Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

лапах, а из зада у нее выходит стрела, насквозь пронзившая ее через маковку. И говорит старуха юношам:

— То ли это стрела асуриев, то ли стрела драконовых ханов, то ли стрела тэнгрия? Но, увы! Может статься, — это стрела Гесера. Как знать?

— Бабушка! — говорит один. — Я готов вынуть из тебя стрелу. Но, если я выну, — согласишься ты стать моею женой?

— Хорошо, я согласна стать твоей женой — отвечает та.

— Но поклянись!

Та поклялась, и юноша вынул стрелу. Но не успел он вынуть, как старуха тот же час проглотила обоих: и Гесера, и Ачжу-Мерген. Тогда говорят те:

— Разве же ты не давала клятвы? Как же ты посмела нас проглотить? Не выпустишь? Ну, так мы пролезем через твои почки и выйдем наружу сквозь твои подошвы.

— И в самом деле! — решила старуха. — И она отрыгнула их обратно.

Женился Гесер на Мангусовой старшей сестре и тогда-то выступил на Мангуса, в его ставку. Но вот, увидев приближавшегося Гесера, Мангус обернулся волком и бросился наутек. Гесер тотчас погнался за ним, обернувшись слоном. Только стал настигать, как тот оборачивается тигром и бежит дальше. Гесер, обернувшись львом, продолжает его преследовать. И уж стал было настигать его Гесер, как Мангус рассыпается множеством комаров... Пробует Гесер переловить мошкару посредством валов из золы, но, проползая там и сям, мошкара ушла в ставку Мангусовой старшей сестры...

* * *

А Мангус-то опять превратился, превратился опять великим Хутухту-ламой, у которого было пять тысяч учеников — шабинаров. И живет себе... Разузнал Гесер, где находится этот лама. Разузнал и навел на него сонное видение. И в сонном видении ему было указано так:

— Завтра, рано поутру, явится к тебе шаби, умом глубокомудр и из себя необыкновенно красив; таков этот шаби. Если он придет, прими его с подобающей лаской. Это будет наилучший твой ученик.

Вот какой сон навел на ламу Гесер, и затем, поднявшись рано утром, он является к ламе в назначенное время. Лама сразу понял: вот оно что предрек мне сон прошлою ночью!

И сделал его лама первым из пяти тысяч своих учеников.

На Гесерову землю лама заготовил всевозможные заклятия, которыми навлекались всякие беды: пусть не переводятся у них болезни, мор, черти-албины и черти-читкуры! — говорилось в них. Эти заклятия он приказал произнести своему главному ученику. Но тот, вместо этого, призвал великое благословение на Гесерову землю, а на Мангусову землю накликал так:

— Пусть там, у Мангуса, всякие несчастья и дьявольские наваждения обложат голову ламы и никогда не прекращаются на всех его людях!

Один шабинец подслушал эти слова, пошел и передал ламе:

— Этот шабинец поступил против твоего приказа: благословения он направил туда, а проклятия-то — сюда!

Когда пришел первый его ученик, лама говорит ему:

— Давеча один шабинец сказывал про тебя, сказывал, будто бы ты произнес благословения на ту, на тибетскую сторону, а на нас сказал проклятия.

— Как бы не так! Конечно же, я сотворил проклятия туда, а благословения — сюда, на своих.

— Стало быть, это он из зависти к тебе, из-за того, что ты над ними старший! — говорит лама. — Пусть только он попробует и впредь наговаривать мне, я без обиняков прокляну его.

* * *

Тем временем Хутухту-лама стал говорить своему лучшему ученику:

— Собираюсь я строить себе келью для уединенных созерцаний: не сумел бы ты мне ее построить?

— Я, пожалуй, особенно горазд строить! — ответил тот.

— Вот и кстати, строй!

Тогда шаби построил ему келью из камыша. Каждую камышину обматывал он хлопчатным войлоком, пропитанным маслом. Сделал как следует и двери, и дымник. И все сделал так плотно, что не оставалось щелочки, куда можно было бы просунуть кончик иглы.

— Келья готова! — докладывает он. — Теперь, лама, вам остается только въехать.

— Старые скверные шабинцы завидуют тебе! — говорил ему лама. — Прогони-ка ты их всех отсюда, не оставив из пяти тысяч ни одного.

Следуя наставлению своего ламы, первый шабинец изгнал их всех до единого.

— В свое время ты сам подавай мне кушанье и чай! — говорит лама.

— Ну, так что же? Ладно! — отвечает тот.

Сидит лама в своей келье и предается созерцательной молитве. Тут-то Гесер и подпалил со всех концов камыш, и вспыхнуло огромное пламя.

Обратится лама в человека — вопит. Обратится волком — воет. Обернется мухой — жужжит.

Так и спалил он его дотла и искоренил его Мангусово племя.

Доведя это дело до полного конца, государь десяти стран света, Ачиту-Гесер-Мерген-хан, прибыл в родное урочище Нулум-Тала и воздвиг там ставку ханскую из драгоценного камня.

* * *

Шестая песнь — об убиении некоего оборотня-ламы, исполненного десяти Мангусовых сил.

Песнь седьмая

ГЕСЕР В АДУ

— Где моя матушка? — спрашивает Гесер.

Отвечает ему сын Цзасы, Лайчжаб:

— Матушка твоя уже давно обрела святость будды. Когда тебя обратили в осла, у нее нарушилось кровообращение, и она впала в беспамятство.

Зарыдал Гесер, и от его рыданий трижды перевернулся его дворец из драгоценных камней. Повернулся и опять стал на свое прежнее место.

Садится тогда Гесер на своего вещего гнедого, берет свой волшебный кнут, привешивает свой девятиалданный меч; надевает на свою благородную голову белый шлем свой Манглай, на котором чредою поставлены солнце и месяц; темно-синий свой панцирь, как блистающая роса; свои наплечники, сверкающие, как молнии; вкладывает в колчан, тридцать своих белых стрел с бирюзовыми зарубинами; берет свой черно-свирепый лук; свою огромную секиру булатную, весом в девяносто и три гина; свою малую булатную секиру весом в шестьдесят и три гина; золотой аркан свой для уловления солнца, серебряный аркан для уловления луны; свой железный посох в девяносто и девять звеньев. Все это берет он с собой в путь-дорогу.

Взлетел он на небо и явился к отцу своему, тэнгрию Хормусте. И доложил ему:

— Милостиво выслушай меня, батюшка мой, Хормуста-тэнгрий! Не видал ли ты души земной моей матери?

— Нет, не видал я! — последовал ответ.

Тогда отправляется Гесер наведаться у тридцати и трех тэнгриев. Но ответили и те, что не видывали. Осведомился у бабушки своей, Абса-Хурце — и она не видала. Спросил у трех своих победоносных сестер:

— Откуда ей и быть тут? — сказали они. — Нет, не видали мы.

Спросил у отца своего, горного хана, Ова-Гунчида;