Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

попустить даже убийство своих близких: пусть себе убивают! Или попустить их плен: пусть себе берут в плен!

И с этими словами ворон улетел.

«Эх, правда ведь в его речах! — думает Гесер. — Как это я забылся?» И он поспешно входит в дом, но опять Тумен-чжиргаланг, по-прежнему, спросив его: «Хочешь испить, мой грозный Богдо?» — подносит ему то же самое свое питье и погружает его в забытье.

Когда, на другой день, он опять сидел на балконе, пробегает лиса.

— Ах, бедняжечка! — шутит Гесер. — Эта лиса, должно быть, направляется в степь в поисках за сухожилиями?

И лиса дала ему отповедь в тех же словах, как только что ворон, и убежала.

— Ах, отчего же произошла моя забывчивость? — говорит Гесер-хан, поспешно направляется в свои покои, но сейчас же Тумен-чжиргаланг дает ему своего питья и погружает в забвенье.

* * *

Царкин, Санлун, сын Цзасы, Лайджаб и Уцзесхуленгту-Мерген-хя, все вчетвером, восходят на вершину высокой горы и совершают плач в память своего Гесер-хана. Плачут, кружась в небе, и три сестры Гесеровы, его гении-хранители, плачут обернувшись тремя журавлями.

Когда кончился плач, говорит Уцзесхуленгту-Мерген-хя:

— Смотрите, не хубилганы ли эти журавли? Раньше чем плакать нам, они стали кружиться над нами, и отчего бы у них такие скорбные голоса?

Тогда сын Цзасы, Лайджаб, произнес хвалебный плач журавлям:

— Увы, мой родимый Богдо, искоренитель десяти зол в десяти странах света! Верхняя часть твоего тела исполнена признаков будд десяти стран света, средняя — четырех великих тэнгриев-махараджи, нижняя — четырех драконовых ханов. Одно твое перерождение являет тысячу пятьсот хубилганов: какой же его хубилган являют эти журавли? Увы, здесь горе, беда: спуститесь к нам! И он поклонился до земли. Тогда хубилган-журавль — то была сестра Гесера, Чжамцо-дари-удам — спускается и садится пред ними. Уцзесхуленгту-Мерген-хя стал задавать ей вопросы, но она не отвечает. Тогда они решают написать Гесеру письмо и изложить в нем все свои настоящие обстоятельства. К чему подробности? Они сами подробно написали ему обо всех утратах и обращаются к ней:

— Но, быть может, увы, умер наш Гесер-хан? Если же он не умер еще, то передай ему это наше письмо: по крайней мере он будет знать!

Журавли полетели, и, проводив их, радостно беседуют все четверо: — Не иначе, что журавли-то — хубилганы нашего Богдо!

* * *

В тот момент, как журавли подлетали, Тумен-чжиргаланг с Гесером вдвоем сидели на балконе дворцовой стены. Не спускает с Гесера глаз Тумен-чжиргаланг, почуяв думы его о родной стороне; выйдет Гесер — и она выходит; войдет Гесер — входит и она.

Кружатся журавли по поднебесью и, кружась, думают: может, прочесть это письмо Тумен-чжиргаланг и хитростью не пустить Гесера. Тогда навели они волшебною силой ливень с градом. Как только пошел дождь, Тумен-чжиргаланг убежала в покои, а Гесер проглотил упавшую ему на лицо крупную льдинку, и с ним сделалась рвота. Когда же затем журавли сели перед ним, он воскликнул:

— Ах, что же это? Как похожи эти журавли на журавлей тибетской земли! Что за чудные журавли!

Он подзывает журавлей к себе, и те, приблизившись, сбросили с шеи своей письмо, и улетели. Прочитав письмо, Гесер разразился громкими воплями и рыданиями:

— Ведь дело идет о благородном Цзаса-Шикире, о тридцати богатырях и Рогмо-гоа! Как же я позабыл о них?!

Зная, что Гесеров вещий гнедой конь может говорить с Гесером, Тумен-чжиргаланг поймала его, приманила на овес и пшеницу-буду, завела его в большое, наглухо заколоченное строенье — байшин, стреножила его железными путами, зануздала его железным недоуздком и привязала его к огромному столбу. Один день сена давать — так даст, а нет — так морит голодом.

Услышав Гесеров плач, вещий гнедой конь не может сдержать своего гнева: он сбивает ногой железные путы, рвет железный свой недоуздок, выбивает ворота в наглухо запертом байшине, вырывается на двор и плачет, подбегая близко к Гесеру, и говорит такие слова:

— Видно, худы стали тебе и твой старший брат, благородный Цзаса-Шикир, и тридцать твоих богатырей, и ставка твоя, полная драгоценностей, и все твои вещи! Но милы тебе стали двенадцатиглавый Мангус да ханша твоя, Аралго-гоа! А теперь вот плачешь ты, не зная куда себя девать! И проговорив эти слова, конь ушел.

— Правильно говоришь, мой вещий конь гнедой! И Гесер подзывает к себе своего вещего гнедого, но тот уже куда-то скрылся.

Тогда Гесер поспешно вбегает в дом и с гневом говорит, — обращаясь к Тумен-чжиргаланг:

— Коварная притворщица! Подавай сюда мой шлем цвета блистающей росы, мой иссиня-черный панцирь, унизанный драгоценными камнями! Где все вообще мои драгоценные доспехи? Подавай их сюда!

— Ах, что это значит? — говорит Тумен-чжиргаланг. — Что это значит, что и ты, как Мангус, обзываешь меня коварной притворщицей? А я еще извела своего нареченного мужа-Мангуса, не успел ты прийти из тибетской земли, ты, простолюдин, верхом на гнедом шелудивом третьяке! И она принялась плакать.

Гесер уже взял уздечку своего вещего и пошел звать его:

— Ко мне, мой вещий конь гнедой!

Но не является его вещий гнедой.

Тогда с горькими слезами молит он трех своих победоносных сестер:

— О, сыщите и дайте мне, сестры мои, моего вещего гнедого коня! И отвечает ему с неба сестра его, Чжамцо-дари-удам: — Твой вещий гнедой конь рассердился на тебя и сам, пожалуй, не придет. Поезжай ты вот на этом буром шимнусовом коне, называемом Дармати: авось на дороге поймается и вещий гнедой, оказавшись в многочисленном стаде диких мулов!

Тогда Гесер выводит бурого коня и, поставив затем жертвенник, обращается с молитвой ко всем своим небесным покровителям:

— Выслушайте меня терпеливо и благосклонно, все мои покровители, которым я воздвиг этот жертвенник. Я пришел сюда уничтожить злокозненного Мангуса, но в то время, как я уничтожал его, на моих милых Цзаса-Шикира и тридцать богатырей напал, говорят, враг, и я намерен преследовать посягнувшего на меня врага. А сейчас я буду сжигать ставку ненавистного врага и потому обращаюсь с просьбой ко всем и каждому из вас, мои покровители: что ни есть у вас дерева — каждый бросайте сюда по полену, что ни есть у вас аргала — каждый бросайте сюда хоть по осколку конского помета!

Многочисленные гении-хранители были растроганы и полностью ниспослали, по слову Гесера, все просимое им топливо. Разведя огромный костер, он стал жечь Шимнусову ставку в великом пламени, а Тумен-чжиргаланг извлекла все спрятанные его доспехи, как