Искра божья - Глазырина Елена

Подгоняемые монахом животные резво подтащили телегу к придорожному исполину. Юноша выпрыгнул из телеги и с любопытством уставился на мёртвую девочку, повешенную за шею высоко на дереве. На ближайших к покойнице ветках чинно расселось растрёпанное вороньё, разомлевшее от жары и обжорства. Грудь ребёнка закрывала табличка с корявой надписью: «STREGA».

Похоже, тело висело тут уже не первые сутки: пернатые падальщики успели сильно изуродовать ребёнку лицо и выклевать глаза. Одежда покойной висела на трупе жалкими лохмотьями, едва прикрывая тщедушное тельце. Искалеченные пальцы с вырванными ногтями и босые пятки почернели от побоев.

— За что её, отче? — Джулиано прикрыл нос широким рукавом рубашки, стараясь уберечься от дурного запаха.

— Известно за что — то ведьма, сын мой, — нервно озираясь, сообщил отец Бернар.

— Никогда не видел ведьм.

— Вам повезло, сын мой. Последнюю бестию в Себилье забили камнями ещё до вашего рождения.

— А чего она такая мелкая?

— Сатта́не проще соблазнить младенца. Парочка леденцов — и детская душа уже в тенётах королевы ада.

— Хм, я хочу её похоронить.

— Бог с вами, сын мой, — монах испуганно вцепился толстыми пальцами в нательный крест, — не мы вешали, не нам и хоронить. Поедемте-ка поскорее отсюда, дорога у нас дальняя.

— От чего же вы, отец Бернар, так побледнели? Или покойницы испугались? — Джулиано насмешливо сморщился.

— Эх, сын мой, с инквизицией шутки плохи. Уж мне ли не знать, — монах наставительно потряс перед лицом юноши обрубком левого мизинца, — по глупости, да по молодости довелось у них побывать. Грешен был, признаю, вот и поплатился за гордыню…

Тёмные глаза Джулиано по-новому, с прищуром оглядели ссутулившуюся фигуру старого монаха.

— Ну, если вы языком трепать не станете, так никто и не узнает о том, что я сейчас сделаю.

С этими словами Джулиано достал короткий нож и перерезал конопляную верёвку, привязанную за нижнюю ветку дуба. Тело с глухим стуком упало на землю.

— Что вы, сеньор, что вы! — зачастил монах. — Я нем как могила. Только ведь святой официум крепко умеет спрашивать, так крепко, что промолчать не удастся.

— Значит, так им и скажете, — юноша откашлялся, — что сеньор Джулиано Хосе де Грассо в трезвом уме и здравой памяти пожалел мёртвого ребёнка, снял его с дерева, а затем оттащил девочку в овраг, где и предал её земле.

Юноша ухватился за обрезок верёвки и поволок тело в ближайшие кусты. Маленькая покойница показалась ему странно лёгкой. Она плавно скользила по каменистой почве, почти не цепляясь за острый сланец и колючки.

Джулиано спиной чувствовал, как нервничает отец Бернар, неодобрительно сопя и ёрзая в телеге. Воображение юноши рисовало, как монах крутит по сторонам лысой головой и вытягивает короткую красную шею в надежде вовремя заметить непрошенных всадников или обоз, если таковые вдруг окажутся на старой просёлочной дороге, пока его подопечный совершает деяния, непотребные с точки зрения святого официума.

У корней олеандра Джулиано нашёл небольшое углубление в почве. Он устроил в нём покойницу, заложил маленькое тельце серыми камнями и прочитал короткую молитву. Вставая, юноша зацепил плечом часть цветущей кроны, и душистые лепестки алым водопадом затопили маленький холмик.

— Покойся с миром, дитя, — пробормотал Джулиано на прощанье.

До самого вечера оба путника, не сговариваясь, молчали. Джулиано был не по возрасту задумчив. Юноша жевал соломинку и хмуро поглядывал на пасторальные пейзажи с оливковыми рощами и выбеленными солнцем руинами античных развалин.

Перед закатом телега подъехала к скромной двухэтажной гостинице, увитой лозами зелёного винограда. Навстречу прибывшим вышел низкорослый хозяин в свежем переднике и, раскланявшись, подозвал мальчишку-слугу, который распряг телегу и увёл ослов на конюшню.

Утомлённые жарой и дорогой, путники торопливо спустились в прохладный погреб, отведённый хозяином на летнее время под обеденную залу. Юноша бросил потрёпанный берет на ближайший стол и с удовольствием плюхнулся на табурет, отряхивая солому с помятого камзола. Монах скромно присел рядом.

Кроме отца Бернара и Джулиано в зале находилась ещё парочка купцов в добротной одежде с массивными цеховыми знаками на груди, прыщавый слуга с крупным молодым сеньором в малиновом дублете без рукавов и монах с кислой миной, ковыряющий деревянной ложкой в постной каше. По углам висели благоухающие связки засушенных трав, лука и чеснока.

— А что, отче, не промочить ли нам горло? — спросил Джулиано улыбаясь.

— Да разве ж можно пить вино на святого Марка, — тяжело вздохнул монах, украдкой косясь на собрата в дальнем углу.

— Ваше право: поступайте, как хотите, а я себя ущемлять не стану.

Юноша подозвал мальчишку-разносчика, сунул ему горсть медных ра́месов и вскоре оказался обладателем высокого запотевшего кувшина с вином, графина с водой и пары глиняный кружек. Пряча ухмылку в усы, Джулиано наполнил кружку сверкающей гранатовой влагой и сделал несколько медленных глотков.

— Божественно! — провозгласил он.

Покусывая губу, отец Бернар смиренно наполнил кружку водою на четверть.

— Ну же, отче! Одним грехом больше, одним меньше. Замолите их завтра все скопом, приложившись к святому Престолу. Хоть какая-то выйдет для вас польза от поездки в столицу.

Монах пригубил воды и невольно поморщился. Джулиано неспешно опустошил вторую кружку и медленно наполнил её в третий раз. Красная струя вспыхнула рубинами в тусклом закатном луче, сочившемся в узкое подвальное окошко.

— Эх, Дьябо́лла-искусительница! — прошептал отец Бернар в сердцах и долил вина к себе в воду.

Перекрестив вино, монах жадно припал губами к кружке и одним духом замахнул в нутро её содержимое. Его красное лицо тут же расплылось в довольной улыбке.

— Прости мне, господь, сей грех, ибо страдаю я во имя спасения жизни Джулиано де Грассо. Аминь, — провозгласил он, наливая себе новую порцию под колючим взглядом другого монаха.

Через четверть часа мальчишка принёс Джулиано блюдо с тушёным кроликом и бобами, тарелку с горячим хлебом и ароматный козий сыр. Изголодавшиеся путники с аппетитом навалились на снедь.

Покончив с трапезой, Джулиано отодвинул тарелку, сытно рыгнул и потянулся. Его неосторожный жест пошатнул кувшин с вином, который шустрый подавальщик как раз в это время проносил мимо. Вино плеснуло алой волной и расплылось багровыми потёками по малиновому дублету молодого незнакомца.

— Сеньор, руки-крюки! Я требую, чтобы вы извинились! — за спиной Джулиано раздался слегка нетрезвый голос облитого человека.

— Прошу вас, хозяин, — проскулил его слуга, молитвенно вскидывая ладони перед собой, — довольно с нас неприятностей! Ваш отец строго-настрого наказывал вам…

— Молчи, подлец, когда разговаривают два благородных человека! — незнакомец с размаху ударил слугу в ухо. Подросток пошатнулся, схватился за щёку и умолк.

— А вы сеньор, потрудитесь-ка извиниться!

— Де Грассо никогда не извиняется перед грубиянами!

Юноша встал, гордо выпятил грудь и расправил плечи.

— Мой меч сейчас заставит вас поступиться своими принципами! — заревел облитый мужчина, выхватывая стальной клинок из ножен.

Джулиано не требовалось долго упрашивать, и он тем же манером повторил движение незнакомца.

Видя, что дело запахло жареным, купцы повскакивали с лавок и бочком двинулись к выходу, худой монах, прикрываясь широким подносом, юркнул в ближайший угол точно мышь.

— Сеньоры, пожалуйста, успокойтесь! Вы перебьёте мне всю посуду, — не слишком искренне воскликнул хозяин гостиницы. Он уже подсчитал в уме неминуемые убытки от грядущей потасовки и теперь прикидывал, как на них получше навариться. — Только не убивайте друг друга насмерть! Побойтесь бога и деву Марию!

— Я видел, как вы толкнули разносчика! — продолжал настаивать мужчина, угрожающе нацелив меч в грудь Джулиано.