Легенды древнего Крыма - Игорь Николаевич Кузнецов

Поняв, что замысел его провалился, хан бросил на произвол судьбы своих сообщников в городском бассейне. Там он сидел до утра в надежде, что кто-нибудь придет за водой и поможет ему незаметно исчезнуть из города. Утром он услышал знакомый голос и вышел из своего убежища. Оказалось, что это был его слуга.

Канавой, по которой стекает к морю дождевая вода, слуга вывел своего хозяина за город.

– Беги мой повелитель, – сказал он. – Беги в те края, где тебя еще не знают.

– А сокровища? Мои сокровища! Я должен захватить их с собой.

– Но, повелитель, тебе опасно показываться дома. Тебя разыскивают по всему городу. А разыщут – пощады не жди. Я сам своими ушами слышал, какие страшные проклятия сыпались на твою голову. Город бурлит от негодования. Беги!

– Ты мне смеешь указывать! – закричал хан. – Я сам знаю, что мне делать!..

Придя домой, Мамай почувствовал себя в безопасности и начал мечтать о том, как он в конце концов захватит Кафу и отомстит за свое вчерашнее поражение. «Я богат, – думал он. – У меня есть сокровища, при помощи которых я подкуплю стражу и градоправителей, посею смуту и недовольство среди горожан. Люди всегда склоняли головы перед золотом, перед силой. Я сильный, я поставлю всех на колени!»

Мамай бежит с поля боя. Миниатюра Лицевого летописного свода

А в это время дом, в котором находился Мамай, был окружен. Услышав гул голосов и бряцание оружия, Мамай схватил меч и выскочил наружу.

– Смерть тебе, жестокосердный и коварный человек! – закричала вооруженная толпа, увидев Мамая. – Ты надругался над нашим гостеприимством, ты опозорил наш город, ты пролил кровь наших жителей! Смерть тебе! Смерть! Смерть!

И в тело Мамая вонзились десятки пик.

– Постойте не убивайте, – прохрипел хан. – У меня сокровища, я дам вам много золота…

Даже в эту минуту он все еще надеялся жить, чтобы со временем завоевать мир и расправиться с ненавистным ему человечеством. Но душа покинула его тело прежде, чем дневное светило покинуло землю.

Когда совсем стемнело и нельзя было отличить белую нитку от черной, слуга отыскал иссеченное тело своего властелина и похоронил его далеко за городом Кафой. Вскоре на том месте появился курган, который люди назвали Мамаевой могилой.

(Из собрания В. Кондараки)

Окаменелый корабль

Взойдите на Отлу-кая и поглядите на Коктебельский залив. Что за вид! Море синею эмалью врезалось в широкий, ласковый пляж и слилось на горизонте с лазурью южного неба. Как крыло чайки, бросившейся в волну, белеют паруса турецких фелюг, и дымок парохода убегает за дальний мыс Киик-Атлама.

Ушли все, и только один парус застыл на месте. Дни и ночи, годы, сотни и тысячи лет он не движется с места. Окаменел.

И моя мать рассказывала, бывало, в детстве, как это случилось.

Святая Варвара скрывалась в крымских горах. По пятам преследовал ее старый отец Диоскур и, наконец, почти нагнал у Сугдеи. Но не настало еще время Варваре принять мученический венец. Одна гречанка из Фул, небольшого городка между Кара-Дагом и Отузами, узнав, что гонимая – христианка, приютила ее у себя, укрыла на время от преследования. И случилось чудо. Сад гречанки, побитый морозом, вновь пышно зацвел, а глухонемой ее сын стал различать речь. Заговорили об этом кругом. Дошла весть и до язычника-отца. Догадался Диоскур, кто скрывается у гречанки, и ночью окружил ее дом.

Как была, в одной рубашке, бросилась Варвара к окну, и, незамеченная преследователями, с именем Иисуса на устах, бросилась в колодец. Поддержали упавшую Божьи ангелы и отнесли подальше от Фул, к подножью Отлу-кая.

В эту ночь у Отлу-кая остановилась отара овец. Задремавший пастух, молодой тавр, был донельзя поражен, когда рядом с собой увидел какую-то полунагую девушку.

– Кто ты, зачем пришла сюда, как не тронули тебя мои овчарки?

И Варвара не скрыла от пастуха, кто она и почему бежала.

– Глупая ты, от своих богов отказываешься. Кто поможет тебе в горе и беде? Нехорошее дело ты затеяла.

Но, заметив слезы на глазах девушки и как дрожит она от холода, пожалел ее, завернул в свой чекмень.

– Ложись, спи до утра. Ничего не бойся.

Было доброе намерение пастуха.

Прошептав святое слово, уснула Варвара под кустом карагача. Раскинулись пышные волосы; разметалась вся; красавицей лежала. И не выдержал пастух. Нехорошо поглядел на нее. Бросился к ней с недоброй мыслью, забыв долг гостеприимства. Бросился… и остолбенел, а за ним застыло и все стадо. Окаменели все. Только три овчарки, которые лежали у ног святой, остались, по назначению Божию, охранять ее до утра.

С первым утренним лучом проснулась Варвара и не нашла ни пастуха, ни стада. Вокруг нее и по всему бугру, точно овцы, белели странные камни, и между ними один длинный, казалось, наблюдал за остальными. Жутко стало на душе девушки. Точно случилось что. И побежала она вниз с горы, к морскому заливу. Впереди бежали три овчарки, указывая ей путь в деревню. Удивились в деревне, когда увидели собак без стада. Не знала ничего и Варвара. Только потом догадались.

У деревни, в заливе, отстаивался сирийский корабль. Он привез таврам разные товары и теперь ждал попутного ветра, чтобы вернуться домой.

Донес ветерок до слуха Варвары родную, сирийскую речь. Пошла она к корабленачальнику и стала просить взять ее с собой. Нахмурился суровый сириец, но, поглядев на красавицу девушку, улыбнулся. Недобрая мысль пробежала в голове.

– Хоть и нет у нас обычая возить с собой женщин, а тебя возьму. Ливанская ты.

Радовалась Варвара, благодарила. Еще не было у нее дара предугадывать будущее. Подул ветер от берега. Подняли паруса, и побежал корабль по морской волне.

Варвара зашла за мачту и сотворила крестное знамение. Заметил это корабленачальник и опять нехорошо улыбнулся. Тем лучше! А потом позвал девушку к себе, в каюту, и стал допытывать как и что. Смутилась Варвара и не сказала правды. Жил в душе Иисус, а уста побоялись произнести Его имя язычнику. И затемнились небеса; с моря надвинулась зловещая, черная туча; недобрым отсветом блеснула далекая зарница. Упала душа у Варвары. Поняла она гнев Божий. На коленях стала молить простить ее. А навстречу неслась боевая триера, и скоро можно было различить седого старика, начальствовавшего ею. Узнала Варвара гневного отца; защемило сердце, и, сжав руки, стала призывать имя своего Господа.

Подошел к ней корабленачальник. Все сказала ему Варвара и молила не выдавать отцу. Замучит ее