Гесериада - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

«Туда, — скажет он, — укочевал наш Цзуру-сопляк; жив этот негодный или умер?» А вы ответьте, пожалуйста, Цотону так: Цзуру-соплячок выстроил там храм в честь Хомшим-бодисатвы, употребив для этой постройки всевозможные драгоценные материалы: и камень, и железо, и серебро, и золото, и драгоценные стекла, и свинец. Но самого-то Цзуру, должно быть, уже нет в живых: тот его дом стоит без хозяина.

17

Цзуру, заманив к себе Цотона, избивает его и опозоривает перед всем улусом

Проводив этих купцов, Цзуру занялся постройкой вокруг своего дома крепкой ограды из колючих деревьев. В ограде оставил он всего одни ворота, к которым приделал железную цепь длиною в 30 алданов. Вбив затем в землю две трехсаженных сваи, на одну из них, укрепленную у самой проезжей дороги, он приладил из железной цепи петлю, с таким разрывом, в который как раз мог бы въехать конный человек. При самом же входе в западню он положил ворох дрючьев.

Когда купцы-проезжали мимо Цотоновой ставки, он сам выехал к ним навстречу и стал расспрашивать. Тогда, выдавая наставления Цзуру за свои собственные слова, купцы рассказали ему все по порядку.

— Славно, — думает Цотон. Седлает своего гнедого, привешивает к поясу сайдак и приезжает в Энхирехойн-Цзу. Почуяв своею вещею силой, Цзуру ложится возле своей западни, притворившись мертвым. Цотон подъезжает. Конь его становится на дыбы, испугавшись дороги. Пришпоривая коня, он хлещет его по голове и ляжкам. Конь рванулся вперед и, стараясь обойти дорогу, попал прямо в железную западню. Тогда Цзуру вскакивает, подбегает, вырывает из земли одну трехалданную сваю и несколько раз обматывает цепью коня вместе со всадником. Опутав их таким образом, Цзуру принялся хлестать их дрючьем, не разбирая ни коня, ни всадника. А нахлеставшись вдоволь, вырвал он вторую сваю, точно таким же образом опутал коня цепью и пустил на волю. Гнедой вдруг понес...

— Что это Цотон-нойон, сбесился, что ли? — говорят люди. Простыми средствами его, однако, не поймаешь: давайте-ка будем ловить его, прорывая наперерез ему канавы.

А конь тем временем все несет... И носился он так целых семь суток, никакими средствами неуловимый. Тогда тибетцы всем улусом устроили на Цотона настоящую облаву, нагромоздив в три ряда телеги и идя правильной облавной цепью. И только таким образом удалось его поймать. Распутав цепь, они сняли его с коня, но Цотон еле передвигает ноги.

— Что с тобой случилось, дядюшка Цотон? — спрашивают все в один голос.

— Мимо меня, — говорит Цотон, — проезжал большой купеческий караван, и я стал расспрашивать купцов про Цзуру, помер он или живой. Уж не сочли ли эти купцы, что я побил у них отцов-матерей: наврали мне, будто он умер, а на самом деле, когда я приехал к Цзуру, тот поймал меня и вот, как видите, отделал до полусмерти.

Тогда заворчал на Цотона Цзаса-Шикир:

— Ты спрашиваешь, не сочли ли эти купцы, будто ты побил у них отцов с матерями. Ну, а Цзуру-то разве убил у тебя отца с матерью, что ты изгнал его в погибельное место, в Энхирехойн-Цзу? Бил тебя мой брат, да жалко, что не забил до смерти!

После этой перебранки весь народ разошелся по домам.

18

Цзуру и девушка Аралго-гоа

Однажды во время охоты встречает Цзуру дочь Ма-баяна, Аралго-гоа, с мешком на плечах, в котором та несла пирог с начинкой из баранины и дикого лука. Цзуру спросил ее, кто она такая и зачем пришла сюда.

— Я дочь Ма-баяна, Аралго-гоа, — отвечает девушка. — Мой отец прислал меня просить у тебя позволения кочевать здесь.

— Ладно, — говорит Цзуру, — подожди тут, а я пойду снесу это кушанье своей матушке.

Возвращается Цзуру к девушке, а та спит. Тогда Цзуру побежал в табун ее отца, притащил скинутого кобылой жеребенка, подсунул девушке под подол и будит ее. Проснувшись, та привстала, а Цзуру и говорит ей:

— Как это ты смела прийти ко мне, ты, девушка с таким грехом и нечистотой? Если предположить, что ты сошлась со своим отцом, то должна бы родить ребенка с лошадиной головой. Если б сошлась со старшим братом, должна была родить ребенка с лошадиной гривой. Сошлась бы с младшим братом — должна бы родить ребенка с лошадиным хвостом. Сошлась бы с чужеземным рабом, должен бы родиться ребенок с четырьмя конскими ногами. Ну-ка встань, распутная ты девка!

«Беда! Что же это такое говорит он мне?» И так подумав, девушка вскочила, а из-под подола у нее и выпал жеребенок.

«Ой горе, ой грех какой, какое осквернение!» — убивается девушка. Цзуру, милый! Никому об этом моем грехе не говори, а возьми меня замуж.

— Ты правду говоришь? — спрашивает Цзуру.

— Правду, — отвечает девушка.

— А коли правду, так лижи в знак клятвы мой палец. И с этими словами Цзуру уколол свой мизинец и заставил ее лизать кровь. Потом берет он хвост жеребенка, вешает девушке на шею и говорит:

— Это в знак нашего обручения! А отец твой, — продолжал он, — отец твой пусть кочует здесь один, прочие же хошунцы пусть и близко не подходят!

Девушка поехала домой.

19

Цзуру на свадьбе в доме Цотона

Цзуру продолжал охотничать, а в это время за старшего сына Цотон-нойона, Алтанту, выходила замуж Мачиха-Химсун-гоа, дочь Ма-баяна, младшая сестра Цорцстон-ламы, которому Царкин доводился дядей по матери. И вот Цористон-лама провожает невесту. По дороге встречает его Цзуру и, взяв его лошадь под-уздцы, говорит:

— Ты — милосердующий ко всем старший лама, а я — ничтожный бедняк: так подари мне, лама, что-нибудь от твоих щедрот!

— Что я могу дать тебе в данную минуту; я — человек, находящийся в пути? Завтра Цотон-нойон устраивает большой пир: приходи туда, и я покажу свою щедрость.

А Цзуру не отстает и говорит:

— Если б ты действительно собирался что дать, так разве не при тебе твой верховой конь и шуба на плечах?

— Посмотрите на дерзость этого нахала! — вскрикнул лама и хлестнул Цзуру плетью по голове. Тогда Цзуру сбросил ламу с коня и навалился на него. Тут подоспел Царкин, дядя Цзуру по матери:

— Оставь его, голубчик Цзуру, оставь, батюшка Цзуру, — просит он. — Не заводи ссоры с этим человеком: ведь если мне вступиться за Цористон-ламу, как за своего шурина, обидишься ты,