Эрика Таубе - Сказки и предания алтайских тувинцев

По варианту алтайских тувинцев создается впечатление, будто сначала можно было найти решение, одинаково приемлемое как для людей, так и для джелбеге. В одном киргизском варианте, записанном на Тарбагатае (Потанин. Очерки, II, с. 146) поручение остановить джалмауз — пейгамбар, пожирающую людей и скот, дается ежу; за это его вознаграждают золотым слитком (о еже в алтайско-тувинской мифологии см. коммент. к № 66). Герою-демиургу Сартакпаю (см. об этом коммент. к № 61) также приписывается этот подвиг (ср.: Танзаган, с. 182). В этом алтайском варианте, после того как солнце и луна не смогли помочь людям, они обратились к Сартакпаю, который забросил на луну всепожирающего семиглавого дельбегена вместе с елью, за которую тот цеплялся. К этому примыкает объяснение лунных фаз.

Дельбеген ковыряет елью луну, пока это не становится ей невыносимо, и тогда она делает дельбегену следующее предложение: пусть дельбеген съест ее до половины, а потом луна, в свою очередь, будет есть его до тех пор, пока не станет снова полной, и так все время по, очереди, но только пусть бросит ковырять ее. Поэтому луна, которая когда-то всегда была круглой, теперь то убавляется, то прибавляется.

Особенно много лунных мифов подобного типа у тюркских народов Южной Сибири и примыкающих к ним с запада районов, а также у северо-западных монгольских племен. У последних пожирателем является мапгыс, у тюркских же народов — джелбеген/йелбеген, джелбеге или джалмаус. О том. что у обоих этих персонажей, возможно, имеется общий прототип, говорит наличие семидесяти голов у мангыса в дархатском варианте Потанина. Упоминание о семиглавом существе, называемом „уеока“(джелбеге), имеется в Диване Махмуда Кашгарского (1072 г.).

О залегании джелбеге на дне озера см. № 22.

61. Истории о Сардакбане

(Тувинское название отсутствует)

Предания, циклизующиеся вокруг образа культурного героя Сардакбана, имеют живое хождение у алтайских тувинцев и до сих пор считаются рассказами о случившихся некогдаПодлинных событиях. Записи рассказов произведены в основном в июле — августе 1966 г. от следующих информантов: Байынбурээд (см. № 1, 77), Джигжин (74 лет; см. № 59, 69), кузнец Манджын (69 лет), плотник П. Хорлу (36 лет, см. № 35, 50), управляющий молочной фермой Дендев, двадцатипятилетний учитель Ш. Гагпа (по-тувински — Гакай), пастух кооператива „Алтайн оргил“ Цевек и Дж. Гакай (71 год; № 70). Большинство упоминаемых местностей, рек и озер находятся в районе сомонов Пэнгэл и Сагсай. Исключением является оз. Хара-ус- нур (по-тувински — Хар суг), в которое впадает р. Ховд (тув. — Хомду), а также местности в непосредственной близости от него, — Эх Арал, Булджин Тохой и Це- рек (сомон Зерег в аймаке Ховд), и кроме того Ак Салаа и Сарыг Догай (в сомоне Ьуянт).

Мифическая фигура по имени Сартактай, Сартактай-Кезер, Сартакай, Сартак- пай, Сардакбан известна от хребта Хангай по всему району Алтая. У алтайцев с именем Сартактая также связывается не только возникновение примечательных географических мест, но и другие деяния, характерные для демиурга (Каташ, с. 30–32). В „Аносском сборнике“ Никифорова (с. 242) имя Сартактая связывается с определенными местами на р. Кагунь; в некоторых преданиях, опубликованных Потаниным (Очерки, IV, с. 286–287), информантами которых он указывает телеутов и теленгитов, — с местами на реках Катунь и Чуя. Отдельные мотивы тувинских преданий можно обнаружить и виде знаков или в какой-либо иной форме и у алтайцев: отпечатки следов на почве, брошенный Сартакбаем и до сих пор лежащий где-либо камень и др. Они приписывают Сартакбаю и изгнание с земли всепожирающего семиглавого дельбегена (ср. № 60; см. также: Танзаган, с. 182). Алтайская форма имени Сартактай-Кезер (Потанин. Окраина, И, с. 301) устанавливает связь с Гесером, главным героем эпоса Центральной Азии, с которым в Северо-Восточном

Тибете (Амдо), точно так же как и на Алтае, связывается происхождение определенных особенностей ландшафта. В текстах двух информантов Потанина, дероетов из Улаан-гома (с. 285, № 61а, с. 287е), явственно чувствуется связь с топонимическими легендами. У обоих имеются параллели к мотиву: Хомду — приданое дочери Сардакбана, и для нее или для старшей сестры Сардакбана, выданной замуж в Китай, следует отвести туда Хомду. У обоих этих информантов имеются указания и на оскорбительные для Хомду слова Сардакбана, которые послужили причиной того, что река не потекла по каналу, вырытому для нее Сардакбаном (мотив, разъясняющий причину высохшего речного русла у Хар-ус-нура), или не потекла по нему вперед, а возвратилась назад. Торгут (Потанин. Очерки, II, с. 170, там же и другие западномонгольские легенды) приписывает герою Сартактаю выемку на правом берегу Хомду, близ Хар-ус-нура, отходящую от реки. По этому каналу герой в легенде в один день доскакал до Пекина.

