Гесериада - Автор Неизвестен

— Ах, ведь это правда, что я просидел сиднем целых девять лет: мой шлем покрылся ржавчиной! — и он стал протирать шлем синим конским пометом, отчего блеск его восстановился.

Тогда Гесер-хан, милостивый Богдо-Мерген, искоренитель десяти зол в десяти странах света, сед лает своего бурого коня, заключает в две вьючные сумы души скота, всяких видов шимнусова скота, навьючивает обе сумы на белоногого Шимнусова коня и, вместе со своею Тумен-чжиргаланг, держит путь ко всем своим родным местам.

Когда они так ехали, на самой дороге стало попадаться им множество диких мулов и лошадей и вот, при виде их Гесер говорит:

— Попробую: может быть, в самом деле у меня и плечи отсохли от девятилетнего сиденья в Мангусовой ставке? И он поскакал в галоп на своем буром коне, все время держа на виду диких мулов; между тем за ними бежит другой какой-то зверь. «Что это за странный зверь?» — думает он. Всмотрелся, и что же? Это оказывается вещий гнедой.

— Стой, мой вещий гнедой! — приказывает Гесер.

— Я хочу стрелять на скаку диких коней и мулов. Если же ты не остановишься, я прочь отшибу у тебя по щиколотку все четыре ноги!

Тогда вещий гнедой конь подбегает и, положив свою голову на шею бурого, со слезами говорит такие слова:

— Делает, бывало, моя Рогмо-гоа седельную подушку — олбок, так делает из атласа-маннук, именуемого ханхойя: пусть, говорит, седло будет видным! Делает, бывало, оторочку ленчиков-горби, так делает из золота: пусть, говорит, блестит! А попоной покрывает соболиною: в зимнее время, говорит, холодно! А кормила, бывало, по три раза в день, ячменем с пшеницею. В летние дни привяжет, бывало, в тенистом месте, а в полуденный зной даст испить ключевой воды. И угощает, бывало, и сахаром, и финиками, которые впору есть только благородным людям! А в ночное выгонит, бывало, на подножный корм: тоже ведь животина, говорит! Разлучен я и с Рогмо-гоа, и с тридцатью богатырями во главе с Цзаса-Шикиром, и со всеми твоими близкими. Загнала меня Тумен-чжиргаланг в глухой загон, загнала и заперла! Вот причина моих горестей и слез!

— Справедливо, — говорит Гесер, — справедливо ты высказал, мой вещий конь гнедой!

Трижды он накормил его ячменем с пшеницей, оседлал и тронулся в дорогу.

Едут они верхами, как вдруг на самой дороге стоит белая юрта-дворец, а возле нее удивительной красоты женщина. Выходя навстречу, эта женщина говорит:

— Пожалуй, грозный Богдо-Мерген-хан, государь десяти стран света, пожалуй отведать для дальнейшего пути чаю и супу-шолюну!

— Тумен-чжиргаланг! — говорит Гесер. — Ты поезжай прямо, а я остановлюсь! И он останавливается.

Пока Гесер сидел осматриваясь, женщина запрягла в плуг рогатых навозных жуков, вспахала пашню и, вырастив овес и пшеницу, стала засыпать в котел и поджаривать. И вот вышли у нее два печенья: одно с печатью, а другое без печати. Положив в чашку печатное печенье, она поставила его перед Гесером, а себе поставила печенье без печати и вышла.

Тогда три Гесеровы победоносные сестрицы, обернувшись одною птицей-кукушкой, садятся на дымник и говорят ему:

— Понимаешь ли ты, наш соплячок, в чем дело? Эта злодейка ведь не дает тебе, родимому, годной еды, а дает пищу с подмешанным ядом! Ведь эта негодница — родная тетка двенадцатиглавого Мангуса!

Тогда Гесер-хан подвинул женщине свое печатное печенье, а печенье без печати поставил перед собой.

Входит женщина и, видя, что Гесер не ест, хватает свою трехалданную дубину, подходит к нему и говорит:

— Сок-сок! Чего же ты сидишь, Гесер-хан? Кушай!

Он взял печенье без печати, стал его пробовать и говорит:

— Ешь и ты свое! Женщина, не заметив, что у нее печенье с печатью, взяла и съела.

— Сок-сок! — произносит она и хватается за свою трехалданную дубину, которою со словами «Гуру-сок!» трижды ударяет Гесера по голове. Тогда и Гесер, произнеся «Гуру-сок!», потянул ее за голову, и женщина вдруг превратилась в ослицу.

Поволок он тогда ослицу и, в присутствии Тумен-чжиргаланг, стал сжигать ее на огромном костре: превратится та в женщину — вопит; обернется опять в ослицу — ревет. Опалив ее до потери сознания, он без остатка сжег ее на костре.

Так искоренил он Мангусово племя, ибо пересилили Гесеровы гении-хранители.

15

По пути в Тибет Гесер обогащается, повстречав своего веселого товарища Сегельтея

Покончив с Мангусом, Гесер продолжал свой путь. Вот едет ему навстречу Сегельтей, уроженец улуса Урук, едет на своем буланом коне, с колчаном, набитым стрелами с толстыми железными наконечниками, едет и вслух похваляется:

— Нет на сей земле такого человека, который бы испугал меня!

«Ого! Кто же это может быть?» — думает Гесер и, поспешно скрывшись в лесной чаще, тихонько привязывает к дереву своего вещего гнедого коня, и садится в засаду у самой дороги, держа наготове свою большую стрелу. Подъезжает Сегельтей. Тогда Гесер с криком выскакивает и целится в него. Сегельтей бросился бежать, а Гесер окликает его.

— Эй, Сегельтей, поди сюда! — Тот оглядывается и видит Гесера: — Смотрите-ка! Да это окаянный Гесер! — и Сегельтей подъезжает к нему и здоровается.

— Как же это, — спрашивает Гесер, — как же это ты только что говорил, что на земле нет человека, которого б ты испугался, а теперь вот удирал от меня?

— Ты прав, — отвечает Сегельтей. — Ведь я не имел в виду тебя.

— Ладно, поедем! — говорит Гесер, и они поехали вдвоем. Сегельтей говорит:

— Вот ты, Гесер один раз напугал меня, а теперь я один раз напугаю тебя. И напугаю до того, что, гонясь за тобою вниз, оторву у тебя подхвостник; гонясь вверх, оторву нагрудный ремень, гонясь наперерез, оборву подпругу!

Гесер согласился, и они поехали дальше.

— Неужели, — продолжает Сегельтей, — неужели мы с тобой, Гесер, действуя в содружестве, останемся с пустыми руками? Давай-ка посягнем на какой-нибудь улус и тогда будем возвращаться с захваченным табуном.

Гесер согласился и, отправившись вдвоем, они угнали табун в улусе, называемом Саб, и вернулись.

Некий Рунса из Сабского улуса оседлал своего вороного коня, наполнил колчан своими остроконечными стрелами, надел свой каменный панцирь и пустился за ними в погоню.

Тогда оба заспорили, и Сегельтей вызывается выйти погоне навстречу; Гесер просит его остаться, а сам собирается выезжать навстречу. Сделали жребьи-дощечки и предложили Тумен-чжиргаланг их метать, и вот по брошенному ею жребию