Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир

Представление о промежуточном положении проклятого специфически отражено в псковской быличке. Одна женщина прокляла своего ребенка, и он тут же скрылся из глаз, однако мать продолжала слышать его голос. Женщина обратилась к священнику, чтобы вернуть сына, однако священник не смог помочь и рекомендовал матери проклясть ребенка «совсем, достатку, чтобы не слышать его голоса»[2235]. В этом рассказе пограничному пространству, в котором находится проклятый, аналогично его частичное присутствие в мире людей: он уже невидим, но еще слышен (представление о том, что проклятые невидимы, но их можно услышать, отражены и в других фольклорных текстах[2236]). Окончательное проклятие мальчика приведет к тому, что он полностью переместится в иной мир, где его будет уже «не видно, не слышно».

Пограничность конкретной внешней территории, на которой наблюдают полудемона-проклятого, может переноситься на внутренний мир, переосмысляться как пограничное состояние человека, вступающего с проклятым в контакт. В нижегородской быличке таким пограничным состоянием между жизнью и смертью, «тем» и «этим» светом оказывается тяжелая болезнь. К умирающему солдату является проклятая девушка и просит у него креста. Солдат поначалу сомневается, потом соглашается и в результате возвращает проклятую в мир людей, выздоравливает сам и берет девушку в жены[2237]. Сюжет этой былички перекликается с представлениями о том, что тяжелая болезнь так или иначе связана с возможностью видеть демонических существ в облике девушек: человек встречает их, после чего заболевает, сходит с ума[2238] или во время болезни видит собственный недуг в виде девушки[2239].

Итак, проклятые, похищенные нечистой силой, заблудившиеся в лесу люди как бы находятся в ином, потустороннем мире. При этом сами они тоже приобретают черты, свойственные нечистым духам. Таким образом проклятые люди сближаются, смешиваются с демонами, пребывая в их мире, они как бы «впитывают» в себя атрибуты и функции демонических существ и в итоге часто почти неотличимы от них: «впоследствии он [украденный лешим ребенок — В. Р.] будет таким же лешим»[2240], «в русалку обращается, говорят, проклятый человек»[2241], «кикимора — ребенок, проклятый родителями»[2242], «домовой — ребенок, проклятый в гневе его родителями»[2243].

Представление о том, что нечистая сила происходит от проклятых людей, реализуется в разных жанрах фольклора, не только в быличках и поверьях, но и в легендах: демонами становятся строители Вавилонской башни[2244], воины фараонова войска, преследовавшие евреев при выходе из Египта[2245], «некрещенные», которые донимали Спасителя во время его Крестного пути[2246], и т. п.

В Саратовской губернии о проклятых рассказывали, что они могут сами начать похищать людей, предлагая им своих лошадей на дороге. Если человек согласится, он сам станет проклятым, «останется у них навсегда»[2247]. В нижегородских быличках проклятые в облике косматых малорослых существ пугают, преследуют, щекочут людей до смерти[2248].

Проклятый — <…> тот, кого прокляла мать за непочтение к ней. Живут они в воде или в лесу, ночью выходят на дорогу и предлагают прохожему проехать на их лошадях, но тот, кто к ним сядет, останется у них навсегда[2249].

Такие действия проклятых (похищенных) мало отличаются от действий лешего, русалки, чёрта (похитителей). В разных текстах проклятые, часто вместе с нечистыми духами, могут причинять людям всяческий вред: пугать и угрожать задушить[2250], раздувать огонь на пожаре и подкладывать туда лоскуты от одежды, чтобы лучше разгоралось, воровать или подменять собственными фекалиями еду[2251], разбавлять, «портить» водку в кабаке[2252]. Такие сюжетные ходы перекликаются с представлением о том, что похищенные водяным утопленники сами начинают топить людей (см. главу «Водяной»).

Несмотря на то что проклятые очень похожи на демонов, есть и черта, разительно отличающая их от других представителей нечистой силы: принципиальная возможность вернуться в мир людей. Для этого и самому похищенному, и людям, которые заняты его поисками, нужно прибегать к специальным мерам[2253].

Для возвращения похищенных молятся, делают «относы» лешему (см. главу «Леший»), обращаются к специалистам, священникам[2254] или колдунам[2255]. У колдунов можно узнать, жив ли похищенный и найдется ли он, место, где его следует искать[2256], выяснить об особых запретах и предписаниях, которые нужно соблюдать при возвращении похищенного. Так, в вологодской быличке женщина обращается к «знающему» старичку, и тот велит отправиться к определенной копне сена и там взять руками «что бы ни лежало». Женщина обнаруживает под копной змею, пугается, кричит. Копна и змея внезапно исчезают, и только из лесу доносится детский крик, но самого мальчика после этого случая так и не удается обнаружить[2257].

Ну, это в Пялице было у рыбаков, говорят дак. Вот сидел мальцик, кацал девушку (брат сестру), а отец с матерью на море уехали — семгу ловить.

В избе стемнело — не оказалось девушки в зыбке [люльке — В. Р.]. Потом отец пришел — нет девушки. Стал искать — нигде девушки нет.

Ну, тут бабушка была одна, колдунья, к ей пришли отворацивать [искать девушку, ворожить — В. Р.]. Она сказала, цто ее, верно, унесло из зыбки. Ну и науцила отца, цтобы он шел на гору Цернавку; а она посажёна, говорит, на пеньку. Он сел в карбас [вид судна — В. Р.] — три километра надо было ехать, и три километра пешком пройти.

Ну, оставил карбас, а сам побежал. А нужно было взять девушку левой рукой наотмашь и назадь не смотреть, що там делается. И он взял левой рукой эту девку в охапку, и бежал, назадь не оглядывался. Ну, взади в его бросали, кинали — он не обернулся, ницего. Только кинули в ногу, так нога болела три года, заживить ницем не мог. В карбас сел, дак карбас хотел опрокинуть [нечистый — В. Р.] (в море как тюлень выстает на лапы, готов его схватить). <…> А воду так взбушевал, что три дня нельзя было воду носить.

[Отец — В. Р.] притащил дочь через три порога, да благословил, да в зыбку склал. А он [нечистый — В. Р.] только вскричал:

— Караул, да моя будет! Все равно, — говорит, — моя будет.

Так она и сидела до двадцати пяти годов — никто не решался замуж взять. А она и сейчас еще жива — все в Пялицы живет[2258].