У Потанина (Очерки, IV, с. 285 и далее, № 61а) оскорбление заключается в том, что Сартактай говорит, будто отвести реку было не труднее, чем надеть недоуздок на верблюда. Буквально:

Теперь я овладел тобой, вода,Не как верблюдом, а как верблюжонком.Не как конем, а как жеребенком,Не как быком, а как теленком,Не как бараном, а как ягненком.

Потанинский текст на с. 287е содержит вариант стихов:

Повернув, повернув, будь ты теперь Эх Аралом…

Это явное наставление властителя реки водам Кобдо и идентификация Эх Арала и Булджына как местностей, расположенных в нижнем течении этой реки.

Указанию на то, что в отведении реки кроме Сардакбана принимал участие и второй герой (Мемли), соответствует роль сына у алтайцев (ср. также: Радлов. Образцы, IV, с. 188, и Танзаган, с. 269) и дербетов, согласно которой второй участник всегда мешает завершению работы.

Значение имени Сапдакбан, состоящего из сардак + бан (уменьшительный суффикс), невозможно объяснить на основе тувинского языка. Если принять во внимание, что в № 66 упоминаются сарты и что сартский и алтайско-тувинский варианты „Бёген Сагаан Тоолая“ (№ 5; ср.: Taube. Das Marchen von Bogen Sagan Tolaj) поразительно близки, то следовало бы указать на этническое название „сартак“, „сарт“, которое встречалось у монголов в качестве имени (ср.: Spuler. с. 243). Мне кажется более уместным искать связи значения имени Сардакбан или с названием рода сартов у алтайцев (который, возможно, и происходит от этнического названия „сарты“), или со значением „марал-одногодок“, которое, по Радлову („Опыт словаря“), имеет слово „сардак“ у сагайцев и койбалов, т. е. „марал-одногодок“. Семантически к такому значению подошло бы имя Мемли, что значит или млекопитающее животное, или сосунок (мами — „грудь“, „сосок“; ср. у Радлова османское мамали — „млекопитающее“). Если понимать „мемли“ как „грудной ребенок“, то можно обнаружить связь с сыном Сартактая, который по преданию алтайцев является вторым участником в деяниях Сартактая. Есть еще и другая возможность — толковать обоих демиургов как животных, ведь в начале центральноазиатских генеалогий первопредками выступают животные (напомним о рогатой маралухе, родоначальнице рода бугу — см. коммент. к № 36). Богатство легенд о Сардакбане и отражение в них специфического пейзажа Цэнгэла, несомненно, являются доказательством того, что тувинцы относительно давно населяют этот район.

К вопросу о персонаже Сардакбан см.: Сампилдэндэв С. О Сартактае. — Олон улсын монголч эрдэмтний III их хурал, боть, Улаанбаатар, 1977, с. 253–257. Что касается связи Сардакбана с водой и реками, то можно вспомнить древнекитайского мифического императора Юя (Да Ю), проводящего каналы, исправляющего русла рек и борющегося с потопом (см.: Мифы народов мира, II, с. 678).

62. Легенда о Бургане Башкы и Очирваане

(Бурган Башкы Очирваан дугайы домак)

Записано от старика по имени Дюгер (прозвище — Косой Дюгер) в середине августа 1966 г. в Сыраалыге.

Ср. TCV 166.

Распространение: тув.: (1) Катанов, с. 963; (2) Радлов. Образцы, IX, с. 45, № 349; монг.: (3) Потанин. Очерки, IV, с. 269 (дербет.).

В „Записках“ Потанина Бурган Башкы и Очирван фигурируют в Северной Монголии в числе богов-демиургов (Очерки, IV, ч. 4, № 54, 47. Сотворение мира и человека). В варианте (3) нашей легенды Бурган Башкы тайно опрокидывает пиалы, которые он и Май-Тэрэ (санскр. Майтрейя) держали в руках во сне. Май-Тэрэ проклинает его: „Твое время будет временем воров!“ („Теперь как раз и есть это время Бургана Башкы“, — поясняет рассказчик). В варианте (1) [= (2)], записанном Катановым 22 июня 1889 г. на р. Серлиг, ламаистский налет отсутствует, но построен он менее логично. Персонажи сказки — братья-ханы и их сестра девица Оруз (= „русская“, возможно, смутное отражение образа Екатерины II), Эджен (по-монгольски „властитель“; имеется в виду, конечно, китайский император) и Эр- лик (властитель нижнего мира и судья над душами умерших). Эрлик опустил в свою пиалу цветок (для чего — не сказано), младший Эджен переложил его в свою пиалу. Тогда Эрлик проклял его: „Твои подданные будут обманщиками и ворами!“ Так и случилось. Эрлик стал дьяволом, девица Оруз отправилась в Россию и стала царицей. В обоих вариантах, как и в предложенной нами легенде, речь идет о том, кто должен стать властителем мира людей.