Рожденный из камня - Семен Израилевич Липкин

обрела покой. Много здравиц было сказано, а последнюю провозгласил Назрей Длиннобородый:

— Да не будет отныне человек убивать человека. Пусть каждый отдает свои лучшие одежды и лучшую пищу тому, кто победнее. Пусть никогда не разлучаются свод неба и прелесть земли. Пусть каждому ребенку пойдет впрок материнское молоко — будь то молоко женщины из рода нартов или женщины из рода чинтов!

Заключив мир на все времена, воины стали возвращаться по домам. Сердце Сосруко волновалось волнением, соприродным светлому волнению травы и воды. В этот день не войско над войском, а добро над злом одержало святую победу. Земля, казалось, пела под ногами Тхожея, и счастливый Сосруко не заметил, что он ускакал от своего войска. Так домчался Рожденный из камня до верховья реки. Лицо молодого нарта было смуглым, а шлем его светился как заря. Сосруко подъехал к кургану и увидел на нем плачущую женщину. От ее рук исходило сияние. У кого еще из нартских женщин были сияющие руки? Понял Рожденный из камня, что это Адиюх оплакивает своего мужа. Вдова плакала неслышно, а река ревела сердито и громко. Сосруко спешился и взбежал на курган.

— Какое горе тебя гнетет, красавица? Кого ты оплакиваешь? — спросил Сосруко. Но Адиюх молчала, ибо всего лишь больше года была она замужем и не вправе была, по нартскому обычаю, разговаривать с посторонним мужчиной. Сосруко знал этот обычай, успокоил ее: — Ты можешь говорить со мной, ибо не праздный разговор поведем, горе у тебя.

— Моего горя ты не развеешь, — отвечала Адиюх. — Не прерывай, всадник, из-за плачущей женщины своего пути.

— Нарты говорят: «Если мужчина поможет женщине в ее горе, то путь мужчины будет счастливым», — сказал Сосруко. — Я должен вернуться к своему войску, но скоро мы увидимся опять, я прискачу сюда. Подумай до нашей второй встречи: могу ли я тебе помочь? Прошу тебя, сделай мой путь счастливым!

Сказав так, Сосруко сбежал с кургана, взлетел на бегу на коня и помчался к берегу бурной реки: он решил переправиться на противоположный берег, а потом спуститься к низменности, где его войско устроило краткий привал. Адиюх следила за всадником. Не утруждая себя поисками брода, он ринулся в реку.

«Судьба Псабыды ждет его, он утонет! — подумала Адиюх, но вдруг увидела, что всадник благополучно переправился на другой берег. Адиюх удивилась: — Псабыда хвастался, что нет ему равных среди нартов, однако он переправлялся через нашу бурную, сердитую реку только по моему полотняному мосту. Впервые за время нашего супружества я не перекинула мост через реку, и вот я теперь сижу на кургане и оплакиваю мертвого мужа».

Адиюх не могла оторвать глаза от всадника, чей шлем светился как заря. Она поклялась в сердце своем: «Клянусь Донбеттыром, властелином морей и всех соленых вод, клянусь богиней рек, родников и озер, я испытаю мужество неизвестного всадника!» И, решив так, Адиюх воскликнула:

— Донбеттыр, властелин морей и всех соленых вод! И ты, богиня рек, озер и родников, ты, которая, помогая людям, вертишь днем и ночью колеса наших мельниц! Умоляю вас: превратите ясный день в темную ночь, поднимите бури и ураганы, чтобы река затопила землю, чтобы небо разрывалось на части от грома и молнии!

Властелин морей и богиня рек снизошли к просьбе Адиюх. Ясный день превратился в темную ночь, река разгневанно затопила берега, небо разрывалось от грома и молнии. Казалось, рушится мир. Все в нем содрогалось и падало. Среди грома и молнии послышался топот коня: то вернулся всадник.

— Зачем ты вернулся? — спросила Адиюх.

— Мог ли я скакать дальше, оставив тебя одну в такую ненастную ночь? Не к лицу мне покидать на произвол судьбы одинокую женщину, плачущую на степном кургане.

— Но ты ведь уже переправился через реку. Разве ты не боялся переправиться через нее снова, возвратиться назад? Посмотри, как река сердится, как она злится!

— Не я переправился через бурную, сердитую реку, а мой конь. Там, где мой конь не боится, нечего бояться и мне.

Такой ответ понравился Адиюх. А так как гром продолжал греметь, ураган ревел, лил сильный дождь, то всадник сел рядом с Адиюх и укрыл ее своей буркой. И едва Адиюх оказалась под буркой нарта, ночь превратилась в солнечный день, река вошла в свои берега, небо стало голубое, земля расцвела. Один лишь могильный курган был черен, ни одной травинки не взошло на нем.

— Посмотри, — сказала Адиюх, — земля кругом расцвела, радуясь жизни, и только на кургане нет ни единой травиночки, хотя весь мир сияет в цветах. Почему так случилось?

— Тот, кто лежит под этим курганом, любил, видно, только самого себя, не любил жизни, цветущей вокруг него, потому-то ни одна травинка не взошла на его кургане.

Сказав так, нарт взглянул Адиюх в глаза. Адиюх отвела их и тихо промолвила:

— Тот, кто лежит под этим курганом, любил меня. И я его любила: он был моим мужем.

Молодой нарт сказал:

— Тот, кто лежит под этим курганом, делал зло. Он грабил даже своих сородичей. Только дурная женщина могла его любить. А разве ты дурная женщина? Нет, не любила ты его, и он тебя не любил. Если бы вы любили друг друга, то этот курган покрылся бы сияющими цветами.

Сердце Адиюх загорелось. Загорелось и сердце нарта. Такое пламя охватило его, что Адиюх воскликнула, отодвигаясь:

— Ты пылаешь, как Сосруко, Рожденный из камня и закаленный Деветом, первым нартским кузнецом!

— Я — Сосруко, — ответил Сосруко и снова взглянул Адиюх в глаза, а она опустила их.

Долго они сидели рядом, Светлорукая и Сильнорукий, а потом Адиюх вышла из-под бурки и стала разгребать курган, говоря:

— Не хочу, чтобы мои руки возвели курган над могилой того, кто не любил жизни, не любил меня, кто любил только себя самого.

Но Сосруко сказал ей:

— Напрасно ты трудилась, когда воздвигала курган, напрасно трудишься сейчас, когда разгребаешь его. Пусть останется этот курган на земле. Пусть, глядя на него, устыдятся те, кто не любит жизни, а любит только себя.

И поныне стоит полуразметанный и голый курган в степи, ни единой травинки нет на нем, а кругом земля сияет цветами. Если же говорить об Адиюх, то она стала женой Сосруко, и хороший дом построили для них горбоносый Янд и его помощники, и хорошую кошму сделала для них Фатимат, и на кошме