Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова

а у них три сына было: «Ступайте в деревню, чтобы похоронили». Вот двое поехали, а третий остался. Забрались они на печку. Вдруг у мертвеца рука отвалилась. Жена-то боится, она и говорит сыну: «Подними папенькину ручку, положи и скажи: „Папенькина ручка, лежи, Христос с тобой"». Сын так и сделал. Вот сидят они дальше. Вдруг у мертвого нога отвалилась. А страшно. Жена опять говорит сыну: «Подними папенькину ножку, положи и скажи: „Лежи, папенькина ножка, Христос с тобой"». Сын опять так сделал. На третий раз колдун сам встает, к печке идет, за опушину[203] берется. Тут жена и говорит: «Хоть бы нас Господь спас, я бы 9 раз к Соловецким [в Соловецкий монастырь] сходила». А ён уж на печку. И только сказала, будто священник зашел да крестом по лбу колдуну как дал. Он и пал. Тут жена взмолилась: «Миленький ты мой, подожди, не уходи, пока мои не вернутся». Ей ведь страшно, что колдун-то на полу лежит. А священник ей отвечает: «Благочестивая женщина, положи его, он не встанет». Она снова взмолилась, не уходи, да не уходи. А он ей: «Не бойся ничего, скоро твои придут. А там беда еще больше, там меня ждут». И только сказал, как мужчина и два ее сына в двери вошли (Вологодская обл., Белозерский район, Олькино, 1988).

№ 409. У двоюродной сестры две коровы было, так она их поутру выпустила. Другие домой пришли, а их нету. Искали, искали. Легла, говорит, а мне и снится Никола-то Угодник, точно на иконе. Перед сном-то я молилась: «Никола-кристе, Господи Божи, скажи, где коровушки, приснитесь-покажитесь». Пришел, говорит: «В уроцище[204] они, в этой полянки-то». Они [хозяева коров] еще до солнышка побежали. Пришли, а коровы стоят. Как туда зашли, не знаю. Нашли их, а то нигде не промыргали[205]. А на вторую ноць Никола ей и сказал: «Большы так не выпускай. Ты их, наверно, поругала, сказала: „Понеси вас леший"», — тетка Маня рассказывала (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, Митрофанове, 1989).

№ 410. Жила старушка. Ночью во сне сказал Господь, что в гости придет. Утром стала готовиться, пироги печь. Нищий к утру пришел, она его не пустила, сказала, что некогда. Второй раз к ней нищий пришел днем, она его опять не пустила в дом. К ночи пришел нищий в 3-й раз, она опять сказала, что некогда, отправила в соседний дом. Ночью пришла к ним и спросила про нищего. Ей сказали, что за печкой спит. Она поглядела, за печкой нет никого. Господь может в разные виды превращаться, вот и тут превратился в нищего (Вологодская обл., Кирилловский район, Благовещенское, 1979).

№ 411. В Старой Руссе есть икона, большая такая, Старорусской Божьей Матери. Вси ходили на ею молиться. А в войну немцы хотели ею увезти, у их икон-то нету. Погрузили, так только до Новгорода довезли, а там как встала, так с места ею не скрянуть[206]. Тягали, тягали — ничего, так и оставили.

А раз засуха была, так в поля вывозили икону эту, молебен служили, батюшка по дворам ходил, а то скот горазд пал (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).

№ 412. В Маркови, где церковь, в икону кто-то выстрелил, и он закаменел, парализовало его. В войну это было (Новгородская обл., Старорусский район, Чижово, 1990).

№ 413. Низина у нас была, все говорили, там когда-то проваливши была церковь. Раз идем перед Рождеством с дедушкой в церкву, а мороз горазд сильный был. Дедушка уши опустил, уши в шапке. А мне кажется, как певчие поют. Я говорю деду: «Дедушка, послушай, что там в елках». Дедушка стал, уши поднял у шапки, постоял, послушал, потом перекрестился, завязал шапку, меня за руку взял. «Пойдем, — говорит, — внученька». И мы ушли с того места. Слышал он, аль не? (Новгородская бол., Старорусский район, Святогорша, 1990).

№ 414. Проваливша церковь была у нас. Меня раз туда черти завели. Они лошадям обернулись и вели меня. А про церкву-то говорили, что была Литва какая-то, безобразили в церкви, на лошадях въезжали, вот она и провалилась (Новгородская обл., Старорусский район, Гривы, 1990).

№ 415. Два Бога было, первый-то Бог Саваоф, а второй Иисус Христос. Саваоф все сдал, что сотворил, Христу — и лес, и небо. Да, два Бога было (Тверская обл., Осташковский район, Новая Скрибель, 1992).

№ 416. Легенда об исходе иконы Михаила Архангела из церкви, которую потом сожгли.

У нас в Носовицах церковь была, Михаила Архангела, деревянная. Дьячок напротив жил, а у него зять коммунист был. Вот этот зять и еще двое в деревне согласились, взяли обобрали церковь. Крест золотой аль серебряный, я уж не знаю, чаша там была, иконы. Спасителя взяли, Мать Богородица, Михаила Архангела взяли. Взяли обобрали и подожгли. Так уж так горела, что вишь свечка. Ничего там, чтобы искра или что. Не ахти там было построек, четыре дома там было, четыре или пять, никого не затронуло, никто не сгорел. Чисто как свечечка горела, как свечечка.

Его-то, вишь, весной сожгли, а зимой вот было дело. Лопатино, а там Гридино. Мужчина из Лопатана ехал с дровам. Едет он, едет, наверно, часов в 12 так едет. Господи! Что это такое! Несут! Весь он так и сияет, так и сияет, как весь в огнях или в золоте! А второго несут, темный такой, как в гробу. Темный, темный такой. А впереди этого идет мужчина. А этому мужчине, который с дровам, говорит: «Возьми в сторонку! Станьте в сторонку!» Я, говорит, встал в сторонку. Так и несут. Так какая ужасть-то! А это Михаила Архангел выходил оттуда в Оселок, на Лопатино в Оселок. И такой страсти-то! И говорит, сильно много народу, много народу-то.

Приехал в Носовицы, стучится: «Петр Иваныч! пусти ты меня, пусти!» — «Что с тобой, Иван, что ты такой?» Он лошадь распряг, зашел, его так и колотит. Ему потом ничего такого не было, чтоб его показнили или что.

Светлый — это Михаил Архангел, а это темный царь, темный царь.

Это было зимой поране, а церковь сгорела весной, в мае, наверно, девятого. Это знать давали.

У меня, муж, этта, был рыбак. А я пошла с рыбой в Лопатино. На ночь, думаю, пойду, рыбу продам, утром приду, на работу. Пошла, помолилась на церковь: «Михаила Архангел, поможи мне, Господи». Я иду оттуда утром: «Слава тебе, Господи, дошла». Смотрю, как ништо не так.