Легенды древнего Крыма - Игорь Николаевич Кузнецов

шапки, самые лучшие сапоги на них надевала. Но они всегда были недовольны.

Подросли братья, бей послал их в кровавые набеги. Несколько лет гуляли они по далеким местам, домой не возвращались. Только караваны с награбленным добром к отцу посылали, отцовское сердце радовали.

Приехали наконец домой сыновья Топал-бея. Не только на руках, на сердце у них кровь запеклась. Научились страшным играм – в людей стрелять, пленных убивать. Затрепетало все кругом в страхе. Темными ночами рыскали братья по деревням, врывались в дома поселян, уносили с собой все дорогое, уводили девушек. И ни одна из них не выходила живой из замка Топал-бея.

Ехали братья с охоты через деревню Зюлейки, увидели ее, и решил каждый: моя будет.

– Молчи ты, кривоногий! – закричал один.

– Ну что ж, что кривоногий, – ответил второй, – зато я на два крика раньше тебя родился.

Разъярились братья, кинулись друг на друга. Да отошли вовремя. И сказал один другому: кто раньше схватит ее, того и будет.

Следили братья, как хищные звери, что каждый делает. И пошли оба в деревню девушки. Шли не так, как хороший человек идет. Хороший человек идет – поет, пусть все люди о нем знают. А эти шли, как воры, тихо, ползли, чтоб никто не видел.

Пришли к хижине Зюлейки. Нет там мужчин, защищать девушку некому. Каждый свой дом смотрит, а у Зюлейки нет ни брата, ни дяди.

Слышит девушка, в окно лезут. Она мать крикнула, в дверь выбежала. Ей бы по деревне бежать, а она по дороге бежит, и мать за нею.

Наконец устала Зюлейка, говорит матери:

– Ой, ой, мама, боюсь. Нет спасения нам!

Мать ей говорит:

– Беги, девочка, беги. И не бойся, дитя!

Еще дальше бежит, ноги совсем устали. А братья близко, вот они уже за спиной, оба схватили разом, с двух сторон тянут, рвут к себе девушку. Закричала она:

– Не хочу быть в руках злого человека. Пусть камнем на дороге лягу. И вам, проклятым, окаменеть за ваше зло.

Крепкое слово было у девушки, у чистой души. Стала она в землю врастать, камнем становиться. И два брата возле нее легли обломками скал.

А мать за ними бежала, сердце в груди держала, чтоб не вырвалось. Подбежала, увидела, как Зюлейка и братья-звери в камень одеваются, сказала:

– Хочу всю жизнь на этот камень смотреть, дочку свою видеть.

И такое крепкое слово было у матери, что как упала она на землю, так тоже камнем стала.

И так стоят они до сих пор в долине Качи.

А все сказанное – одна правда. Люди часто подходят к камням, прислушиваются. И тот, у кого сердце чистое, слышит, как мать плачет…

(«Легенды Крыма»)

Так был основан Бахчисарай

Однажды сын хана Менгли-Гирея поехал на охоту. Он спустился из крепости в долину. Сразу же за крепостными стенами начинались дремучие леса, полные дичи. Для охоты выдался удачный день, гончими и борзыми затравили много лисиц, зайцев и даже трех диких козлов.

Захотелось ханскому сыну побыть одному. Отправил он слуг с добычей в крепость, сам забрался в чащу, спрыгнул с коня и присел на пне у речки Чурук-су. Верхушки деревьев, позолоченные заходящим солнцем, отражались в струях воды. Только шум реки, бежавшей по камням, нарушал тишину.

Вдруг послышался шорох на том берегу Чурук-су. Из прибрежного кустарника быстро выползла змея. Ее преследовала другая. Завязалась смертельная схватка. Обвив одна другую, змеи острыми зубами рвали друг у друга куски тела. Долго длилась схватка. Одна змея, вся искусанная, обессиленная, перестала сопротивляться и безжизненно опустила голову. А из чащи по густой траве спешила к месту боя третья змея. Она накинулась на победительницу – и началось новое кровавое побоище. Кольца змеиных тел мелькали в траве, освещаемые солнцем, невозможно было уследить, где одна змея, где другая. В азарте борьбы змеи отползли от берега и скрылись за стеной кустарника. Оттуда доносились злобное шипение и треск веток.

Крым. Бахчисарай. Ханский дворец. Художник Ж.-К. Мивилль

Сын хана не спускал глаз с побежденной змеи. Он думал о своем отце, о своем роде. Они сейчас подобны этой полумертвой змее. Вот такие же искусанные убежали в крепость, сидят в ней, дрожа за жизнь. Где-то идет битва, а кто кого в ней одолеет: золотоордынцы – турок или турки – золотоордынцев? А ему и отцу его, Менгли-Гирею, уже не подняться, как этой змее…

Прошло некоторое время. Молодой хан заметил, что змея стала шевелиться, силится поднять голову. С трудом ей это удалось. Медленно поползла она к воде. Напрягши остаток сил, приблизилась к реке и погрузилась в нее. Извиваясь все быстрее и быстрее, полуживая змея приобретала гибкость в движениях. Когда она выползла на берег, на ней даже следов от ран не осталось. Затем змея снова окунулась в воду, быстро переплыла реку и невдалеке от изумленного человека скрылась в кустах.

Возликовал сын Менгли-Гирея. Это счастливый знак! Им суждено подняться! Они еще оживут, как эта змея…

Он вскочил на коня и помчался в крепость. Рассказал отцу, что видел у реки. Они стали ждать известий с поля битвы. И пришла долгожданная весть: Оттоманская Порта одолела ордынского хана Ахмеда, который когда-то истребил всех воинов Гирея, а его самого загнал в крепость на крутой скале.

На том месте, где схватились в смертельной битве две змеи, старый хан велел построить дворец. Около дворца поселились его приближенные. Так возник Бахчисарай. Двух перевившихся в схватке змей хан велел высечь на дворцовом гербе. Надо было бы трех: двух в борьбе, а третью – полумертвую. Но третью не стали высекать: мудрым был хан Менгли-Гирей.

(А. Кончевский)

Птица счастья с Соколиной горы

Встретились два соседа: бедный и богатый.

– Что ты такой грустный? – спросил богатый бедного.

– А что же веселиться, – сказал бедный, – счастья ни на что у меня нет. Говорят, есть на свете справедливость, да, видно, не для бедняков! Тебе богатство само в руки лезет, хоть ты в торговле без конца людей надуваешь, а вот мне досталось совсем не то: много детей и мало прибытку. Богачи имеют сады и виноградники в долинах, воды там много и урожаи большие, а мне, бедняку, отвели участок на бугре, под самой Соколиной скалой, что возле Ай-Петри. Вот и бьюсь, как рыба об лед. Кругом кустарник, камни. Что там будет расти? Дети мои редко когда кусок хлеба