Ненастоящий герой. Том 6 (СИ) - N&amp

Подарок, который может изменяться после вручения. Маркиз уже сильно сомневался, что получил тот исключительно от скуки и прихоти дарителя, хотя, возможно на тот момент все так и было.

Перстень Безграничной Мглы.

И пусть уникальный артефакт уже обратился в опыт и стал частью самого фор Корстеда, но тот навсегда остался в памяти, как бесценный дар зловредного хозяина Летающей Лавки.

Но что на счет третьего?

И лишь дар третий не чета собратьям.

Он прост и ясен. Без фальши. И без лжи.

Подобен полным нежности объятьям,

Которыми мы с детства дорожим.

Здесь тоже все оказалось до смешного просто. Радремон не сохранил подарок при уничтожении Перстня, посчитав тот бесполезным в грядущей схватке, однако сейчас, стоило ему пожелать, и в его руке, как по волшебству, появилась невзрачная колба с синей пылью. И она будто до их пор хранила тепло крохотной детской ладошки и чистоту искренней улыбки, с которой погибшая вскоре кроха вручала эту безделицу маркизу.

Фор Корстед сжал пальцы. Колба лопнула, пронзив ладонь осколками, пыль разлетелась во все стороны, но боли не пришло. И лишь перед глазами поплыли строки системных сообщений.

[ Условия выполнены.]

[ Смена статуса.]

[ Статус Куратор изменен. Новый статус: Администратор.]

[ Разблокировка функционала.]

[ Функционал полностью разблокирован.]

[ Доступна возможность влиять на весь мир и любые проходящие в нем процессы.]

[ Система больше не властна над Вами.]

Конечно не властна. Ведь теперь Радремон чувствовал в себе силы самостоятельно управлять системой.

Сложно описать ощущения разом нахлынувшие на фор Корстеда. Он будто был слеп, а теперь прозрел. Будто был глух, а теперь услышал. Будто никогда не дышал, а теперь вдохнул аромат столь прекрасный, что им одном можно останавливать войны и приводить к покорности целые нации.

Но, что куда важнее, он, словно продолжение собственных пальцев, ощутил потоки окружавшей его силы и просто-напросто развеял грозивший уничтожить его топор.

После чего, прямо на глазах у так и не изменившегося в лице старика, Радремон поднялся в воздух, раны его затянулись, и даже родовая броня приняла практически изначальный вид, как если бы ее совсем недавно изготовил великий артефактор.

Не мешкая, фор Корстед притянул к себе всю находившуюся неподалеку ману, щедро замесил ее с клубившимся вокруг него мраком и вылепил исполинское копье, отдалено напоминавшее Калечащий гарпун тьмы. И тут же метнул свое творение в Непожертвовавшего.

Радремон уже готовился к новому витку сражения, однако к его величайшему удивлению, старик даже не предпринял попытки защититься. Копье пронзило того насквозь, протащило по каменным плитам и пригвоздило к лакированной стойке, словно муху. Статную муху в изысканном черном двубортном сюртуке с золотыми пуговицами.

И лишь в последнее мгновение, в его затухающих глазах, в самой их глубине, маркиз увидел эмоцию, которую не смог интерпретировать никак кроме удовлетворения и ожидания предстоящего отдыха. Заслуженного и долгожданного.

Однако времени разбираться в хитросплетениях планов и замыслов павшего врага — или скорее предшественника — у фор Корстеда не было. Он ощутил, как Миткалас расползается по швам, словно старая затасканная псами игрушка. И если раньше он бы этому лишь порадовался, то теперь…

Радремон махнул рукой и перед ним появилась сфера голубой планеты с разбросанными по ней кляксами материков. Вокруг же величественно плыли чуть меньшего диаметра шарики алой Тулиамоны и серебряной Ханиамоны.

Маркиз усмехнулся.

По его желанию сферы увеличились в размере, и фор Корстед по локоть погрузил руки внутрь.

Он чувствовал, что справится.

Эпилог

Солнце медленно утопало за горизонтом, окрасив воды Хмарского залива в багряное золото. Похожие на клочки немного запылившейся ваты облака величественно плыли по лазури вечернего неба, отбрасывая длинные мягкие тени. Беззаботно перекрикивались чайки. О чем-то тихо шептались волны, нежно лаская нагретые за день прибрежные скалы.

Правы были тогда старики. Воистину чарующий и преисполненный умиротворения вид открывался с вершины утеса близ Гатонды. Такой, ради которого можно и потратить пару часов, карабкаясь по камням.

Ну или просто перенестись, взяв с собой всех, кто дорог твоему сердцу.

Но это только если ты обладаешь практически безграничными силами.

Например, как Радремон.

— Как же здесь красиво, любимый!

Ноздрей фор Корстеда коснулся легкий запах лавандовых духов, а следом его грудь оплели руки самой прекрасной из женщин.

Луиза.

И пускай ее кожа блестела эбонитом в лучах заходящего солнца, а волосы не напоминали струящиеся колосья спелой ржи, но Радремон всем сердцем чувствовал — это она! Та, ради которой стоило перевернуть весь Митакалас и сойтись в неравной схватке с последним осколком божественных сил старого мира.

— Диутрам, Сунтмина, осторожнее! — крикнула Луиза, когда дети, хохоча, пробежали в опасной близости от обрыва.

— Хорошо, мам! — хором ответили те, продолжая преследовать старую, но все еще бодрую собаку по кличке Нама.

Даже ее Радремону удалось выдернуть из небытия, отыскав в чулане душ клятого Миткаласа.

Или уже не такого и клятого?

— О чем задумался, дорогой? — спросила фор Корстеда Луиза, всем телом прижавшись к гладкой родовой броне, ставшей теперь частью его сущности. — Неужто слуги в замке опять забыли протереть картину с изображением твоей спаты?

— Не обращай внимания. — Радремон улыбнулся одними глазами и положил ладони на руки жены. — Все хорошо. Особенно рядом с тобой. Люблю тебя.

— И я тебя.

Фор Корстед вывел Луизу из-за своей спины, и теперь уже он обнимал ее сзади, положив подбородок ей на макушку. Так они и стояли, любуясь закатом, и слушая крики чаек и смех детей.

Который довольно скоро сменился плачем. Ведь дети по-другому не могут.

— Папа, Трам опять назвал меня толстой! — к ноге Радремона прижалась малышка со светлыми, как у мамы, волосами.

— Мина врет! — вторую ногу оккупировал темноволосый парень и показал сестре язык. — Я всего лишь сказал, что если она и дальше будет столько есть, то скоро Хапи не сможет ее поднять.

— А вот и сможет! Сможет! Она сильная!

— Тише, дети. — Луиза с улыбкой принялась гладить обоих отпрысков. — Или дядя Банарв не станет мастерить вам новые игрушки.

Малыши притихли. Но ненадолго.

— А дядя Банарв покажет снова свои шрамы? — с надеждой в голосе спросил Диутрам. — Круглые. Он говорил, что его грыз дракон! Представляешь⁈ Настоящий! А еще…

— Нет, пусть лучше расскажет историю про проклятых сестер! — перебила брата Сунтмина. — Особенно про Бешеную! У него так интересно получается! Мам, я когда вырасту, тоже стану Бешеной!

— Конечно, милая. — легко согласилась Луиза. — Ее ножи уже ждут тебя в замковой сокровищнице.

— А я тогда буду сильным, как сам Висчорн Крушитель! — решил не отставать Трам. — Хотя нет. Лучше стану магом. Как папа!

— Нет я, как папа!

— Нет я!

— А спорим, я поймаю Наму раньше тебя?

— Ни за что не проиграю девчонке! Я Висчорн Круши-и-итель!

И вновь, звонко смеясь, дети принялись гоняться за собакой. Радремон же вспомнил о Бешеной.

Обретя практически безграничное могущество, он вернул к жизни павших за него спутников. Но не всех. А только тех, кто погиб от обычной магии или честной стали. Остальных же, пораженных Коррозией души, оживить не удалось даже ему. Именно из-за повреждения той самой души.