немедленно снимай!

– Да я сама зашью, мам…

– Снимай, раз мать тебе говорит снимать!

Я сняла обе перчатки и покорно вручила их в морщинистые материнские руки.

– Полностью в саже! Ах вы!…

Не знаю, то ли Берд её вывел, решив взять весь сей праведный огонь на себя, то ли она сама так резко развернулась от его прикосновения, но вот я дважды моргнула, и вот в моей комнате нет ни мамы, ни Берда – я одна стою посреди крохотной спальни с голыми руками и пытаюсь понять, ждать ли мне новой волны взбучки или уже можно укладываться на боковую.

Попереминавшись с ноги на ногу, всё-таки решаю, что уж можно раздеваться, и тихо, чтобы не издавать предательских звуков, начинаю стаскивать с себя одежду…

Раздевание, как и надевание пижамы, прошло успешно, так что я поспешила выключить свет и запрыгнуть в свою кровать с целью поскорее притвориться если не мёртвой, тогда крепко-накрепко спящей – быть может, даже храп изобразила бы, если бы эта страшная в своём гневе женщина вдруг решила бы вернуться, чтобы добить меня моими же измызганными перчатками. И я всерьёз думала, что она решила сделать именно это, когда услышала скрип двери своей спальни, но сразу же различив мелкие шаги, поняла, что дело тут совсем в другом.

Сёстры иногда захаживают ко мне по ночам, и каждый раз я притворяюсь спящей, чтобы в момент, когда